Страница 2 из 5
- Дело не в деньгах. Мне не хотелось бы портить отношения с Яглафом. А вас я не знаю.
- Я не сделал этому Яглафу ничего плохого.
- Но вы ходили по его земле, - как о чем-то само собой разумеющемся сказал я. Но уже решил помочь ему. Ведь бывает, что среди таких оказываются стоящие люди.
- Спасибо. Я не останусь в долгу.
- Надеюсь, - сказал я флегматично. Тут как раз очень кстати со стороны Патинки раздался выстрел. - Не будем терять времени. Мой кар стоит у ворот. Сейчас я выйду, раскрою дверь. Как только я свистну, прыгайте внутрь и ложитесь на пол. Дверь я закрою сам.
Он молча кивнул, и я протиснулся в щель между створками ворот. Солнце, выкатившись из-за Монта, уже жарило вовсю, и страшно было подумать, что ждет нас днем. И это на такой высоте... Представляю, каково сейчас внизу, в долине.
Вокруг не было ни души, но я не спешил. Обошел кар, пнул ногой по левому переднему колесу, потом открыл дверь и забрался внутрь. Банку с червями поставил под сиденье и конечно сразу забыл о ней. Потом раскрыл заднюю дверь и еще раз огляделся по сторонам. Было по-прежнему пусто, и я негромко свистнул.
Только по тому, как мой кар качнулся и слегка осел на задние колеса, я понял, что пассажир уже внутри - разглядеть его прыжок я не успел. Я закрыл дверь и завел мотор. Еще не поздно было от него избавиться высадить его у поворота на Стрейт, а ребята Яглафа погнали бы его в нужном направлении. Никто не осудил бы меня за это. Но что-то меня удержало. И вот результат - усталый и злой я сидел в погребке у Клемпа, сосал кружка за кружкой казенное пиво и смотрел, как этот таблеточник все больше раскисает от страха. Эх, знать бы утром, чем все это кончится.
- Можете подниматься, - сказал я, проехав километра два.
В зеркало я увидел, как он осторожно сел и, стараясь особенно не высовываться, огляделся по сторонам.
Он не выглядел испуганным, и это заставило меня решиться окончательно. Поворот на Стрейт я проехал не останавливаясь, свернул вскоре налево и выехал через мост на Третью. Здесь было уже довольно людно, открылись маленькие кафе, взад и вперед сновали кары самых последних моделей. Он осмелел, вовсю смотрел по сторонам, пытался, наверное, разобрать вывески - скорее всего, безуспешно. Напротив Пинг-Понг Холла я свернул направо и чертыхнулся, едва не переехав покойника, лежащего в луже крови у самого тротуара. Мой пассажир побледнел, но не сказал ни слова, и я, объехав труп по противоположной полосе, спросил:
- Как вас зовут?
- Лиммель. Ян Лиммель, - ответил он, как мне показалось, упавшим голосом.
- Странное имя. Вы издалека?
- Да.
Он не счел нужным пояснять, а я не стал выспрашивать. Пусть лучше молчит, чем врет.
- Вы мне чем-то нравитесь, Лиммель, - сказал я. - И я хотел бы вам помочь. Но город наш невелик, а вас, как я понял, ищут.
- Я не хотел бы, чтобы у вас были из-за меня неприятности, - сказал он после паузы. - Я благодарен вам уже за то, что вы для меня сделали. Можете высадить меня, где вам удобнее.
Свою партию он разыгрывал очень точно, и это мне все больше нравилось.
- Высаживать вас в таком виде? Сначала нужно добыть хотя бы нормальную одежду. Денег у вас, конечно, нет?
- Н-нет. Но у меня есть вот это, - он протянул руку, и я увидел на ладони горсть сверкающих разноцветных камешков. Обычная история, все они тащат с собой эти камешки.
- Ого, - сказал я. - Однако, приятель, сбыть их будет нелегко. Спрячьте их пока что подальше.
Интересно, за каких идиотов они нас там держат? Камешки, конечно, красивые, и от настоящих мало чем отличаются. Только вот стоят по шесть монет за горсть. Того, что он показал, хватило бы от силы на пару кружек пива. Но говорить ему это я не стал. Дело не в камешках и не в деньгах. Дело в человеке.
Одежду ему мы добыли в трущобах на Холме. Там Лиммель держался неплохо и даже съездил по челюсти какому-то типу, который наставил на меня пушку в переулке, так что обошлось без стрельбы. В каре он переоделся и стал совсем похож на человека. Но отпускать его я, конечно, не собирался, да он и не стремился меня покинуть. Мы двинулись с ним на Полигон в поисках подходящего убежища и людей, которые могли бы приобрести его камешки. Ничего у нас, конечно, не вышло, да и не в том была моя цель, но держался он неплохо, и ближе к полудню я привез его в кабачок Клемпа, чтобы перекусить и решить окончательно, что с ним делать дальше. И вот тут я увидел, как он достал из кармана трубку с таблетками, и едва успел поймать его за руку. И стало мне совсем тошно, и в душе уютно устроилось ощущение гадливой жалости, которое - я знал это по опыту - нелегко будет потом прогнать оттуда. Я сидел, потягивая помаленьку казенное пиво, и наблюдал, как Лиммель прямо на глазах превращается в трусливого червяка. Полдня было потрачено понапрасну, а впереди было еще черт знает сколько работы, чтобы от него избавиться, и от одной мысли об этом я готов был завыть. Наверное, еще полчаса, и я бы не выдержал и натворил каких-нибудь глупостей. Но этого не случилось, потому что Лиммель вдруг начал говорить - торопясь, сбиваясь, понимая, что мое к нему отношение вдруг резко переменилось, чувствуя, видимо, что вот-вот готов я бросить его на произвол судьбы. И этот его рассказ - нелепый и жалкий, как нелеп и жалок был сам Лиммель - вдруг породил в моей душе самому мне непонятное сострадание к этому человеку, сострадание, которого он, конечно же, не заслуживал.
- Я должен сказать вам правду, - начал он. - Только не считайте меня сумасшедшим. А впрочем, как вам угодно, и пусть меня даже отправят туда, где вы держите своих сумасшедших.
- Вы это серьезно, приятель? - спросил я его. - У нас туда возят вперед ногами.
Он съежился, услышав это, а мне самому стало противно от собственной мелочной жестокости. Впрочем, мое замечание его не остановило. С полминуты он помолчал, нервно сцепляя и расцепляя пальцы, а потом его понесло. Ну и историю я услышал...
- В-вы м-можете мне не верить, - заикаясь, заговорил он, - н-но я прибыл из более далеких мест, чем в-вы думаете. - Потом он немного помолчал и вдруг выпалил с видом человека, который убежден, что ему все равно не поверят: - Я - п-путешественник во времени.
И я ему конечно же не поверил. Эдак и я могу обернуться простыней и бродить ночью по улицам, заявляя, что я - призрак хромого Гугона. Так я ему и сказал. Его это, впрочем, не остановило, и он принялся объяснять мне, как именно осуществляются путешествия во времени. Мир, как он утверждал, гораздо сложнее, чем думают наши ученые. Он, правда, не знаком с их трудами, но уже одно то, что я считал путешествия во времени невозможными, позволяло ему свысока смотреть на нашу науку. И хотя сам он в темпоральной физике, как он называл это, не разбирался, он пользовался ее достижениями и рассуждал поэтому с позиций высшего знания.
Так вот, если верить Лиммелю, путешествия во времени - вещь вполне реальная, причем путешествовать теоретически можно в любом направлении. Однако первые же эксперименты показали, что при перемещении в будущее возникают какие-то пока непонятные возмущения темпорального поля, приводящие к разрушению машины времени уже на первых секундах перемещения. Путешествия же в прошлое оказались настолько просты, что машины времени для их осуществления доступны практически любому жителю того мира, откуда прибыл к нам Лиммель. Только вернуться назад в свой мир оказалось практически невозможно. И совсем не потому, что путешественник как-то застревает в прошлом. Наоборот, в прошлом невозможно задержаться сверх промежутка времени, определяемого величиной полученного темпорального импульса, по истечении которого путешественника неизбежно выбрасывает обратно в то время, из которого он отправился - но уже в совершенно иной мир, в котором все совершенное им в прошлом произошло в действительности и оказало влияние на историю. Самым поразительным в его рассказе было утверждение, что своим появлением в прошлом человек не меняет того мира, из которого он отправился путешествовать. Он просто перескакивает в некий параллельный мир, порожденный, быть может, исключительно его собственным вмешательством в прошлое.