Страница 11 из 14
– Роберт Генрихович, я прошу вас без долгих дискуссий принять волевое решение, иначе может начаться пандемия безответственности и тотальный хаос. Директор «Горэлектротранса» Бутенко должен быть уволен. Сегодня же.
– Так нельзя.
– Можно и нужно. Это в ваших же интересах. Если мы не будем предпринимать срочных и жестких мер, то городское хозяйство развалится, и восстанавливать его будут уже совсем другие люди – не вы и не я. Понимаете?
– Понимаю.
– Вот и отлично. Готовьте распоряжение.
Недовольный Кунц распоряжение подготовил и подписал, но не об увольнении, а о временном отстранении Бутенко от должности на период служебного расследования причин аварии. По поводу расследования и необходимых оргвыводов я стал звонить Кунцу дважды в день. К концу недели Роберт Генрихович сдался. Я поздравил мэра с правильным кадровым решением, и впервые за последнее время подумал о том, что шанс удержать ситуацию у нас все-таки есть.
Мама, папа, я
Решив, что пора спуститься из административного «космоса» на грешную землю, в субботу я вернулся домой сравнительно рано, часов этак в одиннадцать вечера, и торжественно объявил Эле, что воскресенье посвящаю семейному досугу. Предложение не отличалось оригинальностью (утром долго валяться в постели, днем погулять с ребенком, а вечером пойти в гости к моим родителям), но, тем не менее, вызвало у супруги сдержанный энтузиазм.
Сказано-сделано. Поспать до упора не удалось – разбудил неугомонный сынуля, потом мы неторопливо завтракали, после чего пошли гулять. Под ногами хлюпала густая слякоть, дул порывистый ветер, временами начинал идти мокрый предзимний снег. Я всю дорогу нес пацана на руках, подначивал зябнувшую Элю, наслаждался свежим воздухом и раздражался состоянием городского благоустройства, намереваясь на завтрашнем заседании областного штаба устроить Кунцу за это хорошую взбучку.
У родителей было традиционно хорошо. Папа, оправдывая домашнюю кличку «Достоевский», достал из своих законспирированных источников в госторговле разнообразные деликатесы, а мама приготовила шикарный ужин. Я попросил не портить вечер и не говорить о работе. Все дружно согласились, но конвенция соблюдалась недолго. Когда я с аппетитом набросился на вкусную и здоровую пищу, мама с легким драматическим придыханием спросила:
– Мишенька, ты сильно похудел, аж щеки ввалились. Тебя что, на работе совсем не кормят?
– Мама, о чем ты говоришь? У нас же там спецбуфет номенклатурный. Икра, балык, сервелат, фрукты, овощи, кефир, сметана – все, как положено, и все за три копейки. Вы же знаете эту систему.
Родители, всегда негативно отзывавшиеся о привилегиях совпартноменклатуры, на этот раз одобрительно покачали головами. В разговор вступил папа.
– Мишель, я тебя недавно по телевизору смотрел. Честно говоря, ты меня не впечатлил. Говорил вроде все по делу, но видок! Волосы растрепаны, под глазами синяки, пиджак мятый, галстук не в тон рубашке. В общем, выглядел как настоящий «шлемазл». Там кто-нибудь следит за твоим внешним видом?
– Конечно. Мой референт Варвара, очень стильная девица.
– Чего-чего? – вступила Эвелина.
– Того-того. Варвара – бывшая помощница первого секретаря обкома КПСС товарища Пепеляева.
– Значит, не удержался от соблазна – взял на работу испытанную обкомовскую подстилку?
– Зря ты так, Эвелина Гургеновна. В администрацию абы кого не берут, у нас кадры проверенные, первый отдел не дремлет. Кроме того, у Варвары имеется законный супруг, спецназовец КГБ. Я что, похож на камикадзе – связываться с такой семейкой? Кроме того, «дружить» с секретаршей – это моветон. Да и некогда мне на амуры отвлекаться, сама понимаешь.
– Что, Мишенька, работы много? (это мама).
– Как тебе сказать… С одной стороны, ситуация в области непростая, с другой стороны, аппарат опытный, слаженный, работу знает. Да и Стрельников помогает активно, и другие замы неплохо включились.
– Кстати, надо бы со старым корефаном Сан Санычем повидаться. Как он там поживает? (это папа).
– Поживает нормально, здоров, бодр и весел, чего и вам желает.
– Ребята, водка греется, давно уже пора рюмку поднять. Миша, Рива, Эля, лэхаим!
За гостеприимным родительским столом мы засиделись до позднего вечера. Я расслабился, выпил приличное количество водки, плотно закусил, и, вернувшись домой, впервые за последний месяц нормально выспался.
Дело ясное, что дело темное
В понедельник утром позвонил из Москвы Казаринов (в последнее время он безвыездно находился в столице):
– Как дела во вверенной тебе губернии?
– Да ничего, спасибо, помаленьку. Как ты? Я читал, тебя в президиум Верховного совета СССР выбрали. Большим начальником стал, поздравляю!
– Поздравлять не с чем. По сути, мы работаем в режиме «похоронной команды». Судя по всему, скоро не будет ни Союза, ни союзного парламента. Но сейчас не об этом. Днем по телику начнется прямая трансляция Пятого съезда народных депутатов России. Будет выступать Ельцин с докладом об экономической реформе. Подробностей я не знаю, но, судя по авторам выступления, это будет настоящая бомба!
– И кто же эти авторы?
– Молодые ребята из так называемой «московско-ленинградской экономической школы». Главные персонажи – Гайдук и Чубарь. Сидели целый месяц на правительственной даче в Архангельском, писали нечто радикально-рыночное. Короче, смотрите, и не говорите, что не видели.
Я собрал в кабинете членов областного штаба и включил телевизор. На трибуну вышел президент:
– Я обращаюсь к вам в один их самых критических моментов российской истории. Именно сейчас определяется, какой будет Россия в последующие годы и десятилетия… Обращаюсь с решимостью безоговорочно встать на путь глубоких реформ и за поддержкой в этой решимости всех слоев населения. Пришло время действовать решительно, жестко, без колебаний… Период движения мелкими шагами завершен… Нужен крупный реформистский прорыв… У нас есть уникальная возможность за несколько месяцев стабилизировать экономическое положение и начать процесс оздоровления. Мы отстояли политическую свободу, теперь нам надо дать экономическую, снять все преграды на пути свободы предприятий, предпринимательства, дать людям возможность работать и получать столько, сколько они зарабатывают, сбросив бюрократический пресс…
В кабинете стояла полная тишина. Мы вслушивались в короткие и жесткие характеристики положения дел в стране: катастрофическое состояние экономики, остановка материально-вещественных потоков, промотанный золотой запас, исчерпанные валютные резервы, финансовая система на грани разрушения, инфляция достигла критической точки. Выход – радикальная рыночная реформа экономики, либерализация цен, быстрая массовая приватизация. А что дальше? А дальше, по мнению президента, должна наступить нормализация, переходящая в экономический рост, на базе которого в 1997 году начнется второй этап преобразований, структурные реформы – административная, пенсионная, военная, здравоохранения, жилищно-коммунального хозяйства, и т. д., и т. п. Значит, в 1997 году все уже будет нормально. Но это же только через шесть лет, а тут бы до следующего года дожить… Потом Ельцин сказал, что пост премьер-министра оставляет за собой, попросил у съезда дополнительных полномочий и получил эти полномочия. Потом начались прения по докладу, но какие-то вялые. Стало очевидно, что программу президента съезд примет. Я выключил телевизор.
– Что скажете, други мои?
Первым отозвался Стрельников.
– Дело ясное, что дело темное. Как вы сказали, фамилии авторов доклада? Гайдук, Чубарь? Никогда не слышал.
– А я и слышал, и видел. У нас Гайдук в академии лекции читал по рыночным преобразованиям в Восточной Европе, – подал голос обычно молчаливый Вахрушев. – Блестяще излагал, интересно, и все по делу.
– Кто ж его в Академию общественных наук пустил, в святая святых? Это ведь элитное цековское учреждение, кузница руководящих партийных кадров!