Страница 3 из 4
– Какого черта!!
От неожиданности Наташка потеряла равновесие и плюхнулась в кресло. А меня понесло:
– Какого черта делают здесь все эти люди? А?! Кто они тебе? Друзья? Родственники? Может быть- собеседники?
– Алён! Ну, ты чего… ну, позажигал народ немного… Чего ты вдруг взбесилась!
– Я взбесилась?!! Да… я взбесилась! Потому что ты напустила в квартиру всяких уродов, устроила вокзал… Заваливай кто хочешь! Ни имени, ни адреса!
– Но, ты же сама хотела оторваться, что-то про дух Свободы пела, про какую-то там взрослую жизнь! – попробовала огрызнуться Наташка. – Я ж для тебя старалась.
– Старалась, да перестаралась! Свинством тут пахнет, а не свободой! И кому это все потом разгребать? Тебе? Мне? Или маме с папой?
– Это ты из-за этого брюнета так завелась? – догадалась вдруг сообразительная подруга и поспешила меня успокоить. – Да, узнАю! УзнАю я тебе и имя его, и адрес!
Наташка попала в самую точку и это разозлило меня еще больше:
– Значит так – или ты сейчас же выпроваживаешь отсюда всех своих гостей, или ухожу я!
По всей видимости, я была убедительна. Наташка послушно поднялась и поплелась искать Витька. Без его помощи нам с гостями было никак не справиться.
В родительской спальне тусовка «зависала по полной»: курила, сбрасывая пепел на пол и в горшки с цветами, заливалась пивом, травила анекдоты, тискалась, ржала и громко общалась между собой, заглушая истошно орущий магнитофон. Я пробралась сквозь дым и беспорядок к столу и нажала кнопку. Возникшая вдруг тишина застала гостей врасплох. Они разом смолкли, беспомощно озираясь по сторонам. Тишина действовала на загаженные попсой мозги так же разрушительно, как их музыкальный отстой на нормальных людей.
– Эй, ты чиво? – первым вышел из стопора рыжий конопатый парень, пытаясь протиснуться к магнитофону. Но я предупредительным жестом выдернула из гнезда шнур и, намотав его на руку, сказала:
– Всё, время отчаливать по домам и подворотням!
– Натаха, я не понял, а чё она тут командует, а? Она чё, типа крутая? – попытался натравить на меня подругу странноватый парень с глазами попавшей под трамвай лягушки.
– Да, я уже крутая! А ты еще всмятку. Поэтому убедительно прошу тебя и всех твоих недоваренных друзей встать и валить отсюда по-быстрому! Считаю до трех, – отбила я нападение, бесстрашно помахивая шнуром перед лицом пучеглазого.
– А ведь она в натуре нарывается! – полез он в бутылку, поднимаясь.
– Ладно, народ, сваливаем. Всё равно хотели по бульвару перетрястись, – встал между нами рыжий, но уже в дверях, на всякий случай «наехал»:
– Борзеешь, девчонка, смотри нарвешься.
– Нарываться для меня святое: то на мину наступлю, то в дерьмо вляпаюсь, – засмеялась я.
Углядев за моей спиной подоспевшего Витька, рыжий набычился, но продолжать спор не стал, а медленно пошел на выход. Следом за ним потянулись остальные гости. Уже через четверть часа мы с Наташкой, опять же не без помощи Витька, освободили квартиру от невероятного количества мусора: пластиковых бутылок, баночек из-под пива, пустых пакетиков из-под чипсов и арахиса, конфетных фантиков и упаковок презервативов. А потом три с лишним часа самоотверженно чистили ковры, отдирали прилипшие намертво жвачки и драили полы. А после, выпроводив Витька, смертельно уставшие, но очень гордые собой, долго отмокали в ванной. Отлежавшись, тщательно терли друг другу спины и плечи, дурачились, взбивая к потолку хлопья пузырчатой пены, и даже целовались, подражая кому-то из американского кино. Потом валялись в спальне на шелковых простынях, делали маникюр и делились невинным девичьим опытом и буйными чувственными фантазиями.
Ночью мне приснился парусник с алыми, бьющимися на ветру парусами. На залитой солнцем палубе стоял капитан Грэй с невероятными синими глазами и смотрел на меня с такой любовью и нежностью, что я проснулась от стука собственного сердца, готового выскочить из груди. «Вот, дура! Романтичная…» – обозвала я саму себя мысленно, понимая, что пропала.
Эти синие глаза не давали покоя мне, а я – Наташке. Вот уже третий час подряд она добросовестно обзванивала всех своих гостей, пытаясь получить хоть какую-то информацию о загадочном герое моего книжного романа. Но никто ничего о нем не знал. В какую-то минуту мне даже стало казаться, что Его вовсе не было. Странная таинственность, окутавшая неясный образ, воспаленные девичьи мечты и тайные желания, сделали своё дело – я СМЕРТЕЛЬНО влюбилась. В мальчишку без имени. В мальчишку ниоткуда. В мальчишку с глазами цвета неба.
Тем временем мои родители не на шутку переполошились, подняли на ноги полгорода и на третьи сутки подключили к поиску папиного друга, частного детектива. Константин Дмитриевич молниеносно вычислил место моего обитания и уже к вечеру следующего дня меня с позором и упреками депортировали домой.
В машине мама рыдала навзрыд, а по приезде домой перестала со мной разговаривать. Папа, напротив, был чрезвычайно многословен. В течение часа он взывал к моей безвременно уснувшей совести и был так убедителен и логичен, что, в итоге рыдала уже я, горькими покаянными слезами на широкой отеческой груди.
После этой истории папа стал необычайно заботлив и внимателен. Его интересовало все: что я ем, где бываю, кому звоню. Чего нельзя было сказать о маме. Её реакция оказалась совсем иной. Мама, затаив то ли обиду, то ли злость, держалась со мной подчеркнуто холодно и отстранено вежливо, заставляя меня плакать по вечерам в подушку тихими беспомощными слезами.
К тому времени бизнес Кристины набирал обороты, фирма стремительно разрасталась, подминая под себя конкурентов и новые территории. А после того, как один из её соучредителей неожиданно уехал в Австралию на ПМЖ, мама и вовсе «заболела» идеей партнерства, практически перестав бывать дома.
Последней каплей, переполнившей чашу отчаянья, стало мое шестнадцатилетние, о котором мама попросту… ЗАБЫЛА.
Я пожертвовала в этот вечер всем: «пати» с друзьями, девичником с близкими подругами и даже подаренным Наташкой билетом на концерт обожаемого мной «Океана Эльзы».
Наташка беспросветно и, как мне кажется, абсолютно справедливо, обиделась. С самого обеда и до вечера я накрывала праздничный стол. Готовила всякие вкусности, расставляла свечи, сворачивала хитрым способом ажурные салфетки, раскладывала по фен-шую фрукты и цветы. Маленькие трогательные букеты угасающих астр. Сотню раз я набирала номер любимой подруги, готовая выдать на гора самую искреннюю и покаянную речь. Столько же раз я звонила маме. Часов в девять вечера я в последний осуществила попытку до них дозвониться, выслушала длинные безответные гудки и пошла уговаривать папу надеть парадный костюм.
Папа вышел из комнаты нарядный и очень торжественный, держа перед собой небольшую бархатную коробку. Я открыла и обомлела. Это было настоящее бриллиантовое колье. Пусть не вычурное и массивное, пусть с небольшими осколочками, но самое что ни есть настоящее. «Взрослый подарок для взрослой дочери», – улыбнулся папа, считывая мой восторг и нежно целуя, – «С днем рождения, моя хорошая…»
«Папа… ты… Ой, папа… ты самый лучший», – лепетала я, не в силах оторваться от зеркала.
Мы прождали маму до полуночи. Но она так и не появилась. И не перезвонила. На мою попытку дозвониться автоответчик беспристрастным голосом офис-менеджера попросил оставить сообщение. Мобильный телефон гнусно констатировал: «Ваш абонент недоступен или находится вне зоны действия сети…».
Я закрылась в ванной. Рыдала долго и безутешно. Мама была от меня вне досягаемости…
Папа впервые в жизни напился и уснул тут же, за столом, среди поплывшего стеарина, поникших астр и остатков праздничного торта.
Наутро обида прошла. Появилась злость. И стала разъедать меня изнутри, как ржавчина. Даже после запоздалых маминых извинений, длительных объяснений, искренних поздравлений и целой кучи подарков, злости не стало меньше. Я равнодушно выслушала сбивчивый мамин рассказ о том, как они с Кристиной застряли в одном из филиалов фирмы, где якобы нет ни одного нормального телефона, а мобильный, как назло, не берет – и почувствовала, как во мне вызревает план мести.