Страница 17 из 98
Человек, которого Фукс называл "другой товарищ", была Соня - родная сестра Кучински Урсула, ветеран разведки с таким же богатым и насыщенным прошлым, как и у ее брата, включая разведывательную деятельность в Китае и Швейцарии, причем в последнем случае вместе с легендарным Рихардом Зорге. По специальности Соня - радистка. Приехав в Великобританию, она вмонтировала узлы радиопередатчиков внутрь плюшевого медведя, которым играл ее ребенок. Будучи замужем за натурализованным британским подданным Леоном Бэртоном, который находился в Великобритании под именем Лен Брюер, она вместе с ребенком проживала в городе Кидлингтон под именем Рут Брюер. Ее муж - симпатизирующий Советскому Союзу коммунист - остался в Швейцарии, решая вопрос с визой. Город Кидлингтон находился недалеко от Оксфорда, то есть ближе к Бирмингему, чем к Лондону. Начиная с середины 1942-го по 1943 год встречи Фукса и Сони проводились один раз в три или четыре месяца в городе Бэнбери на полпути между двумя этими городами. В телевизионном документальном фильме "Красная бомба" (студия "Рэпид продакшнз", 1994) Соня, а ныне Рут Вернер, рассказала о тех встречах в ходе велосипедных прогулок на перекрестках сельских дорог, в то время как пара актеров изображала этот эпизод в действии1.
Соня рассказала о том, как Фукс передал ей голубую книгу, набитую научными документами, которую она спокойно отвезла к себе домой на велосипеде. В то время Фукс не ограничивался передачей отчетов, относящихся к его собственной работе, а прихватывал все, что попадало под руку. Став в 1942 году подданным Великобритании, он получил неограниченный доступ к документам с грифом "совершенно секретно", в том числе и к донесениям агента по имени Пауль Росбауд, который работал в самой Германии в области военных исследований нацистов.
Фукс, вероятно, не знал, что Юрген, Александр и Соня работали на ГРУ Разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР (официальное наименование советской военной разведки). Такие детали его не интересовали, и он занимался лишь передачей документов. Соня передавала все, что можно, сеансами коротковолновой радиосвязи, а когда материалы были слишком объемными и технически сложными, она предпочитала пересылать их Кремеру, который направлял их в Москву дипломатической почтой. Таким же образом она передавала по радио содержание документов правительства Черчилля, которые добывал ее отец Роберт, поддерживавший отношения в высоких сферах, в частности со Стаффордом Криппсом - послом Великобритании в СССР. Соня сама завербовала своего отца для работы на советскую военную разведку. Она же передавала по радио и материалы, добытые ее братом Юргеном, который протянул свои щупальца повсюду. Его Соня тоже завербовала.
Между ГРУ и НКВД-КГБ всегда существовало ожесточенное соперничество, поэтому можно только догадываться, как в первые годы обе эти службы делили между собой добычу, полученную от Фукса. Впрочем, Сталин получал доклады как от тех, так и от других, так что можно предположить, что он знал о деятельности шпиона-ученого. НКВД завладел этим источником информации только в конце 1943 года, когда Фукс переехал в Америку и вошел в состав группы ученых в Лос-Аламосе. Там с ним установил контакт Раймонд (Гарри Голд), который передал его на связь оперработнику советской разведки Анатолию Яковлеву, настоящая фамилия которого - Яцков1.
Позднее, в 1950 году, Фукс рассказывал о психологическом воздействии, который оказывала на него двойная жизнь.
"Я обратился к моей марксистской философии, чтобы создать в моем сознании две изолированные сферы. В пределах первой сферы я позволял себе иметь друзей, помогать людям и быть во всех делах, которые носили сугубо личный характер. Я мог быть свободным, хорошо себя чувствовать и ощущать счастье с другими, не опасаясь выдать себя, так как знал, что другая сфера сразу напомнит о себе, если я подойду к опасному пределу. Я мог забыть о существовании второй сферы и тем не менее вести образ жизни, обусловленный ее существованием. В то время мне казалось, что я стал абсолютно свободным человеком, так как в другой сфере мне удалось стать совершенно независимым от окружающих меня социальных сил. Когда я обращаю ретроспективный взгляд на тот мой образ жизни, то наилучшим определением, которое могу подыскать для него, представляется термин "контролируемая шизофрения". Ни один из руководивших моими действиями разведчиков не мог бы объяснить мое состояние"1.
Загадка погибшего нациста
Второй признак существования таинственного и мощного фактора, который нарастал в разных странах, дал о себе знать там, где его меньше всего ожидали, - на советском театре военных действий.
В феврале 1942 года Красная Армия предприняла неожиданную атаку против немецкого гарнизона в населенном пункте под названием Кривая Коза недалеко от Таганрога. Из ста шестидесяти военнослужащих гарнизона десять человек были взяты в плен, остальные утонули в ледяной воде залива. Среди захваченных трофеев оказалась толстая тетрадь в картонной обложке, принадлежащая какому-то немецкому майору и обнаруженная в чемодане после того, как он и его водитель были убиты в своей машине. Пленные, которых допросили, сообщили, что майор не входил в состав гарнизона, а был из корпуса инженерных войск. В течение трех дней он уже второй раз приезжал в гарнизон Кривая Коза по дороге Мариуполь - Таганрог, но последний раз прибыл слишком поздно и его не пропустили на территорию гарнизона. Вынужденный переждать ночь в машине, он оказался объектом неожиданной атаки. Его тетрадь была тщательно изучена, и в ней нашли листы с формулами, диаграммами и описаниями. Не ясно было, как с ним поступить, поэтому старший сержант показал тетрадь офицеру НКВД Илье Старинову, который, не понимая по-немецки, передал тетрадь другому офицеру, владевшему этим языком.
Последнего все это не очень заинтересовало/
- Тут, товарищ полковник, по поводу материалов, полученных путем синтеза. Какие-то "эрзацы", как это обычно у фрицев. И еще разная ерунда в отношении атомной энергии.
Поскольку из штаба тетрадь не затребовали, Старинов ее сохранил и вернулся к своим обычным обязанностям, заключавшимися в установке мин. В апреле, приехав в Москву, он зашел в Государственный комитет обороны (ГКО) на улице Жданова. В составе ГКО было управление по вопросам науки, которым руководил Сергей Кафтанов. Старинов вручил пакет заместителю Кафтанова Степану Балезину, который в свою очередь передал его своему начальнику. Оба пришли к выводу, что немецкий текст, написанный не отвратительным готическим шрифтом, а легко читаемыми латинскими буквами, относился вовсе не к производству эрзацев, а к расщеплению ядер атомов. Более того, теоретический уровень текста свидетельствовал скорее о технологическом интересе автора, чем чисто научном. Они поняли? о чем это свидетельствовало: Мариуполь и Таганрог были важными районами рудных разработок.
Старинову суждено было осознать истинное значение всего этого дела только спустя сорок три года, когда он прочитал мемуары Кафтанова об атомной программе. Балезин и Кафтанов догадались, что убитый в районе Кривой Козы немецкий офицер совсем не случайно совершал поездки по южным районам нашей страны, которые в то время были оккупированы немцами. Он искал уран1.
В мемуарах Кафтанова описывается продолжение истории с вышеназванной тетрадью. После перевода на русский язык ее отправили Александру Лейпунскому - руководителю лаборатории ядерной физики Харьковского физико-технического института (ФТИ). Харьковский ФТИ, где в 1932 году было осуществлено расщепление атома лития, находился в авангарде исследований советской физики. Лейпунский играл в нем одну из главных ролей, но он сомневался в возможности осуществления цепной реакции и считал, что нужно проделать еще очень большую работу, прежде чем удастся подойти к ней. С одной стороны, он был первооткрывателем, а с другой - консерватором, точно такого же плана, как и Иоффе, основатель Харьковского ФТИ.