Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 82



такова, что предполагает возможность в свою очередь быть

дополненной, т. е. неизбежно порождает перспективу бесконеч

ного появления все новых дополнений к уже имеющемуся. С

точки зрения Дерриды, все здание западной метафизики осно

вано на этой возможности компенсации "изначальной нонпре

зентности", и введение понятия "дополнения" (или "допол

нительности") как раз и направлено на "демистифи

кацию", на "разоблачение" самого представления о "полном",

"исчерпывающем наличии".

В качестве одного из многочисленных примеров, приводи

мых Дерридой, сошлемся на один. Французский ученый анали

зирует рассуждения Руссо об изначальной неиспорченности

природы по сравнению с культурой и о "естественном" превос

ходстве первой над второй. Каллер в связи с этим отмечает:

"Руссо, например, рассматривает образование как дополнение к

природе. Природа в принципе совершенна, обладает естествен

31

ной полнотой, для которой образование представляет собой

внешнее дополнение. Но описание этого дополнения обнаружи

вает в природе врожденный недостаток; природа должна быть

завершена -- дополнена -- образованием, чтобы в действи

тельности стать собой: правильное образование необходимо для

человеческой природы, если она должна проявиться в своей

истинности. Логика дополнительности, таким образом, хотя и

рассматривает природу как первичное условие, как полноту,

которая существует с самого начала, в то же время обнаружива

ет внутри нее врожденный недостаток или некое отсутствие, в

результате чего образование, добавочный излишек, также стано

вится существенным условием того, что оно дополняет" (124, с.

104). Исходя из этой перспективы таким образом понятого

"дополнения", можно сказать, что поскольку невозможно себе

представить вне культуры то, что является ее первоочередным и

главным порождением, -- человека, то тогда и невозможно

представить человека в одной своей природной изначальности

без его "дополнения" культурой.

В качестве доказательства реального действия этого

"механизма дополнительности" Деррида приводит высказывание

Руссо в "Исповеди", где, жалуясь на свои "неловкости" в об

ществе, он утверждает, что, находясь в нем, он оказывается не

только в просто невыгодном для себя положении, но и даже

совершенно иным, другим человеком, чем он есть на самом

деле. Поэтому он сознательно сторонится, избегает общества и

прибегает к помощи "письма", т.е. письменной, а не устной

формы самовыражения. Ему приходится это делать, чтобы объ

яснить обществу, другим людям, свои мысли, а в конечном счете

и самого себя: "ибо если бы я там находился, то люди никогда

бы не узнали, чего я стою" (148, с. 208).

Но Деррида идет дальше рассуждений подобного рода, ко

торые вполне могли бы уложиться в рамки аргументации

"здравого смысла", и обращается к анализу "Исповеди" Руссо,

чтобы на ее примере доказать неизбежность логики дополни

тельности, посредством которой реальные события и исторически

реальные люди превращаются в фиктивные персонажи

("фигуры") письма, а сложные, экзальтированные отношения

Руссо-протагониста собственного произведения с мадам Варанс,

его возлюбленной "Маман", рассматриваются ученым как харак

терный образец дополнения-замещения (здесь и "Маман" как

субститут матери Руссо, и сексуальные фетиши, "замещающие"

для Руссо мадам де Варанс в ее отсутствии): Через этот ряд

последовательных дополнений проявляется закон: закон беско

нечно взаимосвязанных рядов, неизбежно умножающий количе

32 Программа деконструкции и "грамматология"

ство дополняющих опосредований, которые и порождают это

ощущение той самой вещи, чье появление они все время задер

живают: впечатление от самой этой вещи, ее непосредственность

оказывается результатом вторичного восприятия. Все начинается

с посредника" (148, с. 226).

Перед нами попытка, и, надо сказать, проводимая доволь



но последовательно, ревизии традиционной диалектики гегелев

ского образца, заключающаяся прежде всего в опровержении

гегелевского метода "снятия" противоречий и трактовки самой

противоречивости как условия, даже принципа всякого развития.

Если Гегель был склонен к "позитивному" разрешению проти

воречий и сводил основную философскую проблематику к телео

логическому саморазвитию духа, то Дерриде, для которого идея

целенаправленности прогресса, как "наивно позитивистская" по

своему характеру, чужда, гораздо ближе установка на кантов

скую неразрешимость апорий.

И именно подобная, казалось бы, чисто философская, по

становка вопроса имела огромное и самое непосредственное

воздействие на развитие литературной критики. Вслед за Дер

ридой уже несколько поколений критиков ищут в исследуемых

ими литературных текстах "логические неразрешимости", сделав

эти поиски предметом своего

анализа.

Программа деконструкции и "грамматология"

Возвращаясь к дерриде

анской концепции знака, еще

раз повторим, что борьба

французского ученого с тра

диционными семантическими

концепциями составляет толь

ко часть, и далеко не самую существенную, его "де

конструктивистской программы", поскольку основным предме

том его критики являются не столько способы обозначения,

сколько то, что обозначается -- мир вещей и законы, ими

управляющие. С точки зрения Дерриды, все эти законы, якобы

отражающие лишь желание человека во всем увидеть некую

"Истину", на самом деле не что иное, как "Трансцендентальное

Означаемое" -- порождение "западной логоцентрической тра

диции", стремящейся во всем найти порядок и смысл, во всем

отыскать первопричину, или, как уже было сказано выше, навя

зать смысл и упорядоченность всему, на что направлена мысль

человека.

Для Дерриды, как и для Ницше, на которого он часто ссы

лается, это стремление обнаруживает якобы присущую

"западному сознанию" "силу желання" и "волю к власти". В

 

33

частности, вся восходящая к гуманистам традиция работы с

текстами выглядит в глазах Дерриды как порочная практика

насильственного "овладения" текстом, рассмотрения его как

некоей замкнутой в себе ценности, вызванного ностальгией по

утерянным первоисточникам и жаждой обретения истинного

смысла. Поэтому он и утверждает, что понять текст для гума

дистов означало "овладеть" им, "присвоить его, подчинив его

смысловым стереотипам, господствовавшим в их сознании.

В этой перспективе становится очевидным, что в основе

деятельности Дерриды лежит тот же импульс, который опреде

лил разоблачительный пафос всей западной постструктуралист

ской мысли: доказать внутреннюю иррациональность буржуаз

ного (возводимого в ранг общечеловеческого) образа мышления,

традиционно и, с точки зрения постструктуралистов, более чем

незаслуженно и даже незаконно претендующего на логичность,

рациональность, разумность и упорядоченность, что в целом и

обеспечивало его "научность".

Именно этой традиционной форме научности и должна бы

ла противостоять "грамматология" -- специфическая форма

"научного" исследования, оспаривающая основные принципы

общепринятой "научности". Деррида об этом прямо говорит в

ответ на вопрос Ю. Кристевой, является ли его учение о

"грамматологии" наукой: "Грамматология должна деконструиро

вать все то, что связывает понятие и нормы научности с онто

теологией, с логоцентризмом, с фонологизмом. Это -- огромная

и бесконечная работа, которая постоянно должна избегать опас