Страница 1 из 4
Древоделие. Как стать фрилансером
Часть II, мировоззренческая
Алексей Абрамов
© Алексей Абрамов, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Историческая тема
Стиль
К чему душа лежит, к тому и руки приложатся.
Во времена античности искусство хорошо выражало красоту человеческого начала, но пришедшая на смену язычеству Новая вера открыла нечто большее: превосходство человеческой природы, соединенной с началом Божественным. Это отразилось в новых художественных направлениях: византийском, романском, готическом, русском. Некоторая простота бытовых вещей в эти периоды происходит не от неумения мастеров, а от аскетического пренебрежения земными благами. Зато творения церковные говорят о подлинно возвышенном духе того времени. Христианство было понято разными народами по-разному, но наша Восточная Церковь приняла его как Красоту. И не случайно, что отступление от веры прежде началось на Западе, пришел Ренессанс, эпоха обновления, как нас учили в школе. Какую же новизну мы видим? Возврат к языческим формам искусства. Переключение с небесного на земное ясно прослеживается в перемене линейной направленности архитектурных форм с вертикальной на горизонтальную. Пламенеющие храмы заменились распластанными дворцами.
Примером того, что Древние Греция и Рим идеализированы, а средневековье оболгано является история мебели. Образцы античной мебели, которые находятся в учебниках все или взяты из живописи (нарисовать можно что угодно), или просто выдуманы. Античный трон, найденный недавно в Геркулануме, не похож ни на что классическое и шедевром явно не является (рис. 1).
Рис. 1
При этом на византийских иконах много затейливой мебели, которая не берется в расчет, как нечто нереальное, и христианский период представлен недоразвитым. По живописному изображению рамки внутри прямоугольного поля на античных фресках делается вывод о существовании рамочно-филеночной вязки – явное притягивание за уши. Ни одной рамки с филенкой с тех пор не сохранилось. Все знают, что античные пропорции построены на основании определенных математических отношений. Но это относится только к лучшим памятникам тогдашней архитектуры. А то, что средневековые постройки также имеют математические закономерности и свои правила не менее гармоничные, чем золотое сечение, знают далеко не все. Набили оскомину басни о том, как во времена античности мылись в банях, и какая в средневековье была грязь и эпидемии. Большинство населения составляли рабы, которые нигде не мылись, и если среди них была эпидемия, она не могла не распространиться на всех. А бани любили не от большой культуры, а потому, что секс был главным делом жизни, причем с лицами своего же пола, с детьми и животными. Резиновых приспособлений, изобретенных в начале XX века, не существовало, поэтому логично было бы вспомнить о существовании соответствующих заболеваний. Все это известно из сочинений Апулея.
Достижения Рима базируются на грабеже колоний, как и достижения современной Америки, на которую работает весь мир. Слово «Рим» часто отождествляется со всей подвластной ему территорией. Но того, что было создано в столице, не существовало больше нигде. Провинции жили как самые заурядные страны той эпохи. Античные памятники культуры перестанут казаться столь многочисленными, если их количество поделить на размер занимаемого пространства и учесть еще истекшее время. В России, для сравнения, храмы были почти в каждом населенном пункте. И это при гораздо худших климатических условиях.
Первый шаг на пути порока бывает радостным, веселым и незабываемым, как первая доза наркотика. Конец же его в преисподней. Каким бы светлым и жизнеутверждающим ни казался Ренессанс – это первый шаг на пути к Черному квадрату. Но следует заметить, что здесь критикуется Античность и ее повторы за языческое содержание. Оценивая художественную форму и технику, придираться здесь не к чему. И очень по теме, которая развивается в этой книге, будет помянуть, что возрожденческий скульптор и живописец Микеланджело, будучи знаменитым при жизни, считал и называл себя работягой.
Напрыгавшись на маскарадах, «оттянувшись» на вакханалиях, масса людей возвращается с покаянием в церковь. Появляется барокко. Конечно это стиль мирского христианства, он не передает строгости, свойственной религиозному миросозерцанию. Но с эстетической точки зрения – это новый стиль. Рококо только женский его вариант, развитие в сторону расслабления и изнеженности.
В России рококо не привилось, а барокко получило свою характерную национальную окраску и церковную разновидность, для него свойственна меньшая зависимость от подражательного наследия Ренессанса, использование древлеправославных, святорусских мотивов. Скептики и циники могут иронизировать по поводу наименования «Святая Русь», но во времена Сергия Радонежского не могло быть мебели с резными изображениями эротических сцен, такое бывало во времена языческие и вновь появилось в эпоху Просвещения. С пришествием варварской французской революции снова слышится перепев на разные лады тех же старых греко-римских мотивов в виде классицизма и ампира.
К сожалению, использование элементов древнерусского стиля сопровождается обычно презрительной приставкой «псевдо», хотя с таким же успехом обращение к классической тематике можно назвать псевдоримским или псевдогреческим стилем. Можно провести такую аналогию: когда в ХVII веке в России появились живоподобные иконы, то их одобрение считалось признаком просвещенности, а приверженность рублевскому стилю показателем простонародности. В отношении к иконе сегодня дело обстоит ровно наоборот. Бабушки любят, чтобы была «как живая», а прихожане с высшим художественным образованием восхищаются 15 веком. Интеллигенция, с презрением глядящая на народ, в 20 веке оценила религиозное искусство, а было время, когда народ ценил, любил и понимал его, а «общество» смотрел как на барахло. Образованщина освистала даже «Явление Христа народу» А.А.Иванова, что уж там говорить про каноническую икону.
После того, как в начале 19 века в очередной раз наследие античности было истощено, мастера, не в силах создать нового, продолжают заниматься повтором образцов великого прошлого и эклектикой, часто весьма тактично. Но только в конце ХIХ в., когда оживляются религиозные настроения, появляется нечто реально свежее – модерн.
Родоначальником и главной фигурой русского модерна был Шехтель, человек увлеченный романтикой средневековья, также как чешский его собрат Альфред Муха. Муха был славянофил, и ему редким образом повезло, что нашелся американский предприниматель – спонсор (выражаясь современным языком). Неорусский стиль (разновидность модерна) был излюбленным мотивом Шехтеля, но его спонсоры предпочитали вариации модерна на другие темы. То что Шехтелю мало пришлось поработать в этом стиле – не его воля. Далеко не всем, даже выдающимся мастерам, удается делать то, что хочется. Еще один столп из той же серии, великий испанский архитектор Антонио Гауди, с тем же комплексом идей. Начертал на дверях своего дома знаменитый девиз: «Fe, Patria, Amor» (вера, отечество, любовь). Религиозность, сопутствующая модерну не слишком каноничная, но сецессион (другое название) – это Стиль, в отличие от последующей эпохи, которую можно назвать антистилем. Антистиль духовно близок уже не культурному ромейскому язычеству, а какому-нибудь дикарскому. На этом фоне очень поучительно третье пришествие ампира при Гитлере и Сталине.