Белый ангел

- Увы, мой мальчик, люди везде одинаковы.

- Что же он сделал?

- Он увел с поля боя двенадцать тысяч (!) латников и полностью оголил один из флангов сербского войска. После этого исход битвы был предрешен. Сербское войско было полностью разгромлено, а многие воеводы, в том числе и князь Лазарь, взяты в плен и казнены. Сербия на несколько веков попала под иго мусульман.

Мы стояли молча, глядя на Косово поле, вновь и вновь перебирая в уме перипетии давней битвы, и легкий ветерок, прилетев с той стороны, где храбро рубился князь Лазарь и его дружина, освежал наши лица, шевелил мальчишеские вихры и косынки на плечах девочек.

- Ну а теперь кто мне скажет, почему это произошло? Где корни этой трагедии? - Илья Михайлович переводил взгляд с одного детского лица на другое. - С ответом не спешите, подумайте хорошенько. Задам наводящий вопрос: почему господь попустил это бедствие для сербов?

- Потому что они отказались от Христа, - сказал Митя.

- Совершенно верно. Это единственно правильное духовное объяснение происшедшей трагедии. Беды для народа (для любого народа - русского, сербского, болгарского) начинаются только тогда, когда он забывает бога. Вот мы только что пересекли исконно сербские земли - Косово и Метохию. Кто там живет?

- Сербы.

- Еще кто?

- Албанцы.

- А кого больше?

- Албанцев.

- Намного?

- Да сербов там почти и нет.

- Вот видите, мусульмане вытеснили православных... А как вы считаете почему мы потеряли Прибалтику, Украину, Кавказ, Среднюю Азию?

- Причина та же.

- Правильно! Но русский народ до сих пор этого не понял. Он мается, страдает, а почему мается и почему страдает - не ведает. Вот что значит жить без веры. Если так будет продолжаться и дальше, то через какой-нибудь десяток-другой лет в исконно русских землях - Ярославле, Владимире, Костроме, Ростове Великом - будут жить уже не русские, а мусульмане. Те же чеченцы, или азербайджанцы, или турки... Без веры, нашей истинной православной веры, все мы - и взрослые, и дети, и старики - пропадем, исчезнем, сгинем с лица земли, превратимся в рабов, в скот, в пыль, которую будет попирать сапог наглого завоевателя. Запомним это крепко-накрепко и навсегда...

Мы постояли еще некоторое время на вершине башни, взволнованные увиденным и услышанным, многое как бы заново понявшие и уяснившие, повзрослевшие, кажется, сразу на много лет и ставшие гораздо лучше видеть и свое прошлое, и свое настоящее, а главное, свое будущее, а потом начали медленно спускаться вниз.

Острог

Проехав почти всю Черногорию, мы прибыли в город Цетинья, где находилась еще одна духовная семинария. После богослужения мы вошли во двор семинарии, и нестройный шум (гвалт, крики, голоса, усиленные современной аппаратурой), который фоном проникал в здание, обрушился на нас шквалом.

- Что это? - поинтересовались мы.

- Политический митинг.

- Все как у нас.

- Балаганы везде одинаковы.

- Может, нам остаться у вас на ночь? - спросили мы у хозяев.

- Нет-нет, - ответили они, - вам лучше уехать: во-первых, здесь могут быть разного рода беспорядки, а во-вторых, вас уже ждут в монастыре Острог.

Большого труда стоило выбраться с автомобильной стоянки, так как она была до отказа напичкана транспортом (хорошо, что "балаган" к этому времени подошел к концу, и машины стали разъезжаться).

Уже стемнело. Мы долго петляли по узким улочкам, пока выбрались за город. Была освещена только неширокая полоска шоссе, а кругом царила темнота, и в небе одна за другой зажигались звезды. Дорога стала подниматься в горы, она была пустынна. Освещения тут не было никакого, и фары выхватывали лишь небольшой кусочек дорожного полотна. Мы ехали таким образом довольно долго. Вдруг автобус остановился: одна дорога вела прямо, другая уходила влево.

- В чем дело, Миле? - спросили мы у водителя.

- Не знаю, куда ехать, - ответил он.

Невдалеке виднелись огоньки, там, скорее всего, находилась крестьянская усадьба. Предраг быстрым шагом направился в ту сторону. Мы вышли из автобуса. Южная теплая ночь полностью вступила в свои права: звезды полыхали так, как полыхают факелы в самый разгар карнавала, воздух был недвижим, и ничто не нарушало тишины.

Появился Предраг, он шумно дышал.

- Ну как?

- Дом на замке, никого нет.

- Пойдем прямо, - предложил Игорь Анатольевич, - кого-нибудь встретим и все узнаем.

Они ушли. Прошло минут пять, а может, и больше, наши разведчики вернулись и сказали, что все в порядке и нужно ехать именно по этой дороге.

Мы проехали всего несколько километров, когда перед нами возник тоннель. Медленно, очень медленно наш автобус стал не въезжать, а, скорее, вползать в него: один метр, другой, третий... Стоп! Дальше нельзя! Как обычная рубашка бывает тесна для геркулеса, так и этот горный тоннель был явно тесен для нашего красивого городского автобуса. Миле осторожно открыл дверцу и внимательно осмотрел тоннель впереди, после этого - позади, обратив особое внимание на верхний свод и на зазор между ним и крышей машины.

- Дети, - сказал он, - если вы будете сидеть очень тихо, затаив дыхание, и не пророните ни одного слова и ни одного звука, то я попробую миновать этот тоннель. Согласны?

- Да, конечно!

Затаили дыхание не только дети, но и мы, взрослые, потому что никто не знал, пройдет ли здесь наш автобус, не застрянет ли он в скале, словно пробка в бутылке шампанского, не станем ли мы пленниками этих гор. Автобус двигался уже не метр за метром, а, скорее, сантиметр за сантиметром. Миле смотрел то в левое боковое зеркало, то в правое, шевеля рулем лишь чуть-чуть, но от этого "чуть-чуть" и зависела сейчас наша судьба. Наш Миле был похож в эту минуту на морского капитана, который с помощью чуткого руля ведет свой корабль между опасными скалами.

Еще сантиметр, еще... Миле все чаще и чаще поворачивает голову, смотря в зеркала. Господи, помоги! Вот уже конец тоннеля виден; ну еще немножечко, еще! кажется, получается; вот уже нос автобуса вышел из тоннеля - так лиса, нюхая воздух и смотря, не грозит ли ей опасность, вылезает из норы; вот уже треть автобуса миновала тоннель, половина, две трети- мы все еще сидим затаив дыхание; вот Миле уже дал газ, это значит - тоннель позади.

Узкая дорога вела нас все выше и выше; мы продвигались очень медленно, почти ощупью; в автобусе царила напряженная тишина. Вот дорога круто ушла влево; Миле, часто перебирая руками рулевое колесо, попытался преодолеть этот поворот, но у него ничего не вышло - автобус уперся лбом в каменную стену. Нет, эта дорога явно не для нашей машины!

Миле стал давать задний ход. Мы в один голос ахнули - ведь там же пропасть! Автобус качнулся - это Миле нажал на тормоз. Вовремя! Еще бы немножко - и... Наш водитель опять, быстро работая руками, двинулся вперед, еще, еще круче - и, слава Богу, миновал поворот! Мы почти все одновременно выдохнули: пронесло!

Ко второму серпантинному повороту, который вскоре последовал за первым, мы отнеслись более спокойно: ко всему привыкаешь в пути.

Неожиданно подъем кончился, впереди блеснул свет. Миле прибавил скорость - и...

Монастырь!

Наверное, с такой же радостью впередсмотрящий матрос после многомесячного скитания по бескрайним просторам океана произносит: "Земля!"

Мы поблагодарили святителя Василия Острожского за то, что он помог нам приехать сюда, и отправились в гостиницу. Это было большое двухэтажное здание (позже мы узнали, что здесь раньше располагалась школа).

- Вас долго не было, и мы очень волновались, - сказала дежурная по гостинице. - Устраивайтесь на отдых и чувствуйте себя как дома.

Рано утром мы начали подъем в гору, к тому месту, где подвизался святой Василий Острожский. Дорога идет "галсами", как бывает всегда, когда нужно преодолеть крутизну. Асфальт новый - значит, дорога проложена совсем недавно. Один галс, девятый, семнадцатый... скоро мы сбились со счета. В самом начале пути нас обогнала легковая машина. "Надо было проголосовать", - пришла запоздалая мысль. А впрочем, нет, пешком лучше: мы идем к великой святыне - значит, нужно потрудиться.