Страница 110 из 122
То была победа и во всей войне, хотя длилась она после боев на полях Подмосковья еще три с половиной года, 1418 дней. Самый отчаянный из них выпадает на 15 октября 1941 года, когда правительство решило покинуть Москву. Даже Генштаб во главе с маршалом Шапошниковым эвакуировался. Но Сталин, как предполагалось тем решением, вызвавшим панику в городе, не уехал.
- Мой кабинет в те дни был рядом с кабинетом Верховного, - рассказал мне Александр Васильевич Василевский, маршал Советского Союза, генерал-лейтенант осенью 41-го, вспоминая о Ставке на улице Кирова.- Вместе со мной осталась в Москве группа офицеров Генштаба, не более десяти человек... Это и был тогда основной рабочий орган Ставки.
Идея контрнаступления под Москвой возникла в Ставке Верховного Главнокомандования в начале ноября..."
Значит, гениальный план контрнаступления под Москвой родился на Мясницкой, в самые трагические дни войны. Вот почему генерал-лейтенант Василевский после Московской битвы возглавил Генштаб...
Маршал Георгий Константинович Жуков на мой вопрос, какое из выигранных им сражений считает важнейшим, ответил не задумываясь - битва за Москву. И отчеканил, медленно подбирая слова: "Великая победа народа. Тяжелая победа. Враг шел на Москву самый сильный. И мы его разгромили!"
Солнце Победы взошло над Москвой!
В "домике малом" после Отечественной войны жил маршал Леонид Говоров, дважды Герой Советского Союза, победивший под Ленинградом. Его войска прорвали блокаду великого города, длившуюся девятьсот дней.
После войны о Новокировском проспекте забыли. Тогда построили, не мудрствуя лукаво, типовую коробку с балконами, оказавшуюся за особняком, где была Ставка, по соседству с шедевром Ле Корбюзье. Безликая башня стоит навытяжку как солдат, попавший в строй между генералами.
Одним из жильцов дома был полковник в отставке Семен Владимирович Высоцкий и его вторая жена Евгения Степановна Лихолатова. Сын полковника с детства называл ее мамочкой. По решению народного суда при разводе супругов Высоцких мальчик был оставлен в новой семье Семена Владимировича, с которым с радостью уехал в Германию, по месту службы отца. В практике советского суда при разводе детей редко присуждали отцам. Причиной исключительного вердикта были обиды, испытанные ребенком от отчима. Что о нем, и о первой жене, Нине Максимовне, говорил полковник - не берусь повторить.
С полковником в отставке я встретился возле его дома в школе почтамта, где он служил начальником. От него узнал, что дедушка по линии отца никаких не "польских корней", как пишут, а еврей Вольф Шлемович, он же Владимир Семенович Высоцкий, живший в Киеве. Этот хорошо образованный дед служил коммерческим директором, юристом на московском мыловаренном заводе. Другой дед, Максим Иванович Серегин, русский, работал швейцаром в гостинице "Балчуг". Киевская бабушка - украинка, медсестра. Подмосковная бабушка, из деревни Утицы, русская, домохозяйка. Как оказалось, "с матерью и батей на Арбате" никогда поэт не жил, в воспетом доме на Большом Каретном обитал вместе с отцом и его женой до 1955 года. И про легендарный "черный пистолет" выяснил, то был трофейный "вальтер", с залитым свинцом стволом, выброшенный от греха подальше Евгенией Степановной в мусорный ящик...
Она спешила домой, когда с крыши сбрасывали снег, кусок падавшего льда убил ее наповал, перед порогом, ставшим для нее роковым два года назад... Полковник Высоцкий после ее гибели затосковал и вскоре умер.
После войны появился на улице Кирова новый жилой дом с красными стенами, получивший номер 40а, втистнутый в строй старых строений. В нем жил академик Мстислав Келдыш, избранный после полета Юрия Гагарина президентом Академии наук СССР. Он заслужил три Золотые звезды Героя Социалистического труда. В газетах под псевдонимом "Главный теоретик" скрывался Келдыш. Космонавтикой занялся не по зову сердца в юности, как Сергей Королев, а по долгу службы, как математик, прикладывая ее к авиации, космонавтике, другим оборонным отраслям.
На все журналистские просьбы - женоподобным голосом отвечал твердо нет. Не разрешил посетить ФИАН, Физический институт, где очень хотелось увидеть прибор, предвосхищенный в фантастическом романе Алексея Толстого "Гиперболоид инженера Гарина". За него вместе с американцем два наших московских физика Николай Басов и Александр Прохоров получили Нобелевскую премию.
Пришлось президента обойти. По фотографии в газете нашел в толпе депутатов, описывавших круги в кулуарах театра, где проходила сессия Московского горсовета, обоих лауреатов. Сначала услышал среди гула голосов разговор о каких-то проблемах, далеких от бюджета Москвы. Потом сличил лица со снимком, предъявив его удивленным физикам. На следующий день с формой № 2, открывавшей допуск с секретным документам, вошел в ФИАН на Ленинском проспекте. Историю его ведут от физического кабинета, кунсткамеры Петра I. Этот один институт дал нам шесть Нобелевских лауреатов: Черенкова, Тамма, Франка, Сахарова, Прохорова и Басова.
Дорогу к академику Басову, в "закрытую" лабораторию, показал часовой. Там увидел на столе невзрачный приборчик, составленный из зеркал, линзы, полированного стержня... Это и был достойный выставляться в музее первый квантовый генератор, который вслед за американцами мы стали называть лазером. Тогда увидел и услышал удар красного луча, пробившего отверстие в стальной пластинке...
О сменившем Келдыша на посту президента АН СССР Анатолии Петровиче Александрове вспоминаю с радостью. Физики за лысый череп звали его Фантомасом, но любили. Подолгу говорил с ним по вертушке о телекинезе, о котором физики знать ничего не желали. Слышал от него многим рассказанный анекдот про киевских тетушек, вертевших тарелки и веривших в потустороннюю силу. Но исследования по телекинезу и экстрасенсорике разрешил. Публикацию о полученных результатах - подписал. Из Овальной комнаты президента в Нескучном дворце уходил я по опустевшим к полуночи коридорам.
"У нас такое горе", - сказал Александров с печалью после Чернобыля, когда я было по инерции вознамерился продолжить с ним разговор на излюбленную тему.
Завершая очерк об улице, хочу назвать еще одно незаслуженно забытое имя и адрес - Мясницкая, 38. До революции дом в этом владении принадлежал известному врачу, профессору медицинского факультета Московского университета Алексею Ланговому. Знали его в городе не только как хорошего терапевта, гласного Московской думы, но и как ценителя искусства, коллекционера. В квартире профессора хранились картины одной из лучших частных коллекций. Ланговой любил русских мастеров, своих современников, но не "передвижников", тех, кто стоял под знаменами "Союза русских художников" и "Мира искусств". Чтобы стать обладателем работы Валентина Серова заказал ему свой портрет. Ланговому принадлежало шесть творений Левитана... При советской власти профессор, как большинство известных врачей, не эмигрировал, им жить было легче, чем всем другим интеллигентам.
Написанные им воспоминания "История моего собрания картин и знакомства с художниками" полностью не опубликованы и хранятся в Третьяковской галерее. Одним из членов ее Совета профессор состоял несколько лет. Ланговой умер в 1939 году.
Невдалеке от Лангового жили два художника. На Мясницкой, 46, снимал квартиру Константин Юон, плененный Москвой. Редкий случай: художник вдохновлялся с молодости до смерти одним и тем же городом, Москвой. По его картине "Военный парад на Красной площади 7 ноября 1941 года" потомки будут представлять, как прошел героический парад армии и народа, не утратившего веру в победу, когда под стенами столицы окопались полчища врагов. Юон созал картину, не изобразив на ней подобострастно первое лицо парада, которое точкой видится на трибуне мавзолея в окружении соратников. О нем позаботились другие летописцы.
В большом красно-кирпичном доме на Мясницкой,48, занимал квартиру Константин Коровин. Лучше него никто не писал картины на открытом воздухе, пленэре. Отсюда, получив приглашение быть декоратором Парижской Гранд-опера, он, нехотя, уехал из России, пережив самые страшные годы гражданской войны здесь. Каждую ночь приходили с обысками разные патрули, комиссии, задававшие первым делом вопрос: