Страница 6 из 9
Я ему подал стаканчик и конфету.
- Где же ты до сих пор болтался?
- А спасибо! - Он второпях схватил стаканчик так, что вино плеснулось ему на пальцы, поднес ко рту, но тут же опустил руку: - Может, кто хочет? Я уже хватанул, признаться.
- Давай, - сказал Дранка, вырывая стаканчик. Перед тем как выпить, он быстро ткнулся носом прямо в лицо Леньки: - И опять соврал! Ничегошеньки ты и не пил!.. Профессия - пекарь! - и заржал.
Ленька недоуменно глянул на него и рассеянно отмахнулся.
- Мне одна вещь вспомнилась, мы с вами, ребята, вышли из новых домов... там Москва светится, машины бегут... и ждем салюта. Это салют воспоминание! А был когда-то первый салют! Пушки гремели, объявляя чудо! Конец войне!
Еще вчера, скажем, моя мама с каждой почтой могла получить похоронную на отца, а после салюта - уже ни одна старушка или девочка, ни в одной деревне уже больше не ждали этой похоронной!..
- Да заткнись ты с похоронными!
- Нашел о чем пластинку завести!
- А пускай, а пускай! А пускай говорит!
Леня оглядывался на все эти выкрики, видно, боялся, что ему не дадут досказать.
- Нет, нет, я вовсе не про это хотел... просто одну картинку, я быстро! Подумайте, подумайте, уже подрастали дети, которые ни разу в жизни не видели освещенного окна на улице - улицы были темными и каждое окошко занавешено черной шторой...
- Без тебя никто не знал!
- Нет, верно, отчего же, как раз сегодня это хорошо вспомнить, спокойно поддержала одна толстоногая девочка, чмокая во рту конфетой.
- Я знаю, что все всё знают, я только одну картинку хочу передать этого первого салюта Победы, когда все площади, и переулки, и мосты - всё было заполнено толпами народа, и все толпятся и радуются, и у всех головы запрокинуты в небо, и там рвутся с треском и опять взлетают пучки ракет... и как цветные фонтанчики они льются обратно на город, освещают дома и лица, отражаются в воде Москвы-реки... и, наверное, даже в глазах людей. И все старые, надоевшие маскировочные шторы сорваны со всех окон в городе. Точно город проснулся и открыл глаза...
- Где-то вычитал и вот чешет... - сказал кто-то из нас, но остальные молчали.
- Это вы все знаете, знаете, - торопился Ленька. - Но вот самое: в этой многолюдной радостной толпе, крепко держась за чугунные перила моста, стоял солдат в шинели, мятой, как бывает из дезинфекции. Стоит, запрокинув к небу голову, как все, и весь сияет от радости, и когда в толпе его кто-нибудь толкнет, он быстро к тому оборачивается и негромко спрашивает: "А окна? Как затемнение-то на окнах? Все снято? Все окна светлые?"
"Ну ясно, солдат, ясно - всюду свет!"
И он обрадованно кивает и оборачивается в ту сторону, откуда в эту минуту больше доносится треска лопающихся ракет, и слушает, запрокинув голову, и разноцветные звезды скользят, отражаясь в его глазах, и никто не видит, что у солдата глаза слепые, даже те, кто стоят с ним рядом, и замечают, что он все время крепко почему-то держится за чугунную решетку моста...
Он стоял долго и после того как кончился салют, пока не услышал окликающий его голос: "Сарыкин!.. Сарыкин!.. - К нему подошла, пробираясь сквозь редеющую толпу, сестра: - Вот ты где, а я было и сама-то тут заплуталась... У меня там Колесин Ваня у столба стоит, дожидается. Нам прямо на вокзал! Доволен? Вот, как просил - все тебе сделали!.."
Солдат уцепился ей за рукав, проталкиваясь через толпу к фонарному столбу, и там к ним прицепился Колесин Ваня, и сестра, отыскивая, как удобнее провести слепых, повела их вокруг площади, где играла музыка и уже начинали танцевать.
...Ага, ну вот и наш салют начинается!..
Все разговоры оборвались, мы быстро разлили остатки вина по стаканчикам, выпили и прокричали "ура!". Мы молча после этого простояли до конца салюта, от Ленькиного рассказа что-то у меня сжималось и немножко тянуло внутри. Я посмотрел, отражаются ли у Гали в глазах звезды ракет.
- Ты что-то не туда смотришь. Салют вон где! - сказала она мне.
- Я проверяю, отражаются ли у тебя в глазах звезды.
- Ну и как?
- Да. Как цветные огоньки в выпуклых зеркальцах.
- Воображение плюс подхалимство!
Салют кончился, вокруг потемнело, пора было идти по домам, но тут Дранка очень неподходящим ему ласковым голосом спросил:
- Наверное, этот ослепший солдат произвел на тебя сильное впечатление?
- Ты что, рядом стоял, что все так разглядел? Глаза. И так далее?
- А что?
- А так, просто интересно бы узнать: ты это все вычитал из газеты или из книжки? Или сам выдумал и опять все набрехал?
- А тебе какое дело? Я не для тебя рассказывал.
- А для кого, позвольте узнать?
- А тебе какое дело?.. Пускай для самого себя!
- Профессия - пекарь! - загадочно прогудел в нос Дранка. - Как тебя в школу пускают? Тебе же лет двадцать пять, не меньше, раз ты гулял по Москве в день первого салюта.
Кто-то рассмеялся, но я сказал:
- А какая разница, если он это все видел не во время первого, а десятого салюта? Что придираться!
- Да? Очень приятно! А откуда тогда взялось затемнение?
С затемнением действительно концы с концами не сходились.
Тот парень, что прочел про открытие гостиницы, невинно спросил:
- Может, ему его папуля рассказывал?
- Профессия - пекарь!
- Что ты взбесился со своим пекарем? Надоело слушать.
Дранка оглядел всех торжествующе.
- Ленькиного отца профессия - пекарь. Один парень сам видел справку!
- Какое твое дело! - дрожащим голосом крикнул Ленька. - Плевал я на тебя! Я пошел домой.
Но мы все тоже пошли, так что разговор не оборвался. Я понимал, что Ленька заврался, был на него зол, но почему-то был, кажется, на его стороне.
- Скотина твой парень со справкой, и пекарь такая же профессия, как летчик. А майора ты сам с ним видел на аэровокзале. Видел?
- Я сто майоров видел, да меня так не одурачить! Эх, вы, простофили! Ну, Ленька, скажи честно, один раз в жизни честно! Нам ведь все равно, только врать и обманывать - это позорно! Ну скажи, как товарищам!
- Как вы мне все опротивели, - сказала Галя.
- Ага! Опротивели! А товарищам врать - не противно! Идет, молчит.
Леня вдруг остановился и равнодушно сказал:
- Я не молчу. Да, профессия - пекарь. Но это давно было. Он с нами не живет.
- Верно, правду сказал! А майор откуда?
- Какой майор? А-а!.. Просто вы все на меня смотрели...
Галя ожесточенно дернула Леньку за рукав около самого плеча, точно оторвать хотела. Ее бесил этот разговор.
- Да заткнись ты, идиотик несчастный! Что ты позволяешь себя допрашивать! Позор в чужие справки подглядывать!
- Я не подглядывал, - злобно огрызнулся Дранка. Он, видно, думал вызвать общий восторг и улюлюканье своими разоблачениями.
- Ничего, - сказал Ленька Гале, поправляя рукав. - Ты же стояла рядом, слышала. И ты никому не рассказала...
- Заткнись! Никому не интересно!
- Нет, отчего же? Видишь? Многим интересно. Я подошел к этому незнакомому майору, и я сперва сам не знал, что буду делать, и он меня спросил, чего это я смотрю на него, а он был такой добрый и высокий, и я подумал, как хорошо бы, чтоб он правда был моим отцом и я правда бы его провожал сейчас на самолет, и я почти совсем позабыл, что вы на меня смотрите, почти совсем, но все-таки не забыл, и я ему сказал, что много раз провожал на этом самом месте своего отца-летчика и что он погиб, и попросил, чтоб он со мной попрощался, когда пойдет на самолет...
- Зачем ты это все рассказываешь... - Галя с досадой передернула плечами. - Но вообще-то все так и было. Только докладывать ты тут никому об этом не обязан...
- Это лирика! - крикнул Дранка. - "Представил", "почти поверил"! Врал? Обманывал? Вот так и говори.
- Я же сказал, все сказал, чего тебе еще?
- А мне на тебя! - Дранка сочно плюнул на землю и круто свернул на другую тропинку. - Только к нам больше не лезь, дурачков обдувай.