Страница 12 из 34
Прокл огляделся, и, убедившись, что никто не обращает на них внимания, тихо заметил:
– Не сказал бы. Их власть с каждым днём кажется менее прочной, но так продолжается все тринадцать лет их правления. Особых потрясений в последнее время не было. Они пытаются укрепить своё положение, и многие этим недовольны. Их методы становятся грубее, а доступ к управлению государством для тех, кто не слишком близок их семье, практически закрыт.
– Похоже, твоё мнение о них не изменилось, – вмешался Финний. – Ты поэтому никогда не пытался возглавить какую-нибудь коллегию?
– Верно. Люди, способные убить олимпийского чемпиона, недостойны власти, и служить им мне претит.
– Ты всегда был идеалистом, Прокл. Я знаю – Кимон был не только твоим родственником, но и почти отцом, а третья победа в гонке тетрипп могла дать ему величайшую славу…
– Третья? – прервал брата Диадор. – Насколько я помню, свою вторую победу он подарил Писистрату ради возможности вернуться в Афины, так что победителем тогда стал тиран Афин, а не Кимон. Подари он Писистрату и третью победу, может, остался бы жив.
– Боюсь, попытки договориться с такой властью слишком дорогое удовольствие, и чем дальше, тем дороже, – в словах Прокла слышалась горечь.
– Ладно, довольно вспоминать прошлое, – прервал Диадор. – Ведь Кимон погиб больше десяти лет назад. Знаешь, мне тоже было жаль его. Писистрат и его сыновья могли завидовать его победам, а я ими восхищался. Они приносили славу Афинам. Ведь до Кимона был только один трёхкратный победитель в гонке колесниц – и тот из Спарты.
– Кто? – поинтересовался Гектор, который в течение всего разговора не столько слушал, сколько глазел по сторонам в поисках приятелей. Отец никогда не пытался привить ему любовь и интерес к политике, спорт же интересовал его, сколько он себя помнил.
Взрослые, уже позабывшие, что находятся на празднике, поначалу растерялись, но Прокл почти сразу ответил:
– Его звали Эвагор. Праксидам знал его – они вместе выступали на играх. Кстати, – обратился он к братьям, – в Спарте в прошлом году появился новый царь – Демарат.
– И кого из двух царей он сменил – Клеомена или Аристона?
– Аристона. Демарат – его сын. Клеомен по-прежнему правит, и он достаточно молод, чтобы стоять во главе государства ещё долго.
– Да уж, на счастье Гиппия. Ведь у него со Спартой весьма тесные отношения.
– Не думаю, что они так уж прочны, а Гиппий, к тому же, связан и с врагом Спарты – Аргосом. И потом, Спарту всегда больше волновали внутренние дела Пелопоннеса, чем всей Эллады.
– Боюсь, это продлится недолго. Скоро всем нам придётся заниматься делами Эллады. Мы с Финнием давно не были на родине, но, поверьте, некоторые вещи виднее со стороны, – голос Диадора понизился, словно он боялся высказать то, что хотел.
– Ты имеешь в виду персов? – спросил Прокл. – Что ты узнал?
– Дарий силён, как никогда. Несколько лет назад он провёл успешный поход против саков-массагетов – это племена, что живут на восток от Каспийского моря, те самые, которые погубили персидского царя Кира. Государство, созданное Киром, Дарий держит твёрдой рукой, а ведь это огромная территория – от Ионии и Вавилона до самой Индии, не считая Египта и Финикии. Эти страны платят ему огромную дань, всюду он ставит своих наместников-сатрапов и верные гарнизоны. Победа над саками так его раззадорила, что теперь он задумал пойти против скифов.
– Он уже давно собирается.
– На этот раз дело серьёзное. Он готовит огромные силы. По дороге из Понта я побывал на Херсонесе Фракийском у Мильтиада. Он подтвердил, что Мандрокл с Самоса будет строить для Дария мост через Боспорский пролив. Это неспроста. Мне показалось, что Мильтиад и сам не знает, как ему быть. С одной стороны, приходится считаться с персами, с другой – он не из тех, кто любит подчиняться. Кому понравиться быть персидским ставленником вместо того, чтобы оставаться единоличным тираном Херсонеса? Да что я говорю, ты знаешь своего родственника получше меня.
– То, что мы из одного рода, и он – сын Кимона, не значит, что мы хорошие друзья. Мы редко находили общий язык, к тому же, он в основном жил на Херсонесе. Однако если он растерян, это действительно серьёзно. Как бы я к нему ни относился, его умение разбираться в любой ситуации меня с детства восхищало.
Внезапно разговор прервал какой-то шум и движение в толпе.
– Что происходит? – увлечённые беседой Прокл и Диадор только теперь заметили, как вокруг поднялось странное волнение. Со всех сторон толпу окружали телохранители Гиппия, и помаленьку люди оказались в кольце вооружённых охранников во главе с тираном. Все вокруг перешёптывались и, вытянув шеи, взволнованно и обеспокоенно оглядывались по сторонам.
– Всем положить оружие на землю и отойти к стене! – команда прозвучала решительно, а угрожающие позы дорифоров не оставляли сомнения: попытка сопротивления ничего не даст. На землю полетели копья и щиты. Несколько телохранителей полезли в толпу, выискивая оружие.
София придвинулась к Гектору, прикрывая его от охранников. Прокл, в свою очередь, подошёл к жене.
Послышался торжествующий вопль, и какой-то дорифор поднял вверх кинжал, отнятый у одного из присутствующих. Деревянная рукоять была украшена бронзовым ажурным навершием в виде сфинкса с тёмно-красным камнем в одном глазу. Камень из второго глаза выпал и остался валяться на дороге. Кинжал не был частью воинского снаряжения для праздника, а то, что владелец попытался его скрыть, вызывало подозрения. Очевидно, дорифоры искали подозрительных лиц. Пятеро охранников набросились на владельца кинжала и начали избивать его, хотя тот и не пытался сопротивляться. Толпа заволновалась, но никто не осмелился вмешаться.
Когда охранники отошли от своей жертвы, понять, жив ли мужчина, было невозможно. София отвернулась, крепко прижавшись к мужу и стиснув руку сына. Гектор ошарашенно смотрел на происходящее, и при виде окровавленного, покрытого пылью тела ему стало тошно. Он не понимал, что происходит, но не мог не жалеть скорчившегося в три погибели человека, которого почти покинула жизнь. Гектор много слышал о смерти, но это были героические смерти в сражениях во имя своей страны или ради открытия новых стран. Спортсмены гибли на состязаниях, его друг утонул в море, но то были обычные смерти, несчастные случаи, воля богов, а вот с такой гибелью ему сталкиваться не доводилось.
Мальчик видел, как напрягся отец, видел братьев, которые, стиснув зубы, наблюдали за избиением, видел белое лицо матери, переводившей взгляд с охранников на Гиппия и обратно. Люди словно оцепенели, покорённые кучкой чужестранцев-наёмников. Ожидание продолжалось долго, и солнце успело высоко подняться над горизонтом. Наконец к Гиппию прискакал взмыленный гонец и что-то тихо передал ему на ухо. По знаку тирана телохранители бросились к нему, прихватив избитого мужчину, после чего они все вместе направились в центр Афин.
– Что происходит? – этот вопрос волновал всех, но ответа не было. Атмосфера праздника, витавшая над городом утром, испарилась, сменившись разочарованием и горечью. Люди начали приходить в себя и расходиться – подальше от лужи крови на земле.
– Мы идём домой, – резко заявила София, не дав Проклу и слова сказать. Тот лишь кивнул:
– Я провожу вас, а потом постараюсь выяснить, что случилось.
– Ну а мы ждать не будем. Думаю, стоит пойти туда, – Финний махнул в сторону, куда отправился Гиппий. – Такое ощущение, что раскрыт какой-то заговор. Не знаю, как вам, а мне страшно. – Братья быстрым шагом направились к афинской агоре – рыночной площади, где всегда можно было узнать последние новости.
Когда Прокл, София и Гектор на повозке добрались до дома, Прокл, несмотря на протесты жены, тут же распряг лошадь и поскакал на ней обратно. По возвращении он был не просто обеспокоен, но растерян. Гектор сказал бы напуган, если бы мог представить испуганного отца. Братья были с ним.
– Гиппарх убит, – с порога сообщил Прокл жене и сыну. – Его убили Гармодий и Аристогитон.