Страница 49 из 68
Но у самого Букова со здоровьем стало плохо: прихватил малярию. Отощал, пожелтел, высох.
Но когда трясло в ознобе в самый зной, стуча зубами, пытался пошучивать:
- Это мой персональный кондишен работает. Тебе от жары деваться некуда, а мне от холода.
Но сообщать о своей болезни не хотел, скрывал, работал...
Когда кочевники случайно выходили на трассу канала, они вначале недоверчиво, как на мираж, смотрели на воду, и только верблюды с висящими набекрень дряблыми, отощавшими горбами бросались к воде и припадали к ней пыльными губами.
Буков испытывал радостное, порой щемящее душу чувство, когда кочевники разбивали у канала шатры, наполняли водой бурдюки, боясь пролить на песок хоть каплю, подставляя под эту каплю ладонь, как голодный сгребает крошки хлеба.
Он говорил Куртынину:
- Это же у нас не работа, по существу, почетное удовольствие - в пустыне зеленые массивы создавать. Что самому господу богу оказалось не под силу, то нам с тобой нипочем.
Когда болезнь окончательно свалила Букова, и белки его глаз обрели цвет меди, и он уже не мог управляться с машиной, племя кочевников отвезло его в плетенке, подвешенной к верблюду, в медицинский пункт, находившийся от трассы более чем в двухстах километрах.
Вождь кочевников привесил к койке, на которую уложили Букова, два больших бурдюка с водой, хотя при медпункте находился колодец. Кочевники до тех пор не покидали расположения медпункта, пока Буков не встал на ноги.
За лечение Букова кочевники принесли в дар врачу коня, тисненные золотом кожаные подушки и два старинных кривых кинжала с рукоятями из слоновой кости.
Пока Буков болел, каждый день при заходе солнца вождь кочевников, расстелив коврик во дворе медпункта, молил аллаха об его исцелении, называя Букова светлым открывателем вод, победителем пустыни, повелителем железного верблюда.
Здоровье не позволило Букову дольше оставаться в Африке.
Поэтому Буков, упаковав в чемодан поднесенные ему вождем племени головной убор, жезл и леопардовую шкуру, вылетел домой на дальнейшее лечение. И теперь он, получив назначение на новую стройку, ехал туда после пребывания на курорте несколько огорченный.
Когда поезд остановился на станции, Буков проснулся и вышел на перрон, чтобы подышать свежим, своим, таким прохладным и приятным воздухом, от которого он отвык в Африке. И здесь он лицом к лицу столкнулся с милицейским подполковником, который сначала обнял его, а потом с оперативной решительностью устремился в купе за чемоданом, сказав:
- Считай себя арестованным по подозрению в том, что не желаешь знаться с дружком по фронту.
На милицейском газике Зуев доставил Букова к себе домой, по пути расхваливал город, в котором он теперь живет и служит, расхваливал так, будто это лучшее место на планете.
Городишко был действительно ничего, славный, в зелени, аккуратный.
Вечером Зуев повел Букова показывать город.
Букову было приятно, что с Зуевым, хоть он и милицейский чин, столько людей здороваются приветливо, с улыбкой.
Зуев останавливался перед каким-нибудь самым обыкновенным зданием, восторгался:
- Здесь вот ничего не было, а теперь дом!
Садились в автобус:
- Обрати внимание, без кондуктора, на честность.
Ехали дальше:
- А вот наш парк знаменитый. Фашисты его вырубили. А люди снова насадили. Главная аллея подшефна заводу, видел, как богато оформили? Здесь у них и кадровик дежурит, желающим на завод поступить дают консультацию. На этой площадке демонстрируют модели костюмов, обучают красиво одеваться. Теперь по одежде не определишь, кто кто, не то артист, не то слесарь.
- А что ты такой всем довольный? - спросил Буков. - Теперь сам себе начальник?
- Удовольствие в нашей работе - понятие относительное. Подлости во всяких ее вариациях еще хватает. Но за человека, если он не совсем пропащий, надо бороться. Главная потеря - человек.
- Ты что, жуликов жалеешь?
- Должность у меня тесноватая, - задумчиво сказал Зуев. - Есть у нас типы, которые не горят, а чадят на работе. Им главное, чтобы балансовая отчетность в порядке была. А вот убывает человек, став нарушителем, списывают этот факт вроде как усушку или утруску. А почему свихнулся с пути? Пусть этим милиция занимается. Вызываешь такого хозяйственника на беседу или сам его посетишь, вразумляешь. Обижается: не ваша обязанность меня воспитывать.
А почему человек был честным, а потом стал жуликом, его не интересует. А это и есть самый, худший брак в любом деле. И надо ему придавать самую широкую общественную огласку. Мы еще не в коммунизме живем, и притворяться нечего - есть еще у нас разные уродства. Самое неверное - это скрывать плохие явления. Я вот с докладом отчетным на заводе выступил, говорил об этом, приводил примеры, взволновал людей. В областном управлении сначала сомневались, надо ли так, а потом в третьем и четвертом кварталах резкое снижение преступности.
Сказал хмуро:
- Вначале мне тут, конечно, в несколько суженном направлении пришлось действовать: выявлял преступных лиц, работавших в полиции и гестапо, изуверов, палачей. За одним долго таскался. При взятии он меня задел все-таки из пистолета. Вместо меня молодой товарищ следствие вел. Вернулся я из больницы, ознакомился с материалом. Отправил на новое доследование. Этот гад пытался в своих показаниях людей оклеветать, чтобы с собой в тюрьму прихватить. Не получилось. Способ старый, нам давно известный. Пришлось лекцию новым сотрудникам прочесть. Преступник - враг опасный не всегда только тем, что он совершил, а и тем, что он мстит. Вот такими диверсионными приемчиками - клевещет в показаниях на честных людей, хочет их с собой в тюрьму прихватить.
Посмотрел на часы, спохватился :
- Мне же в больницу надо.
- Хвораешь чем?
- Да нет! Дочку предисполкома проведать.
- Из уважения к начальству?
- Ладно там поддевать! - Объяснил все-таки: - Бывшая фронтовичка, в артиллерии служила, сержант.
* * *
Зуев долго шепотом беседовал с дежурным врачом, прежде чем его пустили в палату.
Буков остался ждать в коридоре, скучая, читая медицинские плакаты, в которых излагалось, как наилучшим способом можно сохранить здоровье, и были изображены различные микробы и вредные насекомые.