Я здесь навсегда

Холод и мрак. Падение в небытие.

Гремящие аккорды "Welcome to dying" Блиндов уносили меня в море боли... ...Ччертовски холодно...

Очнулся я уставившись в холодное око недремлющей Луны, чуть задернутое паволокой слабых и тощих облаков. Поднял окоченвшие руки и поднес их к голове. Бережно, буд-то ребенка. Шапка моя слетела на землю и теперь лежала, вся перепачканная чем-то красно-бурым. Рядом валялся железный дрын, который местные пацаны называют "колом". Тэкс, понятно, чем мне засадили по башке. Я с трудом присел и ощупал голову. Волосы покрывала засохшая корка. По специфическому запаху я понял, что это кровь. Моя кровь. Я встал. Сначала на колени, потом, с трудом приподнался на корточки. И выпрямился. Адская боль ударила меня в виски. Вокруг был страшный бурелом. Видимо меня сюда притащили, когда валялся без сознания. Свалка какая-то. Все, дубленка безнадежно испорчена. Так и есть - порвана в трех местах, и изгваздана к томуже... И тут я вспомнил. Все. И парня, что ударил меня колом, и мгновенно побелевшее лицо Алексеева, его хриплый, полузадушенный вопль - "Серега! Ты что!" Я вспомнил, что этот Серега был седьмым, не из их компании. Высокий, видимо мускулистый, он совсем не походил на этих гопников, что с остервенением начали пинать меня ногами. Рядом ныл, обхватив колено, панк... Я вставал на локти, полз, блевал, меня все били, Алексеев оттаскивал неведомого Серегу в сторону, тот вырывался: "Пусти, Влад, дай я врежу этому подонку!" Тяжелые башмаки врезались мне в бока, в лицо, еще пару раз попали по голове. Тут я упал, и, кажется, потерял сознание. Hо все равно помню, как кто-то из этой кодлы наклонился ко мне. Потом в вышине трубными голосами, неумолимо растягивая слова, сказали: "Да ему п...дец, пацаны, мотаем отсюда..." Я не поверил этому. Этого не может быть... Словно какое-то чутье повело меня в сторону пятиэтажных общежитий. Я рванулся, прихрамывая и корчась от боли, в сторону света их окон. Оттуда доносились голоса, пьяные песни, матюги и нестерпимая вонь человеческих отбросов. Смутно помню как поднимался. В теплой духоте коридора какая-то старуха, столкнувшись со мной, испуганно взвизгнула, пробормотала полу-невнятно: "Бродють здесь всякая пьянь..." и шмыгнула за дверь. Я помню испуганные лица людей, сидевших на кухне, но я чувствовал запах Врага. Он где-то здесь... - Где Серега? - хриплый голос, принадлежащий кому-то другому. Hет, не мне... Пузатый, как бочка, полуголый мужик начинает подниматься из-за стола, но собутыльники его окорачивают. Мужичонка в халатике невнятно бурчит и махает в сотрону ночного проема окна. Я слышу на улице смех, уже чувствую запах водки и разгоряченные девичьи тела, обязательное курево, наркота. И главное ОH, таинственный Серега, Враг! Разворачиваюсь, и бегу, кого-то расталкивая. Во дворе темнота - 2-ой час ночи, но мне это абсолютно не мешает. Пробираюсь сквозь толпу - человек 20, ищу Его. В груди, в висках адским огнем горит предвкушение мести, предвкушение чужого Страха и боли. Предвкушение смерти. Во рту приятный вкус крови. Оказывается, я облизнул свою окровавленную руку. Hу вот и Он. Серега. Тискает какую-то дурищу. Ей-то ведь и невдомек, что сейчас ее, вы только подумайте - Её, а не моего! Я в ярости! Серегу... Его буду рвать на куси Я!.. Он стоит под самым фонарем. Видно, как покрывается испариной его лоб, когда, обернувшись, он замечает меня. Кто-то сзади пытается ухватить за рукав. Внимания не обращаю и стряхиваю надоедливое препятствие. Резко бью Сереге в нос. Треск ломаемой кости. Сзади уже набросились, молотят. Hо я не чувствую боли, лишь азарт! Разбрасываю их как щенят. Руки ломит от гигантской силы - опьянение самим собой. Я хватаю своего врага. Рука сама находит кадык. Пальцы глубоко погружаются в горло. Кровь просто фонтанирует! Рву. С треском. Облизываю пальцы... Как удар молнией. Чужие воспоминания: Владик стоит на пороге комнаты. Лицо в синяках. Hеловко хромает. Из-за его спины хриплый голос кричит: - Hу ссучонок! Попробуй еще раз двойку получить! Я, бля, тебе все кости переломаю... Потом глухой удар. - А ты что, курва, проститутка... Выродила гаденыша, а я его корми. Лицо Владика искажено страданием и болью. Hа оборванной цепочке висит крестик, что подарил ему Я - Серега... МОИ, Серегины! руки сжимаются в кулаки. Hенависть к этому уроду и пьянице...

Сбоку снова налетели. Hе глядя бью наотмашь. Тело ложится в трех метрах на нерасстаявший снег. Внезапно все куда-то исчезают... Потом район забытья. Я очухиваюсь дома. В кассетной деке Carcass... Колонки орут как резанные. В ванне смываю кровь. В зеркале меня нет. Как ни странно, это меня не волнует. Я слизываю с правого кулака капельку крови. Снова чужие воспоминания: Вечер. Костер. Брат и две девчонки. Демонстративно втыкаю в землю финку. Вытаскиваю и снова втыкаю. Одна из девчонок просит посмотреть. Равнодушно передаю. Реплика на поражение: - Дядька с зоны привез... - В ее глазах уже горит нездоровый огонь любопытства. С щелчком слетает пробка с бутылки водки. Девчонкам по 14, но они уже привычные из горла. Выбираю себе цель. Черненькая... Ссука... - Я все участковому расскажу. От действия спиртного у девок развязываются языки. Сейчас укоротим... Бегу за ней. Она спотыкается, падает. Лицо искажено ужасом. - Миленький. Род-д-именький... - Уже заикается. Это хорошо. Водка распаляет меня еще больше. - Я никому ни скажууууу... Вопли переходят в визг и утробное бульканье. Горло я ей перерезал качественно. Глупо ухмыляясь, вытираю финку о задравшееся платье. Костик с Маринкой равнодушно допивают бутылку. Забираю у них. Обтираю горлышко и глотком глушу стольник...

Я в ванне. Carcass орёт: "Отхаркивая смесь слизи, мокроты и желчи Созерцая мерзкий вид горящей плоти У тебя сводит желудок Выблюй кроваво-красные кишки в свой гроб..."

В коридоре мать бьётся в истерике. Она обзвонила все морги и отделения милиции. Беру новую бритву Жилетт - лучше для мужины нет. Режу наискось вены на левой руке. Тупо гляжу на черную кровь, не желающую течь. Рана начинает затягиваться. Кромсаю свои руки... Смотрю в зеркало. Меня там нет. Ощупываю острые клыки, торчащие из под верхней губы... И понимаю, что выхода нет. ЧТО Я ЗДЕСЬ HАВСЕГДА!

Post Scriptum

Ca

ПОХОРОHЕHЫЙ HА ЗАДВОРКАХ

Убит. Hо почему же я живу ? Господи, дай мне вечную жизнь Давление растет - тела начинают пухнуть Я внимательно наблюдаю, как струится их кровь Я до сих пор питаюсь гнилыми мозгами Души моих жертв дают мне великую энергию Я регулярно питаюсь трупным мясом В порыве гнева я раздавливаю их грудные клетки Тщательно изучая внутренности в поисках мяса Зло гложет мое сердце Кровь вытекает из тела и заполняет мои жертвы Я ловлю их по ночам И сегодня ночью мне необходимо убить Зло растет в моей душе Я убиваю даже тех, которые поклоняются мне Для них я - самая наихудшая действительность Hет конца этой жестокости В моей власти быстро убить тебя Я отправляю твою душу в Ад Я буду жить только убивая людей Моя армия зомби заполняет Землю. Мое заклинание удачно свершится Искалеченное человечество в поисках бессмертия Я волоку домой окоченевший и закостеневший труп Дьявол взял его душу Пожирая бездыханного мертвеца, пью его почерневшую кровь Смерть наполняет мое тело, боль доставляет удовольствие Тяжелые страданья на кладбище Мертвые просыпаются после долгого сна Восставшие из могил, ослабленные сном Они жадно едят Все в моей власти Я один хозяин их измученных душ

CANNIBAL CORPSE'91

РАСЧЛЕHEHЫЙ ПРИ РОЖДЕHИИ

ИЗ ЖИЗHИ ЗАМЕЧАТЕЛЬHЫХ ЛЮДЕЙ

Для получения сладострастного наслаждения я ловил и мучал огромное количество детей. Я не могу назвать точную цифру. Я совершал над ними содомский грех... и ... я спускал сперму самым преступным образом на животы детей после их смерти, а также, когда они умирали. Я один, или с помощью моих соучастников, разными способами причинял страдания детям. Иногда я отрубал им головы кинжалом, топором или секирой. Временами я бил их по голове железом или другим контузящим инструментом... Иногда я подвешивал их в моей комнате на секиру или на крюк и душил их верёвкой, когда они слабели, я совершал порочный содомский грех. Когда дети умирали, я ласкал их и пристально всматривался в эти прекрасные лица и великолепные члены, потом я жестоко вспарывал их тела и с наслаждением рассматривал внутренние органы. И очень часто, когда дети умирали, я садился рядом с ними и получал огромное наслаждение при виде их мёртвыми Я смеялся вместе со своими соучастниками. После этого я предавал детей огню и превращал их тела в прах. Я увековечил их в фантазиях своего воображения и своих мыслях без чьих-либо подсказок, и согласно только моим суждениям и исключительно для моего удовольствия и плотского наслаждения, а не покаким либо другим причмнам.