Страница 2 из 3
И вдруг спокойный праздник ярмарки раскололся отчаянным воплем. Толпа на мгновение замерла, потом, плеснувшись, свилась водоворотом над крошечной детской фигуркой, которая беззвучно корчилась в пыли. У мальчика было что-то вроде приступа эпилепсии. Его мать, упав на колени, кричала - тонко, страшно, на одной ноте, вцепившись ногтями в лицо.
Катенька не раздумывала. Она бросилась к мальчику, лихорадочно нащупывая в ожерелье замаскированный под крупный камень инъектор. Но она не успела приложить его к изломанному припадком тельцу.
Железная рука Сиднея вынула Катеньку из толпы, встряхнула как следует, затем ткнула ко рту долбленый ковш с ячменным квасом. Катенька захлебнулась, проглотила квас и слезы. Они быстро ушли, но девушка еще успела увидеть мать, которая прижимала к груди покрытое черным платком тельце ребенка. Из-под платка безжизненно свешивалась тонкая ручка, лунки ногтей посинели.
По возвращении на "Ямуну" Лин и Сидней, уже соскучившиеся по друзьям, быстро ушли "переодеваться". Катенька медлила. Она попросила на связь командира.
Командир почему-то всполошился и пошел к отсеку десантников, желая, пусть хоть и через прозрачную стену, видеть во время разговора лицо девушки.
Катя ждала его, сидя близко у стены. В том отсеке была воссоздана атмосфера Пятой, теснились живые растения, какие-то лианы, колючие пальмы. На фоне этой чужой глазу землянина зеленой массы Галкин увидел Катеньку, и у него защемило сердце: так естественно вписывалась девушка в краски и тени иного мира.
Галкин сел в кресло. Секунду он разглядывал незнакомую девушку, которая, как он понимал разумом, была Катенькой. Почему-то вдруг подумалось, что она - самая младшая из его десантников.
Наконец осторожно задал вопрос:
- Звала меня? Что случилось?
Девушка не торопилась с ответом. Она накрутила на палец прядь матово-черных, без блеска, волос, и Галкин с трудом вспомнил, что Катенька была блондинкой Беленькая, с нежно-розовой кожей, с глазами цвета морской волны.
Она приблизила крупные темные губы к микрофону, словно хотела, чтобы командир лучше расслышал ее:
- Командир, я остаюсь.
Галкин не удивился. Чего-то в этом роде он подсознательно ждал. Ему даже стало скучно: теперь придется недолго уговаривать эту шальную девчонку, будет упираться - позвать психологов... Лишняя трата времени. Ну куда она денется? Он рассмотрел Катеньку спокойно.
Галкин вздохнул и приступил к уговорам:
- Повтори, девочка.
- Я остаюсь на Пятой.
- Зачем?
- Жить. Работать.
- Работать?
- Командир, дайте мне синтезатор. Или дайте медикаменты. Много.
- Для чего?
- Вы видели? Видели, как целые деревни вымирают от эпидемий? Помочь ведь очень просто, а мы... Словно читаем учебник истории. Каждый день - десятки жизней. Позавчера у меня буквально на руках умер ребенок. Он... буквально у меня на руках! А спасти его было так легко!
Галкин поморщился. Ну и взгреет же он вахту контроля!
- Катенька, этого нельзя.
- Да, я знаю... это я от отчаяния попросила. "Чужое знание". Табу какое-то! Хорошо. Синтезатор нельзя. Лекарства - тоже. Кое-что можно сделать и местными средствами. Фитотерапия здесь уже существует. Я не зря так много возилась с целебными травами. Есть и минералы. Есть и некоторая практика, Опыт. Вот здесь у меня все записано. Можно быстро наладить производство.
И Катенька показала крепко зажатую в кулачке кассету. Ай да девочка... Препараты из местного сырья... Но технология, технология...
- Катя, но ведь это тоже чужое знание. Не заставляй меня повторять прописные истины, давно тебе известные. Нельзя принести чужое знание, цивилизация должна добыть свои, иначе она погибнет.
- Знаю. Не верю. Разве на Земле было иначе? Народы всегда обменивались знаниями, а цивилизация не погибла. Если рассматривать вмешательство как импульс, дающий волну, то амплитуда этой волны постепенно затухает, и синусоида переходит в прямую линию в обозримом будущем. А цена этому - жизни. Я не могу уйти и оставить их умирать.
Галкин помолчал. Пожалуй, пришло время Катеньку попугать.
- Не имею права разрешить. То есть... такие случаи бывали. "Отшельники"... Иногда с одиночек-робинзонов начиналась колонизация планет. Допустим, что Совет признает за тобой право на такой поступок. Тогда... тебе придется пройти полное кондиционирование. Ты останешься на Пятой, но не землянкой, а просто одной из местных жительниц. Будешь просто накапливать информацию, причем бессознательно. Ты ничем им не поможешь, забудешь земное знание.
Катя посмотрела на командира холодно, иронически - зачем он говорит заведомую неправду? Не сделает он такого.
Галкин добавил в голосе трагизма:
- Я сделаю это, девочка Ты же знаешь, что иначе я поступить не могу. Не хватало только, чтобы ты начала их лечить, а они тебя, как ведьму, на костер! Ну что? Идешь "переодеваться"?
А вот с этим вопросом Галкин поспешил. Катеньку словно ударили. Она дернулась и тихо, твердо сказала:
- Я остаюсь!
И тут же по интеркому, словно сжигая за собой мосты:
- Я, десантник Екатерина Катунина, - всем, всем, всем, "Ямуна", слушай меня! Прошу разрешения Совета остаться на Пятой.
Галкин пожал плечами и ушел к себе. Через десять минут сбежался Совет, более всего взволнованный тем, что пришлось срочно бросить дела. Совет кое-как расселся в центре, вдоль стен расположились все желающие. Галкин подробно доложил обстоятельства дела. Потом поднял глаза, недоверчиво поглядывая на членов Совета. Что-то не нравилась ему обстановка этого экстренного заседания. Слова попросил Лин. Он для начала дернул себя за ухо - была у него такая привычка, пощелкал пряжками комбинезона и, уставясь на Галкина вполне невинным взглядом, сказал:
- А что? Пусть остается. Ее право.
Неожиданно Лина поддержали почти все. Действительно, ее право. Право исследователя, Галкин жестко напомнил:
- Имею полномочия не принять решение Совета. Я командир.
И тогда встал огромный Сидней:
- Извините, командир. У десантников свой кодекс. Не надо ей мешать. Пусть остается.
Галкин повел себя нетактично. Он позволил себе усомниться в душевном здоровье как Катуниной, так и всей группы десанта. Десантники встали.
Они просто стояли и смотрели на командира "Ямуны" молча. И глаза их... в них была память о чужих мирах. Галкин смешался. Эти люди... Они шли в поиск, а он часто даже не покидал борта корабля. Он просто доставлял ученых-десантников в конечную точку маршрута.
Если бы можно было не посылать людей вообще! Нельзя. Нельзя еще и потому, что невозможно удержать человека на дороге познания. Человеку почему-то мало принесенных киберами проб и голограмм. Человеку почему-то до зарезу нужны раковины из опасных морей, цветы с другого края мироздания. Так было и так будет. А нагрубил Галкин от страха за хрупкую беленькую девочку Катю. Он не верил в серьезность принятого ею решения и старательно забывал, что Катенька - десантник, прошедший всю выучку Корпуса. А десантники это помнили.
Галкин извинился. А потом психологи предложили компромисс. Катунина остается на два земных года. Полное кондиционирование обязательно. Следующая экспедиция снимет ее с Пятой. Об этом Катя знать не должна - иначе в подсознании останется тревожный маячок, она не сможет жить на Пятой спокойно, будет ждать... Во время кондиционирования имплантировать под кожу девушки датчик, чтобы по пеленгу Катеньку можно было всегда найти.
Ей сообщили решение Совета. Она благодарила, передала письма на Землю.
"Ямуна" прощалась с Катей неожиданно весело. Даже устроили нечто вроде капустника перед прозрачной стеной изолятора, где находилась девушка. Галкин не пошел. Ему чудилось в этом веселье нечто ненормальное - пир во время чумы.
Наконец Деви взяла Катеньку под свою опеку. Они остались одни. О чем-то долго говорили, касаясь губами микрофонов, словно их могли подслушать. Потом они попрощались, и Катенька храбро поднялась в капсулу: требовалась коррекция ее облика, перестройка органов дыхания и пищеварения.