Чужое сердце

– Леди и джентльмены, сегодня у вас в гостях Грэг Фишвик, автор таких нашумевших романов, как «Девятая жизнь кошки» и «Ты не можешь их увидеть». Очень скоро в издательстве «Кристалл и Мобб» выйдет третья книга Грэга под названием «Прятки со смертью», – название издательства Ленард произнёс с особой гордостью, как бы намекая и на свои выдающиеся заслуги литературного агента. – Итак, друзья, встречайте человека, которому подвластны человеческие страхи!

Столь помпезное представление перед публикой никогда не нравилось писателю, поэтому он сразу же расставил всё на свои места:

– Приветствую всех, кто собрался в этом зале! Я не знаю, о ком сейчас говорил Ленард, потому что мне, как и вам, человеческие страхи отнюдь не чужды. Наоборот, они наполняют всю мою жизнь, чем я и пользуюсь в своём творчестве. Страх – это фундамент нашего эмоционального мира. Страх – это то, что движет миром, и я говорю без малейшего преувеличения. Многие литературоведы склонны считать, что первоисточником жанра ужасов в литературе являются готические романы средневековья, но я придерживаюсь того мнения, что искать следует ещё раньше. Вспомните мифологию любого из народов мира. В подавляющем большинстве случаев она строится именно на чувстве страха. Египетские, греческие, скандинавские – эти мифы наполнены неизбывным ужасом, попыткой человека противостоять страху.

– Мистер Фишвик, формально мифы нельзя считать первоисточником ужасов как жанра литературы, – возразил кто-то из зала.

«Ещё один умник, которого волнует только формальная сторона вопроса», – пронеслось в голове писателя.

– Я говорю не о том, что именно мифы послужили развитию жанра ужасов в литературе как такового, а о стремлении человека с незапамятных времён говорить о вещах, которые вызывают страх, чтобы справиться с ним.

– То есть вы полагаете, что ваши книги могут кому-то помочь справиться с собственными страхами? – голос наверняка принадлежал какому-нибудь психиатру.

– А для чего, по-вашему, люди обращаются к ужасам в жизни? Я подразумеваю не только литературу, но и «индустрию страха» в целом, если вы позволите так выразиться. Кинематограф, пугающие аттракционы – для чего всё это нужно человеку?

– Как известно, при стрессовых состояниях в мозговом веществе надпочечников выделяется значительное количество адреналина, являющегося нейромедиатором…

Грэг перебил оппонента:

– Я не прошу вас сейчас разъяснять подробную физиологию. Вопрос предельно прост: для чего людям нужны искусственные ужасы?

В зале воцарилась полнейшая тишина.

– Разница между реальными и искусственными ужасами состоит в том, что человек наверняка может справиться с тем страхом, который ему предлагает «индустрия страха». Он знает, что ужас романа не выйдет за пределы книги, монстр в фильме является вымыслом его создателей, а пугающие аттракционы созданы инженерами с тем расчётом, чтобы люди всего лишь испугались, а не пострадали. Смысл в том, чтобы получить удовольствие от преодоления ужаса.

«Передо мной находится очередное собрание снобов», – сделал для себя вывод Грэг, но отступать было поздно. Он не мог развернуться и уйти, чтобы дать ребятам из этого клуба возможность думать, будто он с позором сбежал от них. Но в данный момент ему хотелось подняться из-за стола и хорошенько встряхнуть Ленарда за то, что он затащил его сюда.

«Элитарный клуб читателей приглашает тебя выступить завтра с лекцией о природе ужасного в литературе», – вот как выразился литературный агент. На самом же деле члены клуба хотели ещё одну жертву на растерзание. Что ж, Грэг не доставит данной компании такого удовольствия. Он и сам выщиплет им столько перьев, сколько сможет.

– Расскажите, как вам удаётся описывать все эти ужасы? – копилка Грэга Фишвика пополнилась ещё одним идиотским вопросом.

– Какая именно книга вас интересует? – пошёл в наступление писатель.

– Ну, хотя бы вот эта, с кошкой на обложке.

– Судя по всему, вы понятия не имеете, о чём идёт речь в романе, – краем глаза мужчина увидел, что Ленард усиленно пожирает его взглядом, словно хочет что-то сказать, но не обратил на поведение литературного агента ни малейшего внимания.

– Жанр, в котором написана эта книга, позволяет мне иметь некоторое представление…

– А ваше нелепое заявление позволяет мне усомниться в том, что вы вообще вправе носить звание члена элитарного клуба читателей, потому что нельзя судить о книге лишь по её обложке! – теперь Грэг Фишвик поднялся со стула и ощутил клокочущую в груди ярость. – Это вы и подобные вам ославили Стивена Кинга, превратив его имя в синоним низкожанровых страшилок для чокнутых! Это вы породили опасную эпидемию литературной безвкусицы! Это вы продвинули вперёд авторов, чья беллетристика доказывает, что наш язык вот-вот сгниёт в гробу невежества, прикрываясь маской модернистских течений!

– Грэг! – попытался урезонить разбушевавшегося писателя Ленард. – Грэг, пожалуйста, прекрати!

Сердце писателя заколотилось в немыслимом ритме, как будто решилось вырваться из тесного плена грудной клетки. Грэг стал задыхаться от нехватки воздуха, но он уже не мог остановиться.

– Вам кажется, что именно от вашего мнения зависит художественная ценность той или иной книги, верно? Так знайте же, что вы заблуждаетесь! Лучшим судьёй в данном вопросе является сито времени, сквозь которое пройдут лишь лучшие произведения, способные вызвать у читателя живые эмоции и переживания, способные изменить взгляд на жизнь, дающие возможность соприкоснуться с мыслями других людей.

– Значит, вы относите свои романы к числу таковых? – спросил один из членов клуба.

– Я, как и вы, не вправе давать ответ, потому что его даст только время, – нервное напряжение достигло предела, и писатель схватился рукой за грудь, словно ему перекрыли доступ кислорода. Он инстинктивно попытался раскрыть лёгкие в полном объёме, но у него тут же возникло ощущение, будто он попал в безвоздушное пространство.

– Ему нужна помощь! – испуганный Ленард подбежал к Грэгу.

– Я не могу… не могу дышать… – едва проговорил мужчина, прежде чем отключился от внешнего мира.

Глава 19

Очнулся он в уже знакомой палате. Доктор Троутон с укором смотрел на нерадивого беглеца.

– Я в больнице? – догадался Грэг Фишвик.

– К счастью для вас, в больнице, – сказал врач. – Хотя находились всего в шаге от того, чтобы перебраться на стол к прозектору. Надеюсь, такого больше не повторится, мистер Фишвик? В вашем состоянии я категорически запрещаю вам покидать больничный покой, так как это сопряжено со смертельным риском. Надеюсь, вы меня понимаете?

Писатель утвердительно кивнул.

– Похоже, вы не совсем верно оцениваете всю серьёзность ситуации. При неблагоприятном течении болезни вам может потребоваться пересадка сердца, – на этот раз доктор Троутон говорил без всяких попыток «подсластить» пилюлю.

– Что? – по спине Грэга пробежал холод.

– Чаще всего при вирусном миокардите помогает обычная лекарственная терапия, но в вашем случае возникли некоторые осложнения. Если бы вы прислушались к тому, что я вам говорил ранее, нам бы удалось избежать лишних проблем.

– Доктор Троутон, я торжественно обещаю, что не встану с этой кровати до тех пор, пока вы не дадите мне на то особого разрешения.

– Обещайте это не мне, а своему сердцу, – врач прикоснулся указательным пальцем к груди писателя. – По вашей вине оно получило чрезмерную нагрузку, и теперь вы обязаны позаботиться о нём.

Доктор Троутон покинул палату, предоставив Грэга его собственному страху.

Неужели положение настолько критическое, что может потребоваться операция по пересадке сердца, или доктор всего лишь напугал мужчину, чтобы тот больше самовольно не покидал пределов палаты?

Пересадка сердца. Такое трудно выкинуть из головы. Писатель с особой отчётливостью представил себе, как он лежит на операционном столе в ярком световом потоке светодиодных светильников с разрезанной грудью, в которой бьётся его больная часть тела. Руки доктора приближаются к нему, чтобы извлечь поражённый орган и поместить на его место чужое сердце.