Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 27

Орель поискал глазами что-нибудь, что напоминало бы могилу Нафина, и тут заметил Старика. Он стоял возле гнездовины, молча, наблюдая за Лоренхольдом. В его спокойствии не было никакой тревоги, только обреченность и даже, кажется, облегчение.

Лоренхольд выпрямился.

– Ты знаешь, что я нашел наверху?

– Знаю. И знаю, что ты подумал. Но это не так…

– Так, или не так – мне наплевать! Тот, кто лежит наверху, был моим братом, и он убит! Кто это сделал? Ты?

– Нет.

– Значит, мальчишка! Где он?!

– Не знаю.

Пустой голос Старика делался все глуше.

– Я не знаю, где сейчас Нафин, и что там произошло, но ты должен поверить мне на слово – он не мог убить…

Слезы, наконец-то брызнули из глаз Лоренхольда. Бессильные слезы ярости.

– Должен!!! Я должен верить ТЕБЕ?!! Да я ненавижу тебя! Я знаю, что ты хранишь какую-то тайну, и что мальчишка, которого ты покрываешь, считает себя избранником Судьбы, способным снять с вашего рода проклятие Хеоморна. Но вам его никогда не снять! Генульф был убийцей! И вы недалеко ушли от него! Дети Дормата давно мертвы! Мертвы, как и мой брат Тихтольн! Никому из них никогда больше не вернуться на Сверкающую Вершину! И я, если бы только мог.., если бы обладал таким правом, проклял бы вас снова!…

Юноша зло смахнул слезы с лица и бросился мимо Старика на улицу.

* * *

Старик уже давно стал ощущать беспокойство.





Сначала вернулись сны. Только теперь он не видел ни летящего в пропасть Дормата, ни величественных городов, ни их правителей, заседающих в каменных палатах. Теперь все чаще Старику стало являться Гнездовище, то каким он его помнил в пору детства. И Генульф – такой, как до безумия, и Рофана – еще довольно молодая и полная сил.

Были и другие картины, но те уж совсем непонятные. Старик смутно догадывался, что видит что-то, происходящее далеко внизу, на земле, но понять ничего не мог. Его таинственный брат появлялся во снах совсем редко и все больше молчал. Однако Старик чувствовал – брат очень волнуется. Однажды он внятно сказал: «найдены все», и, проснувшись, Старик ощутил, что не может больше сидеть в бездействии. Сон этот покинул его слишком рано, за окном гнездовины еще висела ночь, но, несмотря на это, Старик вышел на улицу, где расправил крылья и взлетел.

Странное дело – полет его совсем не утомил! Даже наоборот – появились силы, о которых столетний орель и не подозревал. И это, странное на первый взгляд, обстоятельство, еще раз подтвердило, что грядут события, к которым нужно быть готовым.

Его нисколько не радовала разрастающаяся дружба между Летающими орелями и жителями поселения. С грустью смотрел Старик через окно своей гнездовины на соседей, рядящихся в сверкающие орелинские одежды и щеголяющих словечками из их речи. «Глупцы, глупцы, что вы будете делать, когда первые восторги улягутся, и станет ясно, что вы не ровня друг другу?», – размышлял он, наблюдая, как со снисходительными улыбками молодые летающие орели учили своих сверстников-поселян взлетать без травм на крышу самого низкого строения, и как легко взлетали они сами, демонстрируя, что это совсем не сложно. «Наивный Нафин, ты думал, что Гнездовище исчезнет, потому что нас всех заберут на Сверкающую Вершину? Ох, как же ты ошибался! Да кроме нас двоих там больше никто не сможет жить, без риска сорваться как-нибудь в пропасть и погибнуть. Все, кто летал туда, говорили об этом. Так что, не обольщайся, мой мальчик, ты сдвинул камень, который может покатиться только вниз!».

Старик, пожалуй, был единственным, кто увидел отголосок своих мыслей в глазах Торлифа. И понял – начало беде положено. А когда мимо его окна прошел хмурый молодой орелин, неприязненно озирающийся вокруг, надежды больше не осталось. Требовался лишь небольшой толчок, чтобы отчуждение, зреющее в этих двоих, перекинулось на окружающих. И Старин стал готовиться.

Он понимал, что предотвратить в одиночку ничего не сможет, но старался оттянуть ссору между орелями. Раз таинственный брат сказал, что все найдены, значит, Нафин скоро вернется. И вернется не один! Может быть, вместе они сумеют что-то придумать!

Для начала Старик слетал к могиле Тихтольна, чтобы проверить надежно ли она закрыта. Он также отследил путь, по которому Летающие орели спускались в Гнездовище, и с удовлетворением отметил, что проходил этот путь в достаточном удалении от опасной могилы. Ночные вылазки сделались длиннее, потому что сначала Старик обходил Гнездовище, ликвидируя все, что могло вызвать неудовольствие какой-нибудь из сторон. Убирал застывшие потеки Серебряной Воды, небрежно разлитой поселянами, возвращал на место листья, сорванные с кровель неосторожными взмахами огромных крыльев гостей, и только потом взлетал.

Конечно же, он не мог не заметить хмурого ореля, следящего за его полетами из-под раскидистых ветвей Кару.

Поначалу Старик решил, что парню просто не спится, и он вышел полюбоваться звездами. Но на следующую ночь повторилось то же самое… И на другую, и потом опять… Однажды Старик помахал орелину рукой, но, судя по тому, как резво наблюдатель скрылся в гнездовине, не ответив на приветствие, понял, что юноша следил за ним.

Несколько дней потом ломал Старик голову над тем, что могло побудить к слежке этого Летающего гостя, но ответа так и не нашел. Он всерьез решил перенести мертвого орелина куда-нибудь уж совсем подальше в горы, но побоялся, что странный парень последует за ним. Из этих же соображений отложил он и дело, давно дожидающееся на заднем дворе гнездовины. Дожди и ветры обнажили захороненные там обломки с записями Генульфа, и их следовало зарыть снова, поглубже. Но руки все не доходили. Старика почти никто не навещал, потому он сильно не тревожился. Зато теперь не переставал себя ругать: а ну, как этот любопытный тип и туда залезет! Оставалось уповать лишь на то, что он скоро улетит домой.

Из болтовни соседок Старик разобрал, что хмурый молодой орелин прибыл в поселение на постройку гнездовины для своей сестры и её жениха, и что строительство вот-вот закончится. Что Гнездовище его, похоже, тяготит, и он ждет не дождется возвращения. … От сердца немного отлегло. Может быть, в этот раз и обойдется! Недоброжелательный орелин улетит к себе и вряд ли вернется сюда еще раз… Однако до конца беспокойство не проходило.

В день пиршества Старик, как обычно, сидел у окна, терпеливо дожидаясь вечера. Сегодня он обязательно перепрячет обломки. Вот подождет, когда стемнеет как следует, и начнет. Следящий за ним парень вряд ли что-нибудь заметит – ему надлежит сидеть за пиршественным столом, рядом с сестрой… Но, почему же он все-таки следит? Какой такой интерес мог вызвать древний поселянин у юноши со Сверкающей Вершины? Непонятно!…

Вдруг Старик напрягся. Мимо его окна брела к чаше с водой Метафта. Бессильно опущенные руки еле держали пустой сосуд, а помертвевшие глаза не выражали ничего. Недавняя веселая хозяйка Гнездовища превратилась в старуху, безразличную ко всему. Старик тяжело вздохнул. Как же давно они с ней не общались! После исчезновения Нафина Метафта заходила сюда, в его гнездовину, считая, что именно он виноват в бегстве её мальчика. Пришлось подробно пересказать весь разговор, и несчастная женщина, кажется, все поняла правильно. Но после визита Великого Иглона её словно подменили. На следующее утро, когда все Гнездовище Взволнованно обсуждало неожиданное появление новых родичей, Старик пошел к Метафте с твердым намерением рассказать ей всю правду о себе и о страшной находке в горах. Конечно, он объяснит, что не считает Нафина убийцей, что, скорей всего, произошел несчастный случай, но, сходившая с ума от беспокойства Метафта должна была узнать, что её сыну прочитали самый опасный текст из Генульфовой пещеры, и теперь он наверняка ищет детей Дормата где-нибудь далеко на земле.

Однако благие намерения старика закончились ничем. Метафта неожиданно зло захлопнула дверь перед самым его носом и не захотела разговаривать.