Страница 15 из 36
Я говорила много вечеров подряд.
Сначала о зарождении жизни... О первичной клетке... О ее эволюции... Потом о людях...
Теперь мы уже не вмещались в салоне.
Я удобно сижу в кресле, вынесенном из космоплана. Передо мной светится телевизор. Окрестность теряется в скудном сиянии их второго солнца. И покуда видно, все огоньки и огоньки. Это шлемы скафандров. Они иногда начинают слабо покачиваться. Это значит, меня не понимают или не одобряют.
Я говорила о себе. Из нас четверых у меня самый большой земной жизненный опыт.
Детство. И возникло телеизображение. Беленькая хатка-мазанка на пригорке. Подсолнухи вдоль огорода. Мой старший брат Колька гонит утят. Мама стоит в дверях, спрятав руки под передвик. Кусты полыни у дороги. Девочка с длинными косами бегает там. А понимают ли они, эти существа, что это я?
Саша рядом со мной. Его горячая рука легла на мою руку, крепко сжала. Он тоже вспомнил свое детство, свои подсолнухи.
А Павел, наверно, только и думает: как все происходит? Как это образы моего прошлого мгновенно превращаются в изображение?
Но нет! Он взволнован... Земля ведь тоже его!
Первое недоумение у тех бесстрастных существ, что заполнили равнину, вызвало появление моего сына.
А на экране все было точно так, как навсегда врезалось в памяти. Акушерка в низко надвинутой на лоб шапочке протягивает голенького младенца... И вот его уже увеличенное изображение: сморщенный, беспомощный и одна щека полнее другой...
Потом Ангола... Я говорила очень громко, пытаясь задушить их молчаливый, колышущийся протест. Говорила не о себе, а о тех, кто когда-то работал рядом со мной. О самопожертвовании. О высшей человечности... А они только качали своими огоньками!
Сначала я подумала, что они не понимают... Но экран точно отображал мои мысли. Я замолчала.... Понимали, но... не принимали... Не принимали этой отдачи себя во имя других, не знали, что в этом может быть радость. И мне стыдно стало за свою горячность. А ведь я хотела говорить о сыне!.. О том, как он в двадцать лет пошел па верную гибель, чтобы спасти других... Я не стала об этом рассказывать.
Земля звала... Далекая, неуловимая пылинка в просторах бесконечности, - она тянула к себе.
И особенно эта тоска по Родине усилилась, когда для нас стала реальной возможность возвращения.
А Павел торопился наладить связь. Только бы передать людям уже известное, сказать: мы не погибли! Мы еще есть!
И как знать! Может быть, люди сегодняшней земли владеют пространством и временем настолько, что без особых затруднений могут посетить Джолию. Не для нас... Если мы останемся здесь, нас тогда уже не будет. За время их пути к Джолии пройдут сотни наших лет...
Время выигрывает только тот, кто мчится почти со скоростью света... А для того, кто остается на планетах, оно такое же, как и на Земле. Но отрадной стала сама мысль: после нас человек все-таки ступит на эту каменистую землю.
Наши "хозяева" дали понять, что за пределами системы Анлореса связь с Землей можно будет установить. Началась перестройка нашего космоплана.
На корабле были умные приспособления для этого - наша "малая автоматика". И опять мы с благодарностью вспомнили людей, которые снаряжали нас в путь.
Павел, Сурен и Саша сняли обшивку, разобрали реактор, двигатель. Пока готовили корабль к возвращению, я пыталась в какой-то мере исследовать Джолию.
Помню. Гигантский купол Анлореса встает из-за степи. В это время он настолько густо окрашен, что кажется: кровавый туман заполнил все вокруг. Неясно вырисовывается тонкая сигара космоплана, рядом - котел реактора, черный, громоздкий.
Саша всегда просыпался раньше всех и провожал меня.
Помню его в этом красном сумраке. Он высоко поднял руку над головой, приветствуя меня...
Однажды днем резкие сигналы тревоги забарабанили в моем приемнике.
- Немедленно возвращайтесь!
- Немедленно возвращайтесь!
Тяжело бежать под палящим солнцем. И путь мне казался бесконечным. Но особенно страшно стало, когда я издали увидела черные, развороченные обломки того, что было когда-то реактором, сердцем нашего корабля.
Меня никто не встречал. Поднялась по сходням... Дверь в салон распахнута. Сурен и Павел согнулись. над диваном... Увидев меня, расступились. Саша лежал неподвижно. Провела рукой по его лбу... Холодный пот...
- Очень сильное облучение, - шепнул Павел.
Саша дышал еле-еле... Чуть-чуть хватал воздух посиневшим ртом. Анализ крови показал неизбежность...
Это было страшно: с ясным сознанием умирал человек, всего несколько часов тому назад полный сил и энергии.
Он разговаривал... улыбался, пытался даже шутить... Но все знали: он обречен. И это знал он сам.
Павел не отходил от друга. А Саша все время шептал:
- Не надо... Не подходи... Не подходи ко мне близко... Может быть, это вредно...
После полуночи позвал нас всех.
- Помогите мне выйти из этой кабины...
- Тебе нельзя так много двигаться.
- Мне теперь уже все можно...
Саша говорил очень тихо и очень спокойно, повернув ко мне бледное, худое лицо.
- Я не хочу, чтобы это наступило здесь, в тесной комнате.
Мы вынесли его в темную ночь Джолии.
Сквозь сплошные тучи не просвечивает ни единая искорка. Только над самым нашим жилищем нависло облако-корабль наших хозяев. Тускло светятся красные точки. Но сегодня они не спускаются, как будто тоже насторожены и тоже ждут чего-то.
Саша тяжело дыплит. Я вижу бледные очертания его остренького поднятого подбородка. Он все время смотрит на меня. Глубокий не то тягостный, не то облегчающий вздох вырывается из его груди.
- Я верю! Вы увидите Землю! - Его помутневший взгляд впился в мое лицо. - У вас глаза Лены, в них вся боль и вся радость Земли...
Больше он не сказал ни слова...
Милый, родной Саша! В тебе было столько жизней и энергии! Я всегда ждала от тебя чего-то неожиданного и сверхбольшого. А оказывается, сама твоя жизнь подвиг...
Мы похоронили его по земному обычаю в твердый, каменистый грунт Джолии...
День стоял яркий, багрово-солнечный. И на легком ветру чуть-чуть шевелились его волосы...
"Мудрые теии" пришли через два дня. Они в какой-то мере сочувствовали нам, но больше, кажется, беспокоились...
Они пытались объяснить нашу ошибку, которая привела к взрыву. Но, убедившись, что Павел ничего не понимает, взялись за работу сами.
И тогда мы увидели, что такое "камни". Повинуясь приказу "мудрых теней", три "камня" преобразились и внешне и, видимо, внутренне: исчезло губительное излучение, восемь щупалец, как у спрута, вытянулись из яйцеобразного тела. Они всасывались этими щупальцами в обшивку космоплана и оставались недвижимыми весь день. С заходом солнца - отпадали и лежали рядом, такие же, какими мы их увидели впервые, гладкие и тяжелые. А утром оживали, щупальца опять тянулись к космоплану. Корпус постепенно заволакивался чем-то облакообразным, как корабль "мудрых теней", эта оболочка пульсировала, иногда вспыхивая редкими искрами.
Мне хочется тронуть ее рукой. Каким будет это прикосновение: скользкий холод, обжигающий удар тока или что-то мерзкое, затягивающее в себя. Это очень страшно - коснуться неведомого.
"Камни" делали и другое. На наших глазах преобразовывалась атмосфера планеты. "Мудрым теням" для дыхания нужен кислород и полное отсутствие аммиака и сероводорода. Но именно эти два газа находились раньше в воздухе Джолии. Это мы обнаружили еще в Космосе, на подступах к ней. "Камни" выделяли в атмосферу кислород, разлагая горные породы.
Колонизация Джолии шла быстрыми темпами. На родине "мудрых теней" на исходе энергетические ресурсы. Жизненно необходимым стало овладение другим миром.
"Мудрым теням" не составило особого труда создать необходимые для нашего дыхания условия. А почему они это сделали? Только, конечно, потому, что мы для них - первые встреченные в Космосе разумные существа. Они изучали нас не менее тщательно, чем мы их.