Владычица магии

— Я видел, как ты на него пялилась! И ты ложа со мной не разделяла с тех самых пор, как тебе на глаза впервые попался Утер, распутная шлюха!

— Да как ты смеешь! — негодующе задохнулась Игрейна и, схватив серебряное зеркало, Горлойсов подарок, швырнула им в голову мужа. — Возьми назад свои слова, или, клянусь, я брошусь в реку, прежде чем ты еще раз ко мне притронешься! Ты лжешь и сам знаешь, что лжешь!

Горлойс пригнулся, зеркало ударилось в стену. Игрейна сорвала с себя янтарное ожерелье — тоже подаренное мужем не далее как на днях — и бросила его вслед за зеркалом. Торопливо стянула с себя дорогое новое платье и, скомкав, кинула мужу в голову.

— Да как ты смеешь называть меня так, ты, осыпавший меня подарками, точно я — из числа этих ваших армейских девок и содержанок? Если ты считаешь меня шлюхой, где же подарки от моих любовников? Все, что у меня есть, подарил мне мой муж, этот шлюхин сын, сквернослов и похабник, пытаясь купить мое благоволение для утоления собственной похоти, потому что священники превратили его в полуевнуха! Отныне и впредь я стану носить лишь то, что соткут мои пальцы, лишь бы не твои дрянные подарки, ты, подлец, чьи губы и мысли столь же мерзостны, как и твои гнусные поцелуи!

— А ну, замолчи, злонравная ведьма! — заорал Горлойс и ударил ее так сильно, что молодая женщина рухнула на пол. — А теперь вставай и прикройся пристойно, как подобает доброй христианке, а не срывай с себя одежды, так что я с ума схожу, на тебя глядя! Уж не так ли ты соблазнила моего короля и залучила его в свои объятия?

Игрейна с трудом поднялась на ноги, отшвырнула изорванное платье подальше и накинулась на мужа, колотя его по лицу. Горлойс схватил ее, пытаясь обездвижить, смял в объятиях. Природа не обделила Игрейну силой, но Горлойс был мужчина крупный и притом воин, и спустя мгновение-другое она перестала бороться, понимая, что все бесполезно.

— Я отучу тебя заглядываться на чужих мужчин при законном-то муже! — шепнул Горлойс, толкая ее к кровати.

Игрейна презрительно запрокинула голову.

— Ты думаешь, я когда-либо взгляну на тебя иначе, чем с омерзением, точно на гада ползучего? О да, ты можешь затащить меня в постель и навязать мне свою волю, ваше христианское благочестие позволяет вам насиловать собственных жен! Мне дела нет до твоих слов, Горлойс, ибо в сердце своем я знаю, что ни в чем не повинна. Вплоть до сего мгновения я мучилась угрызениями совести, думая, что, возможно, чары или заклятия заставили меня полюбить Утера. А теперь я жалею о том, что не сделала того, о чем он меня молил, хотя бы потому, что ты столь же готов поверить в ложь о моей вине, как и в правду о моей невиновности, и в то время, как я ревностно блюла свое достоинство и твое тоже, ты нимало не сомневался, что я брошу свою честь на ветер!

В голосе ее звучало такое презрение, что Горлойс уронил руки и воззрился на жену.

— Ты правду говоришь, Игрейна? — глухо произнес он. — Ты в самом деле ни в чем дурном не повинна?

— По-твоему, я унижусь до лжи? Стану лгать — тебе?!

— Игрейна, Игрейна, — смиренно произнес он. — Я хорошо знаю, что слишком стар для тебя, что тебя отдали мне против твоей воли и любви ты ко мне не питала, но мне казалось, что, может статься, за эти дни ты стала обо мне думать чуть лучше, а когда я увидел тебя плачущей рядом с Утером… — Голос его прервался. — Я вынести не мог, что ты смотришь так на этого похотливого мерзавца, а на меня — лишь с покорством и смирением, прости меня, прости, умоляю — если я и впрямь был к тебе несправедлив…

— Ты был ко мне несправедлив, — ледяным тоном подтвердила Игрейна, — и ты хорошо делаешь, что просишь у меня прощения, каковое ты, впрочем, получишь не раньше, чем преисподняя вознесется к Небесам, а землю поглотит западный океан! Лучше ступай и помирись с Утером — или ты и вправду надеешься выстоять против гнева короля Британии? Или в итоге итогов ты станешь покупать его милость, как пытался купить мою?

— Замолчи! — яростно выкрикнул Горлойс. Лицо его пылало. Он унизился перед женой, и Игрейна знала: за это он ее тоже никогда не простит. — Прикройся!

Молодая женщина осознала, что все еще нага до пояса. Она подошла к кровати, где лежало ее старое платье, неспешно натянула его через голову и принялась завязывать шнуровку. Горлойс подобрал с пола янтарное ожерелье и серебряное зеркало и протянул их жене, но та отвернулась, словно не видя. Спустя какое-то время он положил подарки на кровать. Игрейна на них и не взглянула.

Мгновение он смотрел на жену, затем толкнул дверь и вышел.

Оставшись одна, Игрейна принялась укладывать вещи в седельные вьюки. Она сама не знала, что собирается делать: может, стоило бы пойти отыскать мерлина и обо всем ему рассказать. Кто, как не он, положил начало всей этой цепочке событий, что в итоге привела к бурной ссоре между нею и Горлойсом. По крайней мере Игрейна поняла, что не сможет больше жить под крышей Горлойса в спокойствии и довольстве. Сердце ее сжалось от боли: они обвенчаны по римскому закону, согласно которому Горлойс обладает абсолютной властью над их дочерью, Моргейной. Придется Игрейне какое-то время притворяться, пока она не сможет переправить Моргейну в безопасное место! Например, удастся отослать ее на воспитание к Вивиане, на Священный остров.

Драгоценности, подаренные Горлойсом, Игрейна оставила лежать на кровати, уложив лишь платья, сотканные ее собственными руками в Тинтагеле, а из украшений — только лунный камень Вивианы. Позже Игрейна осознала, что именно это мгновение-другое промедления стоили ей бегства: пока она выкладывала на постель мужнины подарки, отбирая собственные вещи, Горлойс возвратился в комнату. Он быстро скользнул взглядом по ее запакованным тюкам и коротко кивнул.

— Хорошо, — промолвил он, — ты уже собралась. Мы выезжаем до заката.

— О чем ты, Горлойс?

— О том, что я швырнул мою клятву Утеру в лицо и сказал ему все то, что следовало сказать сразу. Отныне мы враги. Я еду заняться обороной запада против саксов и ирландцев, ежели они туда сунутся, а Утера предупредил, что, если он попытается ввести войска в мою землю, я повешу его на первом же дереве, как негодяя и вора, каким он в сущности и является.

Игрейна глядела на мужа во все глаза.

— Ты, никак, рассудком помутился, о супруг мой, — наконец проговорила она. — Жителям Корнуолла самим ни за что не удержать западный край, если саксы придут большим числом. Амброзий это знал, знает об этом и мерлин, даже я это знаю, Господь мне в помощь, при том, что мой удел — хозяйство да дом! Или в одно-единственное мгновение безумия ты разрушишь все, ради чего Амброзий жил, ради чего боролся последние годы, — и все из-за вздорной ссоры с Утером на почве собственной одержимой ревности?

— Скора ты защищать Утера!

— Да я бы и саксонского вождя пожалела, потеряй он своих самых мужественных сторонников в распре, для которой и причины-то нет! Во имя Господа, Горлойс, — ради наших с тобою жизней и жизни твоих людей, что ждут от тебя помощи перед лицом саксонской угрозы, — умоляю тебя уладить ссору с Утером и не разрушать союза! Лот уже уехал, если уедешь и ты, под знамена на защиту Британии встанут лишь союзные войска да несколько владетелей победнее! — Молодая женщина в отчаянии покачала головой. — Лучше бы я бросилась с утеса в Тинтагеле, вместо того чтобы отправиться в Лондиниум! Я принесу любую клятву, какую потребуешь, в том что я даже губ Утера Пендрагона не касалась! Или из-за женщины ты погубишь союз, ради которого умер Амброзий?

Горлойс сердито нахмурился.

— Даже если бы Утер и не поглядел в твою сторону, госпожа моя, по чести говоря, мне не следовало бы присягать бесстыдному распутнику и столь дурному христианину. Лоту я не доверяю, но теперь вижу, что Утеру верить и вовсе нельзя. Надо было мне с самого начала прислушаться к голосу совести, надо было сразу отказаться его поддерживать. Увяжи мою одежду во второй тюк. За лошадьми и дружиной я уже послал.

В лице его читалась неумолимая решимость. Игрейна знала: запротестуй она — и Горлойс вновь пустит в ход кулаки. Молча, кипя от гнева, она повиновалась. Вот теперь она в ловушке и убежать не может — даже на Священный остров, под защиту сестры, — не может, пока Горлойс держит в Тинтагеле ее дочь.