Страница 2 из 3
Близ ледовитых Полюсов - не минешь
Беды: держись умеренных широт;
Двор чересчур бока тебе печет
Или Деревня студит - все едино;
Не Град ли золотая середина?
Увы, Тарантул, Скорпион иль Скат
Не щедрый выбор; точно так и Град.
Из трех что назову я худшей скверной?
Все худшие: ответ простой, но верный.
Кто в Городе живет, тот глух и слеп,
Как труп ходячий: Город - это склеп.
Двор - балаган, где короли и плуты
Одной, как пузыри, тщетой надуты.
Деревня - дебрь затерянная; тут
Плодов ума не ценят и не чтут.
Дебрь эта порождает в людях скотство,
Двор - лизоблюдство, Город - идиотство.
Как элементы все, один в другом,
Сливались в Хаосе довременном,
Так Похоть, Спесь и Алчность, что присущи
Сиим местам, одна в другой живущи,
Кровосмесительствуют и плодят
Измену, Ложь и прочих гнусных чад.
Кто так от них Стеною обнесется,
Что скажет: грех меня, мол, не коснется?
Ведь люди - губки; странствуя среди
Проныр, сам станешь им, того гляди.
Рассудок в твари обернулся вредом:
Пал первым Ангел, черт и люди - следом.
Лишь скот не знает зла; а мы - скоты
Во всем, за исключеньем простоты.
Когда б мы сами на себя воззрились
Сторонним оком, - мы бы удивились,
Как быстро Утопический балбес
В болото плутней и беспутства влез.
Живи в себе: вот истина простая;
Гости везде, нигде не прирастая.
Улитка всюду дома, ибо дом
Несет на собственном горбу своем.
Бери с нее пример не торопиться;
Будь сам своим Дворцом, раз мир - Темница.
Не спи, ложась безвольно на волну,
Как поплавок, - и не стремись ко дну,
Как с лески оборвавшейся грузило:
Будь рыбкой хитрою, что проскользила
И не слыхать ее - простыл и след;
Пусть спорят: дышат рыбы или нет.
Не доверяй Галеновой науке
В одном: отваром деревенской скуки
Продворную горячку не унять:
Придется весь желудок прочищать.
А впрочем, мне ли раздавать советы?
Сэр, я лишь Ваши повторил заветы
Того, что, дальний совершив вояж,
Германцев ересь и французов блажь
Узнал - с безбожием латинским вкупе
И, как Анатом, покопавшись в трупе,
Извлек урок для всех времен и стран.
Он впитан мной - и не напрасно
Данн4 1597
Генри Гудьеру, побуждая его отправиться за границу
Кто новый год кроит на старый лад,
Тот сокращает сам свой век короткий:
Мусолит он в который раз подряд
Все те же замусоленные четки.
Дворец, когда он зодчим завершен,
Стоит, не возносясь мечтой о небе;
Но не таков его хозяин: он
Упорно жаждет свой возвысить жребий.
У тела есть свой полдень и зенит,
За ними следом - тьма; но Гостья тела,
Она же солнце и луну затмит,
Не признает подобного предела.
Душа, труждаясь в теле с юных лет,
Все больше алчет от работы тяжкой;
Ни голодом ее морить не след,
Ни молочком грудным кормить, ни кашкой.
Добудь ей взрослой пищи. Испытав
Роль школяра, придворного, солдата,
Подумай: не довольно ли забав,
В страду грешна пустая сил растрата.
Ты устыдился? Отряси же прах
Отчизны; пусть тебя другая драма
На время развлечет. В чужих краях
Не больше толка, но хоть меньше срама.
Чужбина тем, быть может, хороша,
Что вчуже ты глядишь на мир растленный.
Езжай. Куда? - не все ль равно. Душа
Пресытится любою переменой.
На небесах ее родимый дом,
А тут - изгнанье; так угодно Богу,
Чтоб, умудрившись в странствии своем,
Она вернулась к ветхому порогу.
Все, что дано, дано нам неспроста,
Так дорожи им, без надежд на случай,
И знай: нас уменьшает высота,
Как ястреба, взлетевшего за тучи.
Вкус истины познать и возлюбить
Прекрасно, но и страх потребен Божий,
Ведь, помолившись, к вечеру забыть
Обещанное поутру - негоже.
Лишь на себя гневись, и не смотри
На грешных. Но к чему я повторяю
То, что твердят любые буквари
И что на мисках пишется по краю?
К тому, чтобы ты побыл у меня;
Я лишь затем и прибегаю к притчам,
Чтоб без возка, без сбруи и коня
Тебя, хоть в мыслях, привезти к нам в Митчем.
Сэру Эдварду Герберту, в Жульер 5
Клубку зверей подобен человек;
Мудрец, смиряя, вводит их в Ковчег.
Глупец же, в коем эти твари в сваре,
Арена иль чудовищный виварий:
Те звери, что, ярясь, грызутся тут,
Все человеческое в нем пожрут
И, друг на друга налезая скотно,
Чудовищ новых наплодят бессчетно.
Блажен, кто укрощает сих зверей
И расчищает лес души своей!
Он оградил от зла свои угодья
И может ждать от нивы плодородья,
Он коз и лошадей себе завел
И сам в глазах соседей - не Осел.
Иначе быть ему звериным лесом,
Одновременно боровом и бесом,
Что нудит в бездну ринуться стремглав.
Страшнее кар небесных - блажь и нрав.
С рожденья впитываем мы, как губка,
Отраву Первородного Проступка,
И горше всех заслуженных обид
Нас жало сожаления язвит.
Господь крошит нам мяту, как цыплятам,
А мы, своим касанием проклятым,
В цикуту обращаем Божий дар,
Внося в него греховный хлад иль жар.
В нас, в нас самих - спесению преграда:
Таинственного нет у Бога яда,
Губящего без цели и нужды;
И даже гнев его - не от вражды.
Мы сами собственные кары множим
И нянчим Дьявола в жилище Божьем.
Вернуться вспять, к начальной чистоте
Наш долг земной; превратно учат те,
Что человека мыслят в круге малом:
Его величья никаким овалом
Не обвести; он все в себя вместит.
Ум разжует и вера поглотит,
Что бы мы им измыслить не дерзнули;
Весь мир для них - не более пилюли;
Хоть не любому впрок, как говорят:
Что одному бальзам, другому яд;
От знаний может стать в мозгу горячка
Иль равнодушья ледяная спячка.
Твой разум не таков; правдив и смел,
В глубь человека он взглянуть сумел;
Насытившись и зрелищем, и чтивом,
Не только сам ты стал красноречивым,
Красноречивы и твои дела:
За это от друзей тебе хвала.
Графине Бедфорд
Мадам,
Благодарю; я буду знать вперед,
Очистившись от заблуждений давних,
Что не природа ценность придает