Каторга

- Он человек фартовый! - говорят про человека, когда хотят сказать, что это человек добрый, широкая натура, - человек, готовый помочь ближнему безо всякой даже выгоды для себя.

- Он ф а р т о в е ц! Он человек фартовый! - говорят с завистью и про человека, которому сходят с рук всякие гадости.

А когда поселенец говорит про сожительницу, или каторжанин про жену, добровольно за ним последовавшую: "она пошла на фарт", - мне не нужно объяснять вам значения этого выражения.

Слово ф е л ь д и т ь означает "обманывать". Но в то время, как каторжанину "пришивают бороду", - начальство только б е р у т н а ф е л ь д у. Ф е л ь д а означает обман, хитрость, лукавство именно перед начальством. Говорят, что слово "фельда" специально сахалинское и появилось на свет в то время, когда смотрителем Воеводской тюрьмы был некто Фельдман, о котором я уже упоминал. Тогда только хитрость, только лукавство могло спасти каторжанина от мант и лоз: Фельдман не признавал непоротых арестантов. Арестанты и фельдили перед Фельдманом, как Фельдман, кормивший тюрьму сырым хлебом и экономивший на "припеке", фельдил перед начальством. Историческое объяснение, не лишенное интереса.

Низкопоклонство и наушничество - два самых испытанных приема "фельды". Для них у каторги есть два выражения: б и т ь х в о с т о м и у д а р и т ь п л е с о м. В сущности, "он бьет хвостом" или "он ударяет плесом" значит, что арестант ловко уклоняется от наиболее трудных работ. Но так как для этого есть на каторге только два средства: подольщаться и наушничать, то каторга и говорит про людей, лебезящих перед начальством:

- Ишь, словно рыба на песке: так и бьет плесом, - не трожь, мол.

Выражение "бить хвостом" показывает вам, как каторга смотрит на доносчика. Она зовет его л я г а ш е м или с у ч к о й. Он перед начальством "бьет хвостом". Она и обращается с ним, как с собакой. Накляузничать на каторжном языке называется л я г н у т ь или с в е з т и т а ч к у. А обвинить перед начальством человека так, чтоб он уж и не выкарабкался, называется - его совсем уж з а с ы п а т ь.

За это каторга знает одно наказание, которое она с каторжным юмором называет: н а л и т ь к а к б о г а т о м у, т. е. сильно избить, бить "пока влезет", и, чтоб человек не видел, кто его бьет, н а к р ы т ь т е м н у ю, т. е. закутать ему голову халатом.

- Двойная польза, - объясняют каторжане, - и головы во зле не прошибут, - жив останется, и уж "нальют как богатому": орать не будет.

Как и все измученные, исстрадавшиеся, озлобленные, с издерганными нервами люди, каторжане любят злить и мучить других. Беда, если каторга, умеющая тонко подмечать у людей слабости, заметит, что человек с к и п и д а р н ы й, т. е. его можно легко рассердить. Тогда з а с к и п и д а р и т ь такого человека, из него о г н я д о б ы т ь - первое удовольствие для каторги. Есть изумительные мастера по этой части. И я только диву давался, как они тонко знают свое начальство. Если бы начальство хоть в сотую часть так знало их! Скажет слово, кажется, самое невинное, а глядишь, господин смотритель уже "заскипидарился".

- Я только, чтобы по закону...

Господин смотритель краснеет:

- А вот я тебе покажу закон! Лишенный всех прав, а туда же рассуждать лезет и учить. Законник он! Ты бы, мерзавец, лучше об законе думал, когда грабить шел.

- Да мне что ж! Я только, чтобы, как по инструкциям...

Смотритель даже подпрыгивает на месте. Если бы тут не было "писателя".

- Я тебе выпишу инструкции! Ты учить, учить меня?!

- Зачем учить! Мне только, чтобы, что по табели полагается, выдавали.

- По табели? По табели??!

Смотритель весь побагровел.

- Да вы успокойтесь, - говорю я ему, - ну, чего вам волноваться! Стоит ли?

- Нет, какова каналья! Как сыплет: по закону, по инструкции, по табели!..

А каторга, глядя на эту сцену, - вижу, - давится со смеху. Смотрителя в п у з ы р е к з а г н а л и, - на языке каторги так называется довести человека до неистовства, когда он уже "землю роет".

- Ну, зачем ты? - спрашиваю потом каторжанина.

- А он этих самых слов очинно не любит. Ему что хошь говори, ничего. А вот "табели" он особенно не уважает!

- Да ведь выпороть за это может.

- И очень просто!

- Ну, зачем же ты, чудак-человек?

- Эх, ваше высокоблагородие, не понять вам нас. Посидели бы как мы, не стали бы спрашивать "зачем?". Зло возьмет. Сорвать хочется.

"Заскипидарить", "огня добыть", "в пузырек загнать", - все это выражения применительно к начальству. Это каторга уважает. Задеть, оскорбить ни за что ни про что своего брата, это каторга презирает и называет у к у с и т ь. Она смотрит на человека, делающего это, как на шальную собаку, которая кусает людей ни за что ни про что. Она презирает это и вечно этим занимается.

- Особачишься тут! - говорят каторжане.

Когда, повторяю, у человека издерганы нервы, ему доставляет удовольствие дернуть за нервы другого. Я мучаюсь, - и другой пусть чувствует. Страдание - плохой отец сострадания.

От скуки, безделья и оттого, что там большинство ведь испорченных людей, на каторге страшно развита ложь. Каторга зовет таких людей з а л и в а л а м и, з в о н а р я м и и х л о п у ш а м и. Но так как этот недостаток общий, то относится к этому добродушно. И для определения лжеца у нее есть два названия, в которых больше юмора, чем злости.

- П р я м о й, к а к д у г а, - говорит она про такого человек, или определяет его рассказы так:

- Ишь, расписывает. С е м ь в е р с т д о н е б е с, и в с е л е с о м!

Я уж говорил, что каторга презрительно относится к тем из своих собратий, которые вылезли в "начальство": в старосты и т. п. Такого человека она зовет ш и ш к о й. А для надзирателей, действительно умеющих, если они захотят, появиться совершенно незаметно и накрыть арестантов за игрой или другим недозволенным занятием, у каторги есть остроумное название - д у х.

Я не привожу целой массы менее типичных каторжных терминов. Но у каторги на все есть свои имена. Каторга скрытна и не любит, чтобы посторонние понимали даже ее обычные разговоры.

Она как будто требует, чтобы человек, невольно вступая в ее среду, отрекся от всего прежнего, - даже от языка, которым он говорил "там", на воле.