Страница 9 из 14
Словом, маленький рыбак превосходно знал своё дело и так же превосходно с ним справлялся.
В душе Вячи всё ещё не улеглась обида на Егора, пренебрежительно и с насмешкой относящегося к его дневнику. "Великий историк" мучительно раздумывал, какую бы каверзу подстроить "великому рыболову". Он перебирал в памяти все хитрости знаменитых полководцев, героев и мудрецов, обрушенные ими на головы противников. Приходили в голову и троянский конь, и праща Давида, и голуби русской княгини Ольги и даже японские проволочные заграждения с подвешенными к ним консервными банками.
Все эти хитрости вспомнились Вяче, но они никак не годились для сведения счётов с Егором-Беломором.
Наконец "блестящая" мысль появилась. Через пять минут он уже был на берегу у удочек Егора, а ещё через десять минут снова сидел у окна и безмятежно и равнодушно поглядывал на реку.
Пришла Аграфена Петровна, удивилась, что всё прибрано, и даже чуточку рассердилась.
- Это гости-то почему у меня работают? - певуче выговаривала она Инге. Гости - они на то и гости, чтобы отдыхать и угощаться. Ведь хозяйку обижаете...
Аграфена Петровна снова согрела самовар и принялась готовить чаепитие. В это время спустились с крыши Степан Иванович, Антон и Ян и вошли в избу.
Подплыл к пристани Егор.
- Смотрите, граждане! - торжественно провозгласил Вяча. - Вы будете свидетелями потрясающего зрелища, которое впервые произойдёт в истории человечества. Сейчас щедрая добыча вознаградит трудолюбивые усилия нашего Егора-Беломора.
Егор спокойно вытащил и принялся осматривать жерлицы и донницы. Вот в руках его забилась средних размеров рыбина, должно быть, щука. С крючка первой удочки он снял крошечную плотичку, а может, ерша. Вторая леска оказалась без добычи.
Наконец Егор подошёл к третьему удилищу.
- Начинается самое захватывающее! - воскликнул Вяча.
Все, даже боцман и Аграфена Петровна, прильнули к окнам.
Ловким движением Егор поднял удилище и замер. В таком оцепенении он простоял с полминуты.
- Что с ним? - встревожилась Инга.
- Смотрите, - озадаченно произнёс Ян, - у него на одной удочке три рыбины!
- Солёная селёдка хорошо вымокла, и мы аппетитно поедим её с постным маслом и с горячей картошкой! - весело пояснил Вяча. Хохот потряс комнату.
Когда Егор вернулся в избу, он поставил у порога наполненную свежей рыбой небольшую корзину и в ярости набросился на Вячу:
- Почему ты берёшь чужую селёдку?!
- Некоторые берут не только селёдку, но и чужие лодки, - невозмутимо ответил Вяча. - Но ты не огорчайся. Мы с тобой сделали полезное дело: селёдка была очень солёная, а теперь она вымокла, и её и Аграфена Петровна есть будет.
- Нет уж, сам ешь свою селёдку. А для Аграфены Петровны у меня свежие окуни, сиги и камбалки найдутся.
Как ни протестовала Аграфена Петровна, на следующий день экипаж "Ласточки" в полном составе принялся за ремонт. Прохудившиеся места на крыше покрылись новыми досками, подновились ступеньки на крыльце. У крыльца появились крепкие, надёжные перила. Степан Иванович вставил в оконные рамы два новых стекла. Работа заняла полный день. Но все были довольны. А Аграфена Петровна не знала, как и отблагодарить своих добровольных помощников.
- Ну тогда в благодарность я вас хоть песней да сказкой, сказкой да пляской потешу, - сказала она. - У нас в Поморье песня в большом почёте. И хороводная, и свадебная, и пропевание.
У неё был настоящий талант артистки, слушать её - заслушаешься, смотреть не насмотришься.
Аграфена Петровна даже в преклонном возрасте сохранила на редкость сильный, высокий голос. Напевая, она пританцовывала, и песня поднималась так высоко, что, казалось, вместе с песней поднимается и сама певица. Она молодела на глазах, широко расставляя в хороводной песне руки, словно держась за руки подруг.
- А на наших свадьбах вы бывали? - хитро спросила Аграфена Петровна. Теперь свадьбы не те, что были прежде. И наряды не те. Да и песни старинные свадебные редко поют. А раньше неделю, бывало, гуляли - ели, пили, песни играли. И нарядов у девок и у баб каких только не насмотришься! Платья, юбки, кофты, сарафаны всех цветов - глаза разболятся, право слово! А ещё кокошники и повязки в бусах, в бисере, а то и в жемчуге.
- А ты, Петровна, не жалеешь о тех временах? - спросил боцман.
- Да жалеть не жалею, но занятно было, баско - красиво, значит, по-нонешному. Да я вам свадьбу одна сыграю и за сватов, и за жениха, и за невесту, а потом и за шаферов, и за шафериц.
- Как! Одна? - удивился Степан Иванович. - На свадьбах-то в Поморье я бывал, ведь там народу - поди, вся деревня. Как же ты одна?
- А вот так.
Аграфена Петровна сняла с гвоздя узорчатое полотенце и стала изображать сватов. Потом показала смотрины, девичник с песнями и танцами, самоё венчание, пир и битьё горшков на другой день после свадьбы. Она не пожалела даже какую-то глиняную кринку и на глазах у растерявшихся ребят грохнула её об пол. Потом схватила метлу и по обязанности невесты принялась подметать черепки.
Матросы "Ласточки" вдосталь нахохотались.
А неугомонная хозяйка присела на скамью, но не умолкла.
- Вот и меня в семнадцать-то годков так выдавали. Хотела за Петрушу, а отдали за Лександра. Поди, полвека прожили. Маялась, а жила, что поделаешь. Он ревнив был, Лександр-то. На гулянье пойдёшь - он за тобой. Сам не поёт, не играет, сидит - хмурки водит. Потом с ребятами выпьет и всю гульбу нашу разгонит. А дома ни слова. Не обидит, не шумит. Только скажет порой: "И пошто ты меня не любишь? Я ведь горы для тебя сворочу". Почти что полвека прожили, хороший он был, а вот любить не полюбила. Свыклась и жила. За полгода до золотой свадьбы он помер, на семьдесят седьмом году. А здоровый был, жилистый, да надорвался. А я так, горемычная, и промаялась. Жили-то мы в достатке. Всего было, живи да радуйся. Ан нет, жила с Лександром, а всё о своём Петруше думала. А что о нём было думать-то? Погиб мой Петруша, так и не женатый, ещё в шестнадцатом, на германской... Да что я вам тоску нагоняю. Сейчас самовар поставлю...
Она скорёхонько подставила самовар под печную трубу-втулку, ковшом наполнила его водой из ушата и разожгла угли. Всё это она делала словно играючи.
Не успела присесть, как снова начала рассказывать.
Нарассказывала и напела она всего много, но про кафтан Ивана Рябова ничего не могла сказать.
- Слыхала я о кафтане, а где он, не знаю. Но вы поищите - должен же он где-то быть. Ну, а не найдёте, чистым воздухом подышите. Была бы я помоложе, сама с вами поехала бы. Я в старинной одёже толк знаю.
- Ну спасибо и на том! - поблагодарил хозяйку Степан Иванович. - Будь здорова. Благодарствуем за угощение, за песни, за сказки. В Архангельск в гости приезжай!
- Да бываю я там, хоть и не часто. Меня в народный хор приглашают. Будешь, говорят, у нас консультантшей.
- Ну и что же ты, не согласна?
- Да куда уж мне теперь в город? Век здесь прожила. Тут уж и помирать буду.
Аграфена Петровна втихомолку сунула Инге под руку свёрток.
- На дорожку, - молвила она.
В свёртке оказались большой пирог с рыбой, колобки и стопа ячменных сочней.
На реке стоял полный штиль, безветрие - ни всплеска, ни рябинки. Лазурная безмятежность высокого неба тоже ничего дурного не предвещала. И настроение у экипажа "Ласточки" было бодрое. Немного печалился лишь Ян: в безветрие нельзя было поднять паруса.
Плыли на вёслах. Плыли медленно, а с обеих сторон неодолимо манили к себе зелёные берега.
- Хорошо, конечно, отдыхать в избе, - сказал Вяча, - но неплохо бы отдохнуть на берегу, у костра: разбить лагерь, палатку, построить вигвам. Правда, Антон, хорошо?..
Антоша вопросительно взглянул на боцмана. Предложение Полянкина было ему по душе.
- Ещё милю пройдём, тогда можно и к берегу, - согласился Степан Иванович. - Подальше от деревни отойдём, чтобы чистой природой, лесом больше опахнуло. Аграфена Петровна верно говорила: чистым воздухом подышите.