Божий суд

- Но ведь это же чистейшая психология, - заметил Бэрд. - Ваш мозг остался прежним. Вы просто потеряли веру в свои силы. Уж поверьте моему опыту.

- Я сам старался убедить себя в этом. Но увы, безуспешно. Я стал бездарным тугодумом. - Сигрен в упор посмотрел на комиссара. - Вы первый, кому я в этом признался. От них, - он мотнул головой в сторону двери, - от них, разумеется, я все скрываю. Не знаю, почему я вам рассказал.

"Странное все-таки существо - человек, - думал Бэрд, с интересом глядя на Сигрена. - Странное и загадочное. Нельзя же, в самом деле, стать тупее за два года. Можно кое-что позабыть, потерять навык, но утратить талант, способности... Просто происходит нечто вроде короткого замыкания. В мозгу что-то переключается. Просто? - Бэрд усмехнулся. Попробуй переключить "это" обратно... Как? Каким образом?"

В памяти комиссара невольно всплыла недавняя история с Понти Дауэном, Понти, хороший знакомый Бэрда, известный легкоатлет, чемпион страны, легко прыгал в высоту за два двадцать. Но года полтора назад во время соревнований Дауэн неудачно приземлился и повредил руку. Травма была не очень серьезна, но несколько месяцев Дауэн не смог ни выступать, ни тренироваться. Вылечившись, Понти возобновил тренировки и стал быстро набирать форму. Казалось, все идет отлично. Но вдруг обнаружилось странное препятствие. Странное и непонятное. Понти, даже с еще большей легкостью, чем прежде, брал два метра. Но стоило только поднять планку хотя бы на сантиметр выше, как он неизменно сбивал ее. То самое "короткое замыкание". Понти был в отчаянии. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не случай. Однажды судьи, устанавливая планку на двухметровой высоте, ошиблись. После того как Понти четко взял два метра, высоту проверили. И оказалось, что она была на пять сантиметров выше. Узнав об этом, Дауэн словно преобразился. Он тут же легко взял два десять и два двадцать и даже сделал попытку побить мировой рекорд. Переключение произошло. Но кто может подсказать, каким способом произвести его в других случаях?

- Дело в том, - вновь заговорил Сигрен, - что я... неудачник. За какое бы дело ни взялся, никогда не могу добиться чего-нибудь стоящего. И вообще, со мной все время что-нибудь случается. Какие-то неприятности.

- Напрасно вы обобщаете, - возразил Бэрд. - Неприятности бывают у каждого. И, пожалуй, нет такого человека, у которого в жизни не было бы целых периодов сплошных неудач.

- Нет, - мрачно сказал Сигрен. - Это свыше. Такова уж моя судьба. И тут ничего нельзя поделать.

Это было сказано с такой зловещей убежденностью, что Бэрд содрогнулся.

- Глупости! - сказал он резко.- Глупости. Уж поверьте мне, я многое повидал в жизни и убедился: все зависит от самого человека. Все в наших собственных руках - и успехи, и неудачи.

- Возможно, у вас и есть основания так думать, - печально сказал Сигрен. - А мне так написано на роду. Это я знаю совершенно точно.

- Но как вы мэжете это знать? - воскликнул Бэрд. - Откуда?

- Видите ли, я об этом никогда никому не говорил. Даже жена не знает... Мне гадалка предсказала. Еще до того, как я поступил в институт.

- Странно, - удивился Бэрд. - Гадалки обычно предпочитают предсказывать что-либо, приятное. Иначе они рискуют потерять клиентуру.

- Это шарлатаны. А то была настоящая гадалка. Колдунья.

Бэрд ощутил зловещий холодок.

- Неужели вы всерьез верите в это? - спросил он, глядя Сигрену в глаза.

- Все, что она предсказала, исполнилось. К сожалению.

- А не кажется ли вам, что вы просто поддались внушению и это парализовало вашу волю?

Сигрен безнадежно махнул рукой и ничего не ответил.

Все же Бэрд решил не оставлять затронутой темы. Он не впервые имел дело с учеными и успел убедиться, что поступки этих людей, в особенности физиков, нередко определяются самыми отвлеченными соображениями чисто научного и философского характера. Поэтому, имея дело с учеными, комиссар никогда не упускал случая по возможности выяснить их жизненную философию. Это на многое проливало свет и нередко помогало понять подлинные пружины тех или иных событий.

Сейчас как раз представлялся удобный случай. К тому же, судя по высказываниям Сигрена, этот молодой физик был религиозным человеком. Комиссар хорошо знал, что если есть труп, то до тех пор, пока дело не расследовано до конца, никогда нельзя полностью сбрасывать со счета возможность убийства. Даже в тех случаях, когда подобная версия представляется маловероятной. А раз так, немаловажную роль могли играть и религиозные мотивы. За свою долгую практику Бэрду пришлось повидать немало жертв религиозного фанатизма.

- Простите, - начал Бэрд, - это несколько абстрактный вопрос, но уж поскольку у нас зашел такой разговор. У меня сложилось впечатление, комиссар тщательно подбирал слова, - что вы допускаете существование бога?

Однако Сигрен не удивился.

- Допускаю, - сказал он. - Более того, я глубоко верю в его существование.

- Но как же? - замялся Бэрд.

- Вы, должно быть, хотите спросить, как это совместимо с физикой? Именно в физике можно прочитать буква за буквой всю картину божественного творения.

- Значит, вы всерьез допускаете, - переспросил Бэрд, - что все законы нашего мира сотворены некой божественной силой?

- Да, - подтвердил Сигрен. - Они определены богом. Его творческой силой. И не только законы, но и все события.

"Интересно, - отметил про себя комиссар. - Подобная философия может далеко завести. Ведь она, по существу, освобождает человека от моральной ответственности за свои поступки".

Бэрд с любопытством взглянул на Сигрена. Сам-то он всегда думал, что именно современная физика прямым путем ведет к безбожию. В действительности же все обстояло, видимо, гораздо сложнее. Однако сейчас комиссар решил на время оставить эту тему, чтобы при случае все же к ней вернуться.

- Скажите, господин Сигрен, - мягко спросил он - за эти семь лет вам приходилось решать какие-либо сложные задачи? Может быть, делать открытия?

Сигрен несколько помедлил с ответом:

- Браться за трудные задачи я просто не решался. А открытия? Ну какие же могут быть открытия, если я просто вычислял то, что мне поручали Хэксли или Девидс?