Всадник

Всадник

Линар Ильясов

Всадник без лошади всего лишь человек. Лошадь и без всадника остается лошадью

© Линар Ильясов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Необъятна, безгранична, подобно бесконечному небу, привольная степь. Бежит,… бежит стремительно по ней дикая лошадь, не знающая пут. Бег её неудержимый завораживает: взгляд глаз горящих устремлён за горизонт, к звезде сверкающей в неведомой дали, огонь в них – словно молния живая; и ржание её серебряным дождём пронзительно звенит, призывая ветер и гром; и ветер тот, вплетаясь в гриву короткую и хвост развевающийся – тарпана скачущего крылья; и гром тот, с трудом великим не отстающий от топота копыт, содрогающего земли – благословление небес прекраснейшему из созданий.

Предвестник зари, разгоняющий туман – тарпан, взвивающийся на дыбы, – сама суть и душа привольных степей, их истинная краса. Так было…

Люди, слабые ещё на заре своей истории, были беззащитны в открытой степи, полной острозубых и быстроногих врагов; они не смели выходить на её просторы и прятались в густых лесах. Долгое время, очень долгое, тарпан был хозяином Степи. Человек мог лишь смотреть на него издали, из-под сени приграничного леса… с опаской и почтительным восхищением – радуясь, если его хитрость и сообразительность позволяли ему сделать своей добычей одну из ослабевших и медлительных лошадей.

Люди осмеливались иногда выходить в Степь: – то были отряды отважных охотников, когда в плохие годы в приграничных лесах исчезала дичь и их племена испытывали нужду и голод. Бывало и так, что одни народы, пережив несколько благоприятных для них лет, вдруг начинали испытывать потребность в расширении своих территорий; или другие – наоборот, не в силах более претерпевать нужду и бедствия, насылаемые таинственными разгневанными силами, решали перейти на новые места обитания, ожидая лучшей судьбы. И вспыхивали под покровами лесов жестокие кровавые войны, в которых не было пощады никому. Слабые, малочисленные племена гибли в этих войнах, или вынуждены были выходить, пытаясь спастись, в открытую степь, где большинство из них всё-таки погибало. А некоторым удавалось – несомненно, с благоволения доброжелательных духов – пройти открытые пространства и найти новые благоприятные места, на склонах приграничных со Степью гор или в необитаемых доселе зелёных долинах и лесах.

Но ни один из народов не мог освоить бескрайних просторов великой Степи. Многие племена, научившись выращивать злаки, или даже разводить скот прирученный, сумели заселить некоторые из долин степных рек, но хозяевами Степи они не являлись, крепко привязанные способом своего существования к небольшим возделанным полям у самой воды. Степь – это необъятные бескрайние пространства, и медлительному человеку не угнаться в ней за быстроногой дичью и не укрыться от быстроногих хищников, а это всегда означало для него гибель.

И, наблюдая за бегом дикой лошади, он мог лишь мечтать – это его божественная благодать, великая надежда и вдохновение, единственное, что так возвысило его над остальными созданиями, – о безудержной скорости и о полёте.., о владычестве над всем пространством, обозримом и необозримом. Но долгое время это была мечта несбыточная…

В тех краях, где деревьев становится всё меньше, от недостатка влаги уступающих постепенно территории сухим степям, подступающим с жаркого юга, жило небольшое племя людей, и само существование их было под угрозой. Лишь половина из них пережила последнюю зиму.

Предки их жили когда-то у Светлой Воды, в краю лесов и зелёных лугов. Духи Светлой Воды и самих небес покровительствовали им тогда. Счастлив был этот народ – народ отважных воинов, пришедший когда-то с востока, с зелёных, крытых лесами, гор и завоевавший, в войне с местными жителями, ту щедрую, благодатную страну Светлой Воды. Во множестве водилась там разнообразная дичь, а сама река и питающие её ручьи были богаты рыбой. На умело обработанных полях, никогда не знавших засухи, вырастали обильные урожаи проса и ржи. Мужчины были охотниками и рыбаками, а также возделывали поля; женщины растили урожай и собирали на склонах зелёных холмов ягоды, а в низинах сочные, питательные коренья. Дома их, сложенные из отёсанных брёвен, надёжно укрывали от зимней стужи и буранов. Но было это очень давно – память о тех временах хранилась лишь в старых преданиях. Легенды о древней родине, о стране Светлой Воды, воспринимались уже как сказания о недосягаемой сказочной стране, о несбыточной, волшебной мечте о счастливой жизни.

Нашествие лесовиков с севера – не знакомых даже с металлическим оружием, но великих числом – положило начало длительному, длившемуся в течение жизни нескольких поколений, упадку, сопровождавшемуся постепенным оставлением своих территорий и отходом к югу. Нескончаемые теперь войны с бывшими соседями, не желавшими делиться своими угодьями, всё более и более ослабляли народ Светлой Воды, и не мог он нигде закрепиться и назвать какую-либо землю своей. С севера не утихал напор диких лесовиков, на западе возгорелась череда войн, вызванных приходом краснолицых, а на востоке – заселённые сильными многочисленными народами Зелёные горы, куда не было пути.

Народ Светлой Воды таял: женщины, старики и дети гибли от голода, ведь мужчины, вместо охоты за дичью, сами гибли в бесконечных стычках. И слышался по ночам со всех сторон угрожающий шёпот враждебных духов…

Был лишь один путь: туда, где открытых пространств становилось всё больше, а лесов меньше – на юг.

И настал момент, когда оставалось или погибнуть под ударами врагов, или выйти в открытую Степь, о которой были известны лишь страшные сказания, неотличимые от вымысла…

1. Шелест в листве

Перевалил за половину один из удушливо знойных дней конца лета. На вершине холма, от которого к северу и востоку ещё можно было увидеть редкие деревья, чаще растущие поодиночке, чем группами, а к западу начиналась лишь раскалённая солнцем равнина, стоял совсем ещё молоденький юноша. Правой рукой своей он опирался на дротик с наконечником из кремня. На худое по-мальчишески тело была надета кожаная безрукавка, украшенная цветными узорами; штаны его, сшитые из шкуры оленя, были перетянуты на бедрах кожаным поясом, за который была заткнута небольшая палица из крепкого дуба, с торчащими из верхней утолщённой части кремниевыми шипами; обут же он был в сапоги, кожаные внизу и с голенищами из шкуры рыси. Волосы его длинные, достающие до плеч, были черны и заплетались у висков в две косички.

Юноша стоял и смотрел на запад, на горизонт, теряющийся в знойном мареве. Он стоял уже очень долгое время. Неподвижная поза его говорила о терпеливом ожидании, а лицо и чёрные глаза выражали великую надежду и вместе с тем великую тревогу. Лишь сухая степь простиралась перед ним, голая, казавшаяся безжизненной…

Вдруг он услышал позади себя приближающиеся шаги и, оборачиваясь, услышал своё имя.

Это была женщина в длинном, до пят, одеянии, ярко украшенном разноцветными узорами и бахромой. Седые волосы её обвивала синяя лента со знаками её рода, а три собачьих хвоста, свешивающихся с её левого плеча на грудь, говорили о том, что она – одна из матерей Выслеживающих Псов, разведчиков и дозорных племени.

– Длинноволосый, твои ожидания напрасны. Шестой день уже проходит. Мои храбрые сыновья не вернутся из выжженной земли. – В голосе её прозвучала печаль. Но она не поддалась чувствам и, лишь раз окинув западный горизонт взглядом, продолжила: – Идём, Длинноволосый.

Ослушаться мать нельзя и юноша не посмел даже возразить: если она говорит идти за ней, значит так нужно, и, притом, не ей самой – матери заботятся обо всём племени. Длинноволосый, не сказав ни слова, пошёл за ней, продолжая, правда, оглядываться, побуждаемый надеждой увидеть возвращающихся, тех, кого все так ждали…