Дело в шляпе

Рядом с ним Гера выглядит мелким воробышком. Ага, только воробышек что-то совсем уж заморенный. Короткие светлые волосы мальчишеской стрижки взлохмачены и торчат в разные стороны. Голова подпёрта худыми кулачками. Пустой, ничего не выражающий взгляд. Подойдя ближе, замечаю фингал под глазом. Дааа, славно девочка порезвилась. Хорошо хоть морс теперь пьёт, а не вино. Похоже, борется с похмельем. Хм, сочувствую.

В зале кроме этой сладкой парочки больше никого. Все нормальные люди либо разбрелись по домам, либо ждут, когда опять стемнеет, и в их светлые головы придёт идея посетить какое-нибудь злачное место. Эти же… Сардак их задери!

– Доброе утро, бездельники, – сажусь на свободный стул и скептически оглядываю помощников.

– Утро добрым не бывает, – вымучено бурчит Гера.

Так-так, насчёт бездельников не возмущается. И то вперёд.

Великан только плечом повёл, выказывая своё недовольство. Как же, он ведь трудился ночь напролёт. Не отдыхал. А я и не спорю. Но не рано ли, сердечный, мы балдеем? Или убийца пойман, и нам делать уже нечего?

Забрав его кружку с морсом, выпиваю до дна и, смачно крякнув, с грохотом опускаю на стол. Гера болезненно морщится, предусмотрительно отодвигая подальше от меня свою посудину. Зря переживает. Не нужен мне её морс. Я ж не изверг какой, всё понимаю. Пускай девочка спокойно и дальше отпаивается. Солдат ребёнка не обидит, особенно если у дитятки жуткая головная боль и зверский сушняк. Кроме того, жажду я уже утолил – Тютина кружка в два раза больше, чем у Геры.

– Вы работать, вообще, собираетесь? Или подождём, пока преступники сами каяться придут?

– А что, могут? – сразу воспрял Тютя, одарив меня взглядом надежды.

– Конечно, друг мой! – киваю серьёзно. – А как иначе-то, если ты их сегодня же отловишь и приведёшь. Вот этим и займитесь. Хоть весь город на уши поставьте, но чтобы к обеду мы достоверно знали, кто и зачем пришил этого сардачного Червонца. Есть вопросы?

Гере совсем не до работы. Думаю, ей даже разговаривать больно. Ничего, трудотерапия вещь полезная, вмиг в норму приведёт. А у великана радостный блеск в глазах сменился тусклым разочарованием. Если и хочет о чём-то спросить, то слишком долго подбирает слова. Но я не намерен рассусоливать, поэтому торопливо подвожу итог:

– Вопросов нет. Тогда по коням и вперёд… Вы ещё здесь?

Они нехотя встают и плетутся к выходу. Возле двери Гера оборачивается.

– Порк, а сам-то ты чем заниматься будешь?

О, начинает включать мозги. Правильно, пусть заранее настраивается на рабочий лад. А то взяла моду, понимаете ли, расслабляться в самый неподходящий момент.

– Есть тут один тёмный, хорошо известный в узких кругах. Надо подёргать его за усы, – отвечаю намёками, неопределённо покручивая пальцем в воздухе. Не кричать же на всю таверну, что пойду разговаривать с Белугой.

Девочка всё прекрасно поняла. Не про Белугу, конечно, о котором не сказано ни слова, а про то, что большего из меня не вытянуть. Хмыкнула и вышла на улицу вслед за Тютей.

Возле стола появляется тучная фигура хозяина заведения. Кивок в мою сторону:

– Привет, Порк. – Заграбастав кружки, возит мокрой тряпкой по столешнице. – За ребят своих заплатишь или записать на их счёт?

– Привет, Шапа. Если только за морс…

– И яичницу. Они её на завтрак ели. Тарелки перед самым твоим приходом убрал.

– Ну, коли так, принеси-ка и мне яичницу с морсом, а то я сегодня ещё не завтракал. Итого, за три порции?

– Да, если не считать, что употребила за ночь Гера. – Ехидная улыбочка раздвигает пухлые щёки Шапы, чуть ли не ровняя их с плечами.

М-да, судя по всему, не слабо нынче повеселились в таверне, глядя на пьяную, ничего не соображающую Геру. Представляю этот спектакль. Особенно, если учесть свежий синяк под глазом.

– Надеюсь, ты догадался собрать плату за представление? – спрашиваю толстяка.

Тот опять ухмыляется. Наверняка хорошую выручку поимел этой ночью. Только вот разнузданную гульбу своей помощницы я оплачивать не собираюсь. Пусть выкладывает из собственного кармана.

Вряд ли в городе найдёшь человека, который бы не знал, где живет Баскан эль Уга. Его шикарный особняк стоит в элитном районе. Тёмные там такая же редкость, как светлая стража в трущобах. Край непуганых идиотов, честное слово. Закрывать ставни, забирать окна решёткой, обносить двор забором – всё это у них считается признаком дурного тона. Оградой усадеб служат, в основном, декоративные кустарники, подстриженные так, что едва до пояса дотягиваются. Белуга в этом плане пошёл дальше, поставив ажурную изгородь с хлипкими на вид воротцами. Впрочем, тоже несерьёзная преграда, больше для душевного успокоения, а то и просто из желания выделиться. Тёмный же. Плевать ему на общественное мнение.

Зато его дом охраняет сардакова туча народу: прикормленные светлые стражники с внешней стороны ограды и неизвестно сколько тёмных наёмников за ней.

– Что ты забыл здесь, тёмный? – «приветствует» меня у ворот щуплый субъект в голубом плаще, с шикарным белым плюмажем на шляпе и тонкой, изящной шпажонкой на боку. Зато за его плечами два мордоворота. Глядят угрюмо, сверкая бляхами светлой стражи на гордо выпяченной груди. У этих шпаги куда солиднее и явно не только для красоты.

Молча засвечиваю свой жетон и пытаюсь пройти мимо. Не тут-то было.

– Ты не слышал мой вопрос? – напыщенный молокосос хватает меня за рукав.

Ох, и не любят же нас эти светлые. Думают, что тёмных совершенно незачем в стражу брать. Мы, мол, или сами преступники, или вообще никакие. Напрасно так со мной. Терпеть не могу хамов. От них у меня несварение.

«Радостно» улыбаясь, делаю шаг навстречу, вставая к щуплому впритык.

– Простите, сударь, – говорю елейным голосом. – К сожалению, вы не в моём вкусе. Давайте разойдёмся по-хорошему.

Светлый, выпучив глаза, беззвучно хлопает ртом. А попробуй, скажи что-нибудь, когда в твое мужское достоинство упирается остриё кинжала. Мордоворотам ничего не видно, поэтому пребывают в лёгком ступоре, дожидаясь команды старшего. Кем ещё может быть этот пижон? Правда, показать свой значок он почему-то не удосужился. Что ж, сам виноват. Я в своём праве. Даю отпор наглецу. Откуда мне знать, кто он такой? Извините, жетона не видел.

Пока стражники не опомнились, а щуплый ломает голову над тем, как спасти подмоченную репутацию, быстро вхожу в приоткрытые ворота и топаю по аллее к дому.

Вход охраняют ещё двое. На этот раз тёмные. Не стража – простые наёмники. Жетон ещё светится, так что проверим, не мечтает ли кто сегодня попасть в тюрьму за «препятствование праведным действиям стражников», как сказано в Уложении «О правопорядке». Я зол, и никому не советую вставать у меня на пути.

Охранники молча уступают дорогу, проглотив невысказанное требование сдать оружие, а пожилой мажордом на нетерпеливо брошенное: «Веди к хозяину!» – безропотно бежит открывать многочисленные двери. Нет, вот вы скажите, моё настроение что, на лице написано? Вряд ли жетон так действует. Не те здесь люди, чтобы на подобные мелочи внимание обращать.

В просторный кабинет вхожу почти одновременно с мажордомом, который всю дорогу пыжился хоть ненамного меня опередить в жалкой попытке успеть доложить Уге о непрошеном госте. У старика такая работа, понимаю, но сейчас не до церемоний. Аккуратно выпихиваю тщедушного деда, не успевшего даже рта раскрыть, плотно прикрываю за ним дверь и поворачиваюсь.

У дальней стены длиннющий стол. За ним в широком кресле с высокой спинкой восседает Баскан. Смуглое скуластое лицо, тёмные глаза, прямой нос, тонкие, бесцветные губы в обрамлении чёрных усов и клиновидной бородки. Длинные волосы распущены, свободно спадают на широкие плечи. Мышцы так и бугрятся под белоснежной рубахой из тонкого шёлка с дерзко распахнутым воротом. Руки расставлены, крепкие ладони упёрты в стол, будто удерживая его из опасения, что мебель поднимется в воздух и начнёт летать.