Сын Чернобога

Русы на переговоры согласились. Патриарх вышел из города в сопровождении многочисленной свиты, дабы внушить варварам если не страх, то уважение к могуществу великой империи и ее святыням. Вожаки русов, облаченные в доспехи, сгрудились возле роскошного шатра византийской работы, захваченного, видимо, где-то в предместьях Константинополя. На ромеев они смотрели с интересом, но без душевного трепета, на который так рассчитывал патриарх Фотий.

Рослый человек с непокрытой русой головой сделал пару шагов навстречу патриарху, но этим и ограничился. Видимо, это и был главный предводитель варваров, киевский князь Аскольд. Об этом человеке Фотий знал только то, что родом он из варяжских земель и свое нынешнее высокое положение обрел в результате брака с сестрой великого киевского князя Дира. Словом, авантюрист и головорез, с какой стороны ни посмотри.

– Зачем русы пришли под стены Константинополя? – спросил патриарх, глядя прямо в серые глаза варяга.

Мефодий быстро перевел слова Фотия на славянский, но Аскольд начал отвечать только после того, как выслушал своего толмача. Этот смуглый молодой человек, стоявший по левую руку от варвара, показался патриарху знакомым. Пока Фотий мучительно припоминал, где он мог видеть это явно не славянское лицо, Аскольд заговорил. Претензии киевского князя были обоснованы, этого Фотий не мог отрицать. Обвинения, выдвинутые против киевских купцов, были надуманы и не имели ничего общего с истинным положением дел. Просто магистру Варде в очередной раз захотелось запустить руку в чужой карман, и он склонил императора к бесспорно постыдному деянию. Но не станешь же говорить это князю Аскольду.

– Купцов казнили по ошибке, – вздохнул Фотий. – Злые люди, оговорившие их, уже наказаны. Мы готовы возместить ущерб, понесенный в результате этого прискорбного события.

– Я настаиваю на договоре, патриарх, – твердо произнес Аскольд. – Византия должна нам дать твердые обязательства, что ничего подобного более не повторится. И заплатить виру.

– Мы готовы заключить договор, – кивнул головой Фотий, выслушав перевод инока. – А в качестве возмещения ущерба мы предлагаем вам миллион денариев.

Вожди русов переглянулись. Между ними возник спор, сути которого "Фотий не понял. Патриарх бросил вопросительный взгляд на Мефодия, но инок только руками развел. Варвары спорили горячо, но не громко, и до ромеев, стоящих в отдалении, долетали лишь отдельные слова.

Наконец решение было принято, и Аскольд без обиняков озвучил его:

– Три миллиона денариев, патриарх. Уж слишком велика обида, которую нанес нам император.

У Фотия внутри все похолодело. Сумма была оглушительной. Ромеи за спиной патриарха возмущенно загалдели. Наглые требования варвара вывели из себя даже выдержанных служителей церкви, не говоря уже о мирянах, среди которых преобладали ромейские купцы.

– Ты требуешь слишком много, князь, – попробовал было урезонить русов Фотий. – Нам не собрать такой суммы.

– В таком случае ее соберем мы, – на чистом греческом языке произнес варвар с холодными синими глазами.

– Бек Богумил, – шепнул на ухо патриарху Мефодий. – Очень влиятельный человек в Хазарии.

– Откуда ты его знаешь?

– Виделись в Матархе.

Для Фотия присутствие хазар в войске русов явилось неприятным сюрпризом, зато это неожиданное открытие сразу прояснило ситуацию. Теперь стало ясно, от кого русы узнали о походе императора и почему они так удачно выбрали время для своего нападения. В Константинополе не было недостатка в хазарских соглядатаях, и сведения они получали из первых рук. Наверняка варвары знают, что император вернется в лучшем случае через неделю, потому и ведут себя столь вызывающе. Но три миллиона денариев – это слишком много. Такую сумму Фотию вряд ли удастся собрать.

– Мы должны подумать и посоветоваться, – попробовал отсрочить неизбежное Фотий. – Я прошу на размышления три дня.

– Я даю тебе время до вечера, – холодно проговорил Аскольд. – Ночью мы будем на стенах.

Выслушав Фотия, магистр Варда пришел в ярость. Впрочем, этого можно было ожидать. Фотий и сам был возмущен непомерными требованиями русов. В конце концов, стены Константинополя крепки и высоки, да и защитников в городе вполне достаточно, чтобы дать нешуточный отпор варварам.

– Нам нужно продержаться всего неделю, – твердил как заклинание Варда. – Слышишь, Мануил, только неделю.

– «Бессмертные» требуют обещанного жалования, – со вздохом отозвался епарх.

– А разве им еще не заплатили? – удивленно спросил патриарх.

– Не могу же я платить и тем, и этим, – оскалился магистр. – Казна пуста.

– А оружие горожанам выдали?

– Пока нет, – вздохнул Мануил. – Да и желающих идти на стены среди них не слишком много. Горожане считают, что вносят достаточно налогов на содержание войска, и проклинают «бессмертных», которые не проявляют доблести.

Проклятия горожан сыпались не только на простых воинов, но и на куда более высоких особ, но епарх предпочел об этом умолчать. Магистр Варда и патриарх Фотий, надо полагать, не хуже Мануила знают о настроениях, царящих в осажденном городе.

– Три миллиона – это. много, слышишь, епарх, слишком много!

– Разорение города обойдется нам гораздо дороже, – вздохнул Мануил.

– Палками гони горожан на стены, – приказал Варда. – Раздай оружие всем мужчинам, способным его держать.

– Я сделаю все, что в моих силах, великий, – склонился в поклоне епарх.

Увы, Мануилу не удалось сделать практически ничего. Слухи о невероятной жестокости варваров уже распространились по городу. Из уст в уста передавались такие подробности зверств, совершенных русами в предместьях города, что даже у далеко не робких людей кровь стыла в жилах. За оружие взялись немногие. В густонаселенной столице набрось всего лишь десять тысяч отважных и на все готовых людей, которых епарх тут же расставил по стенам, вперемешку с «бессмертными».

В резерве у Мануила осталось всего лишь три тысячи воинов, о чем он доложил магистру Варде, решившему лично подняться на стены, дабы своим примером вдохновить «бессмертных» на подвиг. Лучше бы он им заплатил. Мануил в который уже раз попытался завести разговор о жаловании, но понимания не встретил. Варда, окруженный рослыми гвардейцами и многочисленными прихлебателями, остался глух к мольбам епарха.

– Ну и где твои варвары, Мануил? – насмешливо спросил Варда, оборачиваясь к епарху.

На лице магистра, освещенном факелами, читалось откровенное презрение, и столь же презрительным был смех свиты, последовавший за его словами.

Смеялись они, впрочем, недолго. Тишину, царившую в округе, вдруг разорвал воинственный вопль, а штурмовая лестница русов едва не сшибла с ног растерявшегося Варду.

– Спасайте магистра! – панически заорал кто-то и тут же поперхнулся, пораженный стрелой.

Епарх Мануил так и не понял, как русам удалось так близко подобраться к городу, но они столь дружно полезли на стены, что перепуганные прихлебатели Варды едва успели скатиться вниз, сильно помяв при этом своего патрона, облаченного в золоченые доспехи. Гвардейцы магистра встретили русов грудь в грудь и даже сумели опрокинуть в ров часть лестниц, чем спасли Варду и самого епарха от крупных неприятностей, может быть, даже от смерти.

– Где твои резервы? – взвизгнул Варда. – Бросай их на стены!

– Пошел вон, – процедил прямо в лицо перепуганному магистру Мануил. – Теперь командовать буду я.

Русы выбрали самое слабое место в обороне города. Здесь стена уходила к морю и по этой причине была ниже остальных. Шум битвы доносился и из других мест, но епарх нисколько не сомневался в том, что это всего лишь отвлекающие маневры, а главный удар будет нанесен именно здесь. «Бессмертные» были захвачены врасплох, но пока держались. Со всех сторон к епарху бежали гонцы с просьбой о помощи, и вскоре от его резерва остались одни слезы. Епарх знал, что «бессмертным» до утра не продержаться и город падет с рассветом. Русы были уже на стенах и вот-вот должны были хлынуть на улицы Константинополя.