Страница 15 из 20
Никому не рассказывал он и о том, что пережил в долгие часы, прежде чем потерять сознание...
Припадая на правый бок, проворно сновал от окошечка к столу с весами, неутомимо упаковывая и выписывая квитанции правой рукой с уцелевшими большим и указательным пальцами, которая скорее походила на рачью клешню, чем на приличествующую человеку обыкновенную пятерню.
Советовались люди с бывалым фронтовиком Мамедом, прежде чем забить ящик с теплыми вещами, и говорил он слова одобрения и похвалы посетителю, купившему их на последние деньги для родного человека на фронте. Шли посылки первые семь-восемь месяцев одним потоком в направлении из Баку на запад, и пахло от них чесноком, луком и колбасой, вяленой рыбой и прочим съедобным.
Относился Мамед к Джалил-муаллиму неизменно хорошо, правда, были и легкие перебои в их отношениях, неизбежные при совместной работе, но несущественные и следа в памяти обоих не оставившие. Крепко уважал Джалил-муаллима за самостоятельность и деловитость, поражала Мамеда в нем, еще в подростке, неутолимая жажда во что бы то ни стало выбиться в люди. И вместе с тем частенько усмехался без злости Мамед, наблюдая в первые дни назначения заведующим, а изредка и потом, степенные и вельможные манеры Джалил-муаллима.
А сейчас стоял Мамед перед Джалил-муаллимом молча и жалел его, а когда поднял заведующий голову, то были в его глазах растерянность и боль, что равносильно для Мамеда не высказанной вслух просьбе о немедленном совете и помощи.
- Подписку на вечернюю газету объявят только со следующего года, медленно сказал Мамед, осторожно подготавливая Джалил-муаллима. - В министерстве обещали, что на будущий год наконец можно будет на нее подписаться...
- При чем здесь подписка? - надтреснутым голосом спросил Джалил-муаллим. Неужели ты думаешь, что я сейчас могу думать о подписке?
- А нигде в правилах не сказано, сколько номеров может купить один человек, - продолжал медленно Мамед. - Один человек может купить много, скажем, весь тираж, отпущенный в эту субботу на район, а другой в этот день, с кем не бывает, останется без газеты. А можно и по другим районам поездить, слава богу, все продавцы в киосках знакомые, И машина есть.
Скользнул Мамед взглядом по липу Джалил-муаллима и увидел на нем ожидание и расцветающую теплыми красками надежду.
- Тираж нашего района я весь задержал. Попросил Самедова, он оставил у меня в отделении, оказывается, всего пять тысяч номеров. А в киосках других районов начнут продавать "вечёрку" минут через сорок - час... И нам же все районы ни к чему - только на 7-ю Параллельную бы успеть и к Бешмяртебя.
Дальнейшее происходило словно в тумане -- покорно пошел Джалил-муаллим за Мамедом и сел в машину. Заехали сперва и сберкассу, где взял оп двести рублей, затем объехали несколько киосков - машина с забившимся в уголок Джалил-муаллимом останавливалась, не доезжая до киоска полквартала, Мамед вел со знакомым киоскёром какие-то переговоры, а затем возвращался с очередной пачкой газет. Несколько раз хотел сказать ему вслед, что надо немедленно вернуть все газеты: для немедленной распродажи и что он не желает использовать в личных интересах служебное положение.
Джалил-муаллим точно потом- помнил, что хотел остановить Мамеда. Но не остановил. А, напротив, молча, не прерывая^ слушал рассуждения Мамеда, утверждавшего на всем протяжении этой мучительной поездки, что раз в жизни любой гражданин имеет полное право купить десять тысяч номеров газеты, если расплачивается немедленно и наличными, а не пытается взять их по перечислению и за государственный счет,, как это, наверняка сделал бы какой-нибудь ловкач.
Он говорил весело, искренне, не придавая происходящему никакого значения, и Джалил-муаллиму на несколько мгновений, показалось, что прав Мамед, ничего плохого не делает он, в конце концов покупает газеты на свои собственные деньги. Но долго еще мучила его после этого дня мысль о том, что принял он участие в каком-то пусть не преступлении, но в высшей степени недостойном деле и много должен теперь приложить усилий и стараний в дальнейшей жизни, чтобы получить право забыть об этом дне.
Домой Джалил-муаллим вернулся, когда стемнело. С помощью Мамеда перенес во двор пачки газет и выложил их в ряды в дальнем углу веранды, строго-настрого запретив жене и детям дотрагиваться до них.
Мамед, пообедав, просидел до позднего вечера и ушел, окончательно удостоверившись-, что ни один из соседей фельетона не прочитал, о чем убедительно свидетельствовало отсутствие вопросов у тех, кто нашел нужным посетить Джалил-муаллима в этот пригожий субботний вечер.
Давно уже ушел Мамед, улеглись дома все спать, а Джалил-муаллим сидел, не зажигая света, на веранде и, облокотившись на перила, готовился к решительному и неприятному разговору с неизвестно где задержавшимся Симургом. Долго ждал, а потом заснул, убаюканный успокаивающим рокотом котлов в сочетании со столь же приятным для слуха звоном сверчков в дворовом саду, не выдержав утомления и треволнений этого дня.
Проснулся Джалил-муаллим от тихого прикосновения к плечу. Он открыл глаза и увидел в мягкой полутьме веранды лицо брата.
- Добрый вечер, - негромко сказал Симург.
Джалил-муаллим смотрел на него, еще не совсем очнувшись после долгой дремы, пребывая несколько мгновений в состоянии, чрезвычайно редко выпадающем по милости скупой природы на долю человека, когда ни одна мысль не занимает его разума и он какие-то никем не измеренные частицы времени воспринимает окружающий мир, ни о чем не думая и не вспоминая. Джалил-муаллим испытал чувство мягкой умиротворяющей радости оттого, что увидел брата. Она шла к нему от Симурга, почти ощутимо передаваясь через мягкий теплый воздух, через рассеянный свет уличного фонаря, бледными неровными бликами пробивающийся сюда сквозь неподвижную густую листву. Он ощутил радость, и она исторгла из него короткий смех, исходящий как будто из глубины груди.
- Ты так хорошо спал, Ага-дадаш, - сказал Симург, не убирая с его плеча руки, - что я не хотел тебя будить.
- Давно ты пришел? - спросил Джалил-муаллим.
- Только что. Я арбуз принес, ты не вставай, я сейчас его нарежу и принесу.
Они ели сладкий прохладный арбуз, и Джалил-муаллим обдумывал, с чего начать ему серьезный разговор с Симургом. Он вымыл руки и, подождав, пока Симург уберет со стола и выбросит корки, включил свет. Он молча подвел Симурга к пачкам газет, разложенным в углу веранды.
- Откуда это? - спросил Симург, во все глаза глядя на невиданное скопище газет.
- Я, - сказал Джалил-муаллим, - это я объехал киоски и, сгорая от стыда, скупил все номера сегодняшней газеты.
- Зачем? - спросил Симург. - Для чего тебе столько? - И Джалил-муаллим услыхал в его голосе удивление. - Ты вот эту газету купил, с фельетоном, что ли? Вот же есть. Я купил одну.
Симург достал из кармана измятый экземпляр одного из нескольких тысяч себе подобных на полу, не имеющих в своем числе в отличие от самой низкопроцентной лотереи ни одного счастливого номера.
- Неужели мне надо тебе объяснять это? - с горечью сказал Джалил-муаллим. Ему стало обидно оттого, что Симург даже не понял, на что пошел Джалил-муаллим во имя интересов семьи, доброго имени Симурга и своего. - Нам надо поговорить.
Они поговорили. Симург сказал, что у него были большие неприятности и что с работы ему пришлось уйти. Права вернули, но уволить уволили. Он знал, конечно, что участвует в незаконных махинациях, но активного участия в них не принимал, просто выполнял сверхурочные рейсы и держал язык за зубами, платили очень здорово. К суду его привлекать не будут, учли то обстоятельство, что в подложных путевках его руки нет, а также безупречное, прошлое и прекрасные характеристики из армии.
Он сказал, что ни о чем Джалил-муаллиму не рассказывал после того, как стряслась беда, конечно, не потому, что считал брата чужим, а просто не хотел расстраивать его.
- Теперь ты понял, что я был прав, когда просил тебя не идти шофером? Помнишь, как я тебя просил? Сейчас не было бы этого позора!