Страница 25 из 68
Дзюба правильно предсказал, что утром уровень сточных вод повысится.
Буков тревожно прислушивался к сопению сточной воды, ползущей под землей, как гигантское мягкое пресмыкающееся, и чувствовал сквозь прорезиненную спецовку ее отвратительное, ощупывающее прикосновение.
И дышать становилось все труднее от зловония и оттого, что вода вытесняла воздух из туннеля.
Вспоминая о том, о чем рассуждали его люди во время перекура, Буков отметил, что каждый деликатно избегал говорить об обстановке, в которой они оказались, будто здесь ничего такого нет особенного, что бы могло взволновать, обеспокоить.
Это было проявлением солдатской воспитанности - делать вид, будто "все в норме", чтобы не трепать ни себе, ни товарищу нервы предположениями о грозящей опасности, не обнаруживать своих опасений, а уж если высказывать их, то только иронически, насмешливо, будто подсмеиваясь над самим собой.
Поэтому и было сказано Кондратюку:
- Нашел работенку себе по специальности. Обрадовался. Любитель взрывные шарады разгадывать.
- Ну и что? - притворно сердито ответил Кондратюк. - Да, любитель, вам такого моего удовольствия не понять.
Лунников заметил:
- На байдарке тут можно патрулировать - и спорт, и служба.
И даже Должиков произнес в тон ему:
- Подземный патруль, на петлицах - летучая мышь. Буков перебрался за стенку к Кондратюку. Сказал:
- Вода прибывает!
Кондратюк, медленно и осторожно выпрямившись, спросил недовольным тоном:
- Ну и что?
- Наши могут не дойти.
- А чего им понизу топать? Вылезут из первого же люка, и все.
- Район сильно разрушенный - завалы, крышки люков не поднять.
- Ну, это их забота, - хмуро сказал Кондратюк, - а у меня тут свое. Смотри, вот провод к кольчужке далеко ведет, ходил я вдоль, конца нет, значит, где-то с дальней точки подрывная машинка. А это вот шнур, тоже конца не обнаружил, тянется в боковой ход, страховались, значит. Но еще одну штуку обнаружил - в полметра от пола поставлены взрыватели на предохранителях из кусков пиленого сахара. Если вода на этот уровень подойдет, сахар в воде растает, взрыватель сработает. Это у флотских манера на сахаре взрыватели ставить. Просто и надежно. Значит, со всех сторон, на все случаи тут продумано. А вот еще с часовым механизмом нашел, но он незаведенный, просто так стоял. - Воскликнул гневно: - Это же все-таки надо такую бесчеловечность учинить! Ну, заложил бы взрывчатку под объектами, чтобы выборочно только наших побить, а то всех начисто потравить - и своих, и наших - изуверство окончательное. Сколько я всяких подлостей их только не обезвреживал: наших погибших на поле боя они минировали! Под подходящие для госпиталя помещения фашисты мины закладывали замедленного действия. Все было, но такого не попадалось.
- А теперь ничего здесь не осталось, что бы сработало? - опасливо осведомился Буков.
Кондратюк сказал высокомерно:
- Стал бы я на рассуждение время тратить, если б все не зачистил. Добавил сердито: - Сейчас по линии бы пройтись и на обоих концах в засаду засесть.
- Теперь нельзя, - покачал головой Буков. - Вода подпёрла. Надо выждать. Пойду проверю, как там Должиков в охранении.
Должиков стоял в боковом откосе уже по грудь в воде.
- Ну как? - спросил Буков. - Не утоп еще окончательно?
- Ну что вы! - сказал Должиков. - Я на стене смотрел отметки уровня, выше плеч не поднимается.
- А вдруг?
- Я же на посту! - сказал Должиков.
- Это верно! - согласился Буков. - Пост - служба такая: умри, но не сойди. - Помолчал, подумал и заявил решительно: - Пока я тебя с этого поста снимаю. Поскольку по высокой воде никто сюда, надо полагать, не сунется. А вот где Лунников, там склон сильнее, там и уровень ниже. Я тебя к нему напарником назначаю.
Лунников откликнулся во мраке плаксиво и не по форме:
- Ага, пришли - ну все! Хватил меня псих, хоть беги или об стену...
- Что-нибудь засек?
- Ничего! И вообще - ничего. Стоишь и думаешь: ни тебя и вообще ничего нет, - бормотал Лунников.
- Может, ты просто в помоях потонуть опасался? - осведомился Буков. Так это напрасно, выше нормы уровень стока не поднимется, все равно голова будет наружу.
- Время я не понимал, время, - раздраженно твердил Лунников.
- Если сток высокий пошел, значит, утро, за ним день. Спадет вода ночь, - пояснил Буков.
- Вы побудьте здесь, - жалобно попросил Лунников. - Ну хоть по одной скурим.
Он жался плечом к Букову и пытался объяснить свои переживания:
- Я ко всему на людях привык. Бой - он тоже на людях и в разведке, немец - тоже человек. А тут - один. А я один не могу, особенно когда думаешь, что ты окончательно один.
Буков согласился:
- Это верно, привычка у нас за войну отработалась - с кем-нибудь, но вместе, при другом и помереть, думаешь, не так уж страшно. - Добавил утешающе: - Должиков с тобой побудет, временно, пока с той стороны вода спадет. У тебя тут обстановка посуше. По боковому ходу вода идет, а там перемычка поднимает.
- Спасибо, - сказал Лунников.
- Это я не для твоего удовольствия принял решение, а чтобы Должикова не утопить. Стоял в стоке по самые плечи и не жаловался.
- Я, Степан Захарович, подолгу один привык быть, - поспешил заверить Виктор. - В погребе долго один при немцах жил, питался соленой капустой из кадки и сырую картошку ел, в капусте витаминов нет, а в сырой картошке их много.
- Значит, настоящий подпольщик, - уважительно определил Лунников.
- Нет, вначале я просто так, чтобы в Германию не угнали.
- А теперь добровольно, сам в Берлин пришел, - заметил Лунников.
- Я же в боях не участвовал, назначили переводчиком. А пленные, они совсем другие, будто никогда и не воевали против нас.
- Я сам немало их лично перевоспитывал, - сказал Лунников. - Как дойдет до его ума, что ты его вроде как выручил тем, что прихватил, от войны избавил, сразу - геноссе. Ну, конечно, осаживаю. Нам геноссе те, кто рот-фронт, а он, если и не фашист, для меня все равно темная личность.
- Они считали, что мы низшие существа, а они высшие.
- До начала сорок второго, а потом мы их от этой мысли отучать стали.
- Это их идеология.
- Знаю, дешевка. Все равно что пьяному в бой идти, от страха труса это лекарство бодрит до первого ушиба. В бою на чем держишься - не на том, что ты будто самый храбрый, а на том, чтобы свое подразделение не подвести, чтобы не хуже своих товарищей быть, которые в смерть, не зажмурившись, кидаются. От этого в тебе сила.