Страница 38 из 68
- Вы что, - возмутилась Люда, - хотите папу переманить с его завода?
- Так у него же сейчас завода нет!
- А у вас он что, есть?
- Сегодня нет, а скоро будет работать на полную мощность. Думаешь, зря с фронта лучших людей на него послали? Командование знает, какой завод важнее. На ваш не шлют, а на мой шлют, и, заметь, самых геройских.
- Это вроде вас, что ли? - сощурилась Люда.
- А что, вот погляди. - Сталевар распахнул китель, с изнанки которого была приколота Золотая Звезда Героя.
- Чего же вы прячете?
- Наружу мне ее носить по штатному теперешнему моему положению преждевременно. Вот выдам первую плавку полновесную, тогда вот он я весь, в наличности.
- Принципиальный!
- А как же!
Люда, приветливо улыбаясь, посоветовала:
- А может, вы бы к папе заехали погостить.
- Это чтобы уговорить?
- Если понравится, у нас на заводе останетесь.
- Вербуешь?
- Нет, это я просто так, - смутилась Люда.
- Может, приглянулся гвардеец! А что? Холостой, пригодный.
- Очень вы мне нужны, - возмутилась Люда, - я нахальных презираю.
- Это я в бою только нахальный, а так смирный.
- Привыкли там со связистками, а я вам не связистка. В артиллерии служила.
- Извиняюсь, какой же у вас калибр?
- Сначала тридцать семь, а потом семьдесят шесть.
- Это уже ничего, хотя против моих гаубиц - игрушки.
- Ну да, - заносчиво сказала Люда. - Орудие у вас тяжелое, зато вам воевать легче было: от переднего края подальше.
- Ты вот что, - зловеще произнес сталевар, - ты хоть и сержантша, но по мне ракеты не пускай. Обижусь, скомандую "Кругом арш", и весь наш разговор окончен, с офицером разговариваешь.
Люда машинально вытянулась, лицо обрело привычно послушное выражение, сказала тихо:
- Виновата, товарищ старший лейтенант.
- Какой я тебе лейтенант! - сокрушенно махнул рукой сталевар. - Был лейтенант, да весь вышел. - Помолчал, добавил: - Ты прости, забылся, допустил невежливость. - Вздохнул: - А глаза у тебя, знаешь, запоминающиеся, с искрой, может, адресок мой запишешь?
Люда сказала рассудительно:
- Это только незнакомым бойцам на фронт девушки письма пишут, я сама от одной получила. "Товарищ незнакомый, но дорогой мне боец". Гражданским девушки просто так не пишут.
- От вас действительно теперь не дождешься, - печально сказал сталевар. - Героям тыла такого почета нет. Придется мне самому тебе чего-нибудь написать.
- Вы бы лучше с моим отцом переписку наладили, - посоветовала Люда. Вам он чего-нибудь полезное подскажет. Мартеновский цех у нас свой есть.
- Был.
- Нет, есть, - твердо сказала Люда и добавила не столь уже уверенно: И не хуже вашего.
* * *
Отозванные с фронта на работу в тылу разговаривали между собой так, будто никогда военными не были.
- Насчет скрапа обеспечение полное. Металлолому навалено всюду до черта. Хорошо бы у армейских хотя бы трофейный транспорт выпросить. Им все. А на заводе - конские дворы. Шихту на грабарках завозят.
- С блиндажных накатов кругляк извлекли на крепеж, но коротковат он, саперы без ума резали, только на перекрытие. Если б стандарт соблюдали, получилось бы и для обороны и потом для труда шахтерского. По-рабочему воевать надо было, с соображением.
- Фашисты хотели доменный цех восстановить. Завезли фурмы своего производства, но поставить не успели. Наши этим фурмам обрадовались заграничные! Вмонтировали, печь задули, а фурмы плывут. В чем дело? Металл - дерьмо. А вот огнеупор у них подходящий, на каждом кирпиче, как на шоколаде, клеймо, не эрзад какой-нибудь.
Слушать такие рассуждения Густовой было неинтересно, хотя она и понимала, что люди толкуют сейчас о том, что стало сейчас главным в их новой, неармейскои жизни. Она больше прислушивалась к тому, о чем разговаривают одноногий майор с Карониной.
Майор - человек лет тридцати, - по суждению Люды, значит, уже пожилой. Он смотрел на Каренину нежно, по, пожалуй, со слишком откровенным восхищением, говорил ничего, красиво, и на бледном госпитальном лице его выступили красные нервные пятна.
- Взять хотя бы слепок с вашей руки, отлить из белого металла и на грубом куске гранита положить, как скорбный символ беззаветной жертвенности, необратимости того, что отдано. Просто, величественно и душевно.
"А что, действительно. Здорово получилось бы, - думала Люда. - Темный, корявый камень, и на нем серебряная женская рука. Только надо, чтобы не как в парикмахерской на витрине дамская восковая лежит, будто дохлая, а с зажатым ТТ..."
Майор продолжал воодушевленно:
- У Пьера Ампа читали. Художник снял на прощание с груди любимой слепок. Потом обратил его в форму для флакона драгоценных духов. И они всегда напоминали ему об утрате.
- Ну и хам этот ваш художник, - вмешалась Люда, возмущенная тем, что Каронина, опустив глаза, машинально трогает пуговицы у себя на гимнастерке и молчит, вместо того чтобы одернуть майора. - Даже, может, этот художник фашист, который в лагерях на кожгалантерею с людей кожу спускал.
Майор сказал снисходительно:
- Молодец, сержант! Боевой товарищ. - Встал и, опираясь на костыль, предложил Карониной: - Пойдемте в тамбур, здесь так накурено, хоть противогаз надевай.
Ночью Каронина разбудила Люду:
- Я на следующей станции сойду. - И, целуя в висок, торопливо, шепотом объяснила: - У него никого нет, у меня тоже. В конце концов, что ж. Поможем друг другу.
- То есть как это, а я? - с негодованием спросила Люда. - Это он тебе такое внушил?
- Тихо, пожалуйста, не шуми.
- Эй, майор, - позвала Люда, слезая с полки, и крикнула на весь вагон: - Товарищи, кто этого майора знает?
- Ну чего орешь? - спросил боец с повязкой на глазах, бессонно сидящий у окна. - Я с ним с одного артдивизиона.
- Женатый!
- Не. Чистенький. С денежным аттестатом неувязка получилась, не жене своей послал, а по другому женскому адресу. Собственная кинулась в развод. Он не возражал - пожалуйста. Теперь сирота.
- Так я за него замуж пойду, - звонко заявила Люда. Спросила, глядя в глаза майора: - Ну, берете с ходу?
- Что за балаган вы здесь устраиваете? - холодно осведомился майор.
- А что? Не нравлюсь? А она нравится? - кивнула на Зою. - С одного взгляда - и на всю жизнь. Так у ней, может, муж есть.