Куншт-камера

Клюшкин долго отрыгнул перегаром с селедочным запахом, после чего обтер руки об рваную тельняшку, почесал грязным пальцем волосатое пузо, сквозь дыру на пупке, и, чему-то усмехнувшись, зачадил недельным окурком.

– Так что, как видите, я с вами предельно откровенен, Мария Сергеевна. Жених я, конечно, видный и на зависть, но характер у меня, сами понимаете, не сахар. Так что…

Клюшкин затушил об стол окурок, задумчиво почесал селедочным хребтом голову, отправил этот хребет в рот и, слюняво жуя, посмотрел на трепещущую Марию Сергеевну:

– Так что, либо решайтесь, но тогда и меня принимайте таким, какой я есть, хоть это и не принесет нам обоим счастья. Или не решайтесь и проваливайте к чертовой бабушке. Но в этом случае хуже всего будет вам, когда осознаете, какого драгоценного человека вы навсегда прохлопали!

Клюшкин долго отрыгнул, поднялся, почесал чресла и, продолжая чавкать, ушел в уборную, чем Мария Сергеевна и воспользовалась, быстро подхватив плащ и выскочив из квартиры.

Обиженные

Виктор Валентинович настолько обиделся на Маргариту Валерьевну, что даже отказался откушать приготовленный ею суп.

Это, конечно, жутко разозлило Маргариту Валерьевну. Она назвала Виктора Валентиновича болваном и пребольно стукнула его по голове грязной поварешкой.

Тогда Виктор Валентинович обиделся еще сильнее, и, назвав Маргариту Валерьевну глупой дурой, бросил в нее тарелку с супом, которая, разбившись об стену, начисто заляпала новое вечернее платье Маргариты Валерьевны.

Маргарита Валерьевна, от таких закидонов Виктора Валентиновича, назвала его свиньей и бросила в отместку кастрюлю с супом, которая пребольно попала Виктору Валентиновичу в голову и слегка обварила супом лицо, уши и причинное место.

Виктор Валентинович, совершенно потерявши от возросшей обиды голову, после некоторой беготни с подвываниями по квартире и замачивании ожогов марганцовкой, назвавши обидчицу распутной бабой, хватил Маргариту Валерьевну дубовым креслом, разломав его об ее спину.

Тут, конечно, Маргарита Валерьевна возмутилась окончательно и, назвавши Виктора Валентиновича суррогатным козлом, так отходила его тяжелой чугунной сковородкой, что Виктор Валентинович на некоторое время совершенно перестал что-либо соображать в целом и разговаривать в частности.

Видя плачевное состояние Виктора Валентиновича, Маргарита Валерьевна сжалилась над ним и, назвавши сирым и убогим, ласково погладила его по обваренной и проломленной в нескольких местах голове.

От такой ласки, Виктор Валентинович совершенно остыл и успокоился и, назвавши Маргариту Валерьевну гадиной, заулыбался и заключил ее в свои объятья.

После они поцеловались и, перекусив остатками вчерашнего ужина, удалились в опочивальню.

Поменялись

Виктор Никанорович отправился в гости к Петру Васильевичу, но не застал того дома, отчего немного обиделся, так как Петр Васильевич сам же его и позвал не далее как третьего дня. Впрочем, сказать, что он не застал Петра Васильевича, будет не совсем правильно, так как Петр Васильевич на самом деле был дома и сидя за дверью, тихонько хихикая в кулак и показывая язык в замочную скважину, попросту не стал открывать дверей. Но Виктор Никанорович конечно ни о чем таком не догадывался, а потому просто решил, что того нет дома.

Поскучав немного в подъезде, Виктор Никанорович, вырезав перочинным ножиком на дверях Петра Васильевича различные нехорошие слова и пожелания хозяину дома, и подпалив тому почтовый ящик со свежими газетами, отправился восвояси. Он, правда, подумывал, еще было, нагадить Петру Васильевичу на коврик, но тут возмутилась соседка, подсматривающая в замочную скважину. Поэтому Виктору Никаноровичу пришлось спешно покинуть подъезд, на ходу застегивая штаны.

Когда он ушел, Петр Васильевич выглянул из-за дверей и, увидев учиненные тем безобразия, твердо порешил требовать сатисфакции, для чего прихватив старенькую берданку, отправился в гости к Виктору Никаноровичу. Однако, выйдя из подъезда, Петр Васильевич почувствовал острое разочарование и глубокую обиду, так как совершенно ясно вспомнил, что не имеет ни малейшего понятия о том, где, собственно, проживает Виктор Никонорович.

Сокрушенно вздохнув, Петр Васильевич вернулся обратно, но к собственному удивлению совершенно не смог попасть в квартиру, так как ни один ключ не подходил к подозрительно новым замкам. На звонки, стуки и стрельбу из берданки по двери ни кто не отвечал, и поэтому Петр Васильевич решив, что никого нет дома, вырезал на двери нехорошие слова, поджег газеты в почтовом ящике и, нагадив на коврик, гордо удалился.

Соседка, конечно, хотела помешать ему в этом, но, заприметив в руках Петра Васильевича берданку в диспут вступать не стала.

А Виктор Никанорович, меж тем, сидел за дверью и, тихонько хихикая в кулак, показывал язык в замочную скважину.

Вкусное мясо

Виктор Николаевич сидит за столом и кушает мясо с гарниром. Мясо очень вкусное, но без махонькой стопки водочки, налитой из запотевшего графинчика, идет не очень хорошо. Оттого осторожно немного налив, Виктор Николаевич оттопыривает мизинец и аккуратно взявши стопочку подносит ее ко рту.

Но выпить не успевает, так как распахиваются двери и в столовую буквально врывается Маргарита Петровна в невообразимом наряде. Она, размахивая руками, прыжками допрыгивает до стола, корчит Виктору Николаевичу сатанинскую рожу, выхватывает стопку и со всего маху швыряет ее в стену, от чего стопка разлетается на сотню осколков. Засим, проревев нечто нечленораздельное, Маргарита Петровна прыжками покидает столовую, громко хлопнув дверьми.

Виктор Николаевич некоторое время скучает в легком шоке, пуская слюну из открытого рта прямо в тарелку с мясом. Затем, немного придя в себя, он осторожно выглядывает за двери и, не обнаружив там экстравагантную Маргариту Петровну, возвращается к столу, с целью продолжить прием пищи. Мясо по-прежнему очень вкусное и по-прежнему идет не очень хорошо, и ввиду отсутствия стопочки Виктор Николаевич решается отпить непосредственно из запотевшего графинчика. Оттопырив мизинец, он аккуратно берет графинчик за горлышко и подносит ко рту…

Придя в себя от очередного шока, Виктор Николаевич вытер слезы, стряхнул с себя осколки графинчика, хватил тарелку с мясом об стену и растоптал гарнир. Затем в гневе перевернул стол, выбросил стул в окно, изорвал на себе манишку и ушел из дома, громко хлопнув входными дверями…

Зря стушевался

Петр Петрович, выкушавши графинчик водочки под соленые грибки, сидел теперь развалившись на стуле, и с благодушной улыбкой слушал благоглупости, которые тараторила раскрасневшаяся после бутылки красного вина Ольга Семеновна.

– Экая курва, – думал Петр Петрович, рассматривая Ольгу Семеновну, – Посмотри только, как языком метет! Что бы ты, интересно, запела, ежели бы тебе вилкою в глаз тыкнуть?

Петр Петрович с сомнением покосился на вилку, но эксперимент ставить не стал, а откупорил второй графинчик и бутылку красного.

– Давайте-ка, любезная Ольга Семеновна, хватим с вами на брудершафт! – сказал он, разливая напитки по граненым стаканам.

Ольга Семеновна на секунду остановила поток красноречия, согласилась, они выпили, трижды облобызались и Петр Петрович вновь благодушно раскинулся на стуле, а Ольга Семеновна открыла плотину красноречия.

– Нет, – подумал Петр Петрович, – Пожалуй, вилка в глаз – это безвкусица. Да и потом: как лежать в одной постели с дамочкой, у которой из глаза бесцеремонно торчит вилка? Можно и самому невзначай в потемках наткнуться…

Петр Петрович с сожалением вздохнул и предложил Ольге Семеновне еще раз выпить на брудершафт.

Ольга Семеновна было согласилось, но тут ее стало безудержно тошнить, и она убежала в уборную.

– Вот черт! – вслух выругался Петр Петрович, – Надо было все-таки не тушеваться – все равно не видать мне нынче ночью любовных утех!..