Во имя Отечества

– Боже мой, он жив! Срочно его в операционную, – произнес санитар, – подхватив Михаила под руку. Через минуту Миша был доставлен в операционную. Хирург, делавший операцию бойцу, которого те и принесли, уже переодевался, чтобы отправиться на отдых.

– Доктор, лейтенант жив! Мы отворили в морг дверь, а он на нас смотрит и просит помощи.

– Положите его на стол, – ответил хирург. Подойдя к раненому, он разрезал его одежду и указал санитарам на ранение.

– Осколочное ранение в тазобедренную часть не совместимое с жизнью, – прокомментировал врач, – Я его оперировать не стану, пустая трата времени и лекарств. Мы ему помочь уже не сможем, а лекарства сейчас на вес золота. Через два часа наступление, вот тогда они нужнее будут, и слишком большая потеря крови. Нет, даже и не уговаривайте.

– Доктор, но надо хотя бы попытаться, – продолжил санитар, – Ведь он же живой человек, что же нам его как облезлого пса на улицу выкинуть, или закопать заживо? Так не пойдет. Или Вы, Александр Иванович, сделаете операцию и дадите шанс парню на жизнь, пускай один из тысячи, или я вынужден буду доложить об этом инциденте вышестоящему начальству.

– Хорошо, будь, по-вашему, только где мне взять столько крови?

– Берите у нас, – хором ответили санитары. Кровь одного санитара и впрямь подошла, и он позволил взять у себя столько потребовалось.

Сама операция была сложной, хирург ее делал более двух часов. Помыв руки, и сняв операционную маску со своего лица, Александр Иванович обратился к санитарам:

– Операцию раненый перенес. К моему удивлению он жив. – Если он справится, это будет чудо.

Из операционной Михаила привезли в палату, и теперь его жизнь зависела только от его собственных сил. Пять с половиной дней Миша провел без сознания, только на шестой день он приоткрыл глаза:

– Пить… пить…, – чуть слышно попросил он.

– Сейчас налью, – откликнулся один из раненых бойцов с голубыми глазами и лицом цвета земли, он подал лейтенанту кружку с водой. Михаил сделал два глотка и снова заснул. Таким слабым и практически безжизненным он был еще целую неделю. Впереди его ждала долгая жизнь в госпитале, но сны за ту неделю, что спал, он видел только добрые и мирные. Как шалят они в школе, как дергают девочек за косички, а потом, ближе к окончанию школы ухаживают за ними. Сам Миша не успел влюбиться, а после и вовсе уехал в училище, где встретил войну.

Так прошла еще неделя. Утром Михаил открыл глаза, и первое что он увидел в окне: луч солнца, скользящий по верхушке березы, словно согревая своим теплом каждый листик. И сама листва, после ночной осенний прохлады, еще влажная, и каждый листочек хочет погреться на солнце подольше, но, к сожалению, летняя пора осталась позади и листья один за другим слетают с верхушки березы. «Картина жизни», – подумал Миша, приподнялся на кровати и спросил:

– Ребят, где я?

Как и в прошлый раз к нему подошел тот же солдат:

– Ты в госпитале!

– Давно я тут? – продолжил Миша.

– В нашей палате две недели уже.

– А какое сегодня число?

– Двадцать пятое сентября.

– Вот это да, я последнее что помню, это бой за Славянку, десятого числа. Мы их практически уничтожили, но тут, как назло, появилась фашистская авиация и начала бомбить орудия, вот мне, наверное, и досталось, как там интересно мои ребята?

– Тебя как зовут лейтенант? – спросил собеседник.

– Михаил, а тебя?

– Меня Алексей!

– Очень приятно! Прости Леш, я немного подремлю еще, а то устал очень. – И Миша снова заснул.

Открыв глаза в следующий раз, Миша увидел у своей кровати целый консилиум: перед ним стояли главный врач госпиталя, хирург, делавший операцию, и оба санитара.

– Ну, что же, Александр Иванович, уникальный случай. Лейтенанта почти похоронили, а он жив и, если я правильно понимаю, то жизни его теперь практически ничего не угрожает, хотя на этой войне уникальных случаев хватает. Жаль только в дивизию мы его вернуть не сможем.

– Как не сможете? Я не смогу больше воевать? – спросил Михаил.

– Молодой человек, вы благодарите Бога, Александра Ивановича и санитаров наших Сашу и Сережу, что выжили после такого серьезного ранения. Между прочим, в том бою мало кому повезло. Признаюсь вам честно, мы думали и вы тоже не живой. Когда вас вытащили с поля боя, вы подавали признаки жизни, а когда доволокли к нам, то вы совсем перестали двигаться. Вас, как и всех остальных, до утра положили в комнату для погибших, откуда и принесли в операционную вот эти два наших санитара, – ответил главный врач Серафим Иванович, и указал на Сашу с Сережей. – А что касается фронта, то скажу вам откровенно: вы не то, что воевать, вы ходить больше без трости не сможете.

– Александр Иванович – это хирург, который меня оперировал? – поинтересовался Миша.

– Да, и он в данный момент стоит перед вами, – ответил главный врач.

– Спасибо Вам Александр Иванович! Если у меня когда-нибудь родиться сын, я его обязательно Сашей назову, – произнес лейтенант. В это время хирург повернул голову к настоявшим на операции санитарам, и кивнул головой в знак благодарности.

Через некоторое время, когда Михаил немного окреп и смог в руках держать карандаш, он решил написать родным письмо: «Здравствуйте мои родные! Меня зацепило немного осколком, и я угодил в госпиталь. Врачи говорят, что я тут надолго и обратно на фронт уже не вернусь». После последней написанной фразы у Михаила по щеке покатилась скупая мужская слеза, и он перестал писать. Алексей, сосед по палате, заметил, что Михаилу не по себе, и подошел ближе:

– Что Миш, тошно? – поинтересовался Леша.

– Да Леш, очень тошно. Ты слышал, они меня в инвалиды записали, а я не хочу так! Я воевать хочу, а Серафим Иванович мне сказал «без палки ходить не сможешь».

– Крепись Мишка, главное самому в себя поверить, и не перед чем не опускать руки, тогда человек на многое способен, и ты поверь в то, что ты сможешь. Просто возьми и поверь.

8

Слова Алексея, Михаил воспринял как призыв «не отступать и не сдаваться». Вечером он выпросил костыли у сестры-сиделки, Нины Федоровны, а утром, пока все еще спали, решил: пора начинать ходить.

Он встал, взял под руки костыли и сделал пять небольших шагов по направлению к окну, а на шестом шаге повалился с ног. Соседи по кроватям, услышав шум, проснулись и увидели на полу лейтенанта, который пытался самостоятельно подняться, но все его попытки были безуспешны. Тогда они его подняли сами и положили на кровать.

– Спасибо вам ребят, – произнес Михаил, – и простите, что побеспокоил.

– Пустяки, но в следующий раз без нашей поддержки не начинай, – ответил Леша.

Со следующего дня Алексей стал помогать Михаилу учиться заново ходить, пока что на костылях. Три дня они ходили только по палате, а на четвертый день Миша добился разрешения у Нины Федоровны, выйти в коридор. Отворив перед собой дверь и сделав пару коротких шагов, Снигирев оказался в коридоре, у которого не видно было конца, и в нем текла своя жизнь, отдельная от их палаты. Вот кого-то повезли на каталке, «наверно на операцию», – подумал Михаил. Вот кто-то догнал Серафима Ивановича и стоит с ним беседует, а вдалеке санитарка моет полы. Осмотрев всю эту обстановку Миша двинулся вперед, а Алексей в след за ним. Пройдя несколько шагов, они сравнялись с Серафимом Ивановичем, который сразу их остановил и задал вопрос:

– Вы куда, молодые люди?

– Мы Серафим Иванович, пробуем ходить, – ответил Михаил.

– А, это вы лейтенант. Пожалуй, вам я позволю, но все же не переусердствуйте, только один заход. Обратно в палату Михаил еле дошел. Оказавшись у своей кровати, он присел на нее и произнес:

– Нет, я, наверное, никогда уже не смогу ходить как раньше, и своей дивизии ни чем не помогу.

– Сможешь, ты многое сможешь. Еще неделю назад ты не мог дойти до окна, а теперь ты одолел коридор. Фашисты смогли сломать тебе тело, но они не смогли сломить твой дух. Именно про таких как ты писали книги наши предки, именно такие солдаты когда-то смогли победить Наполеона, – ответил капитан, лежавший почти всегда лицом к стене.