Страница 18 из 107
8
Пока Славик наслаждался триумфом, Петя сидел в «Кашалоте» усталый и опустошенный. За истекшие сутки он столько раз был на волосок от гибели и столько всего натерпелся, что теперь ему хотелось только одного: чтобы его выпустили и оставили в покое. Вот уже более суток он ничего не ел, а спал всего несколько часов. Сверток с едой и пузырек со сладким чаем лежали внизу, на самом дне. Там не было иллюминаторов, но зато имелась мягкая постель — набитый ватой коробок. Смертельно хотелось есть и спать, но надо было еще сниматься для телевидения в Зимней канавке. А ведь его никто не спросил, согласен ли он участвовать и дальше в этом надоевшем спектакле…
Лодку снова спустили на воду, и режиссер начал давать команды, которые Славик незаметно повторял в пульт, делая вид, что манипулирует кнопочками и ползунками, теперь даже ему съемка действовала на нервы, потому что дубли приходилось повторять помногу раз из-за всяких непредвиденных мелочей — или подводила аппаратура, или солнце скрывалось за облаком, или команды режиссера доходили до Пети через «испорченный телефон» в неточном виде, и «Кашалот» выполнял совсем не ту фигуру, которая требовалась.
Режиссер, по привычке работать со взрослыми артистами, срывался на крик, Славик Подберезкин нервничал и обзывал Петю разными обидными прозвищами.
— Куда прешь, дубина стоеросовая, влево, я сказал, влево, а не вправо!.. — злобно шипел он в пульт, кося глазами по сторонам, чтобы никто не заметил. — Что ты делаешь, ну что ты делаешь! Бегемот в посудной лавке! Возле спуска медленно, крупный план. Из-под арки моста сразу на погружение. Плавно, красиво… Оглох ты, что-ли! Я говорю красиво… Выходи, теперь крутой вираж и змейкой по центру. Ах ты идиот! Опозорюсь только из-за тебя!..
Петя злился, нервничал и все чаще ошибался. Больше всего ему хотелось схватить Плавика Подберезкина за горло и сжимать изо всех сил до тех пор, пока он не захрипит и не выкатит глаза. Однако при сложившихся обстоятельствах он не смог бы схватить кого бы то ни было не то что за горло, но даже и за палец. Потому что он сам был величиной с палец самого маленького новорожденного младенца.
— Куда прешь, крокодил ты нильский, коряга неуклюжая! — не унимался Славик. — Что мне с тобой делать, урод несчастный!..
На урода Петя обиделся всерьез. Он и без того был на грани истерики, а тут еще такое… Может быть, он стерпел бы любые другие прозвища, но «урод» было в самую точку. Конечно, теперь он самый настоящий урод, и ему место не среди нормальных людей, а в кунсткамере, заспиртованным в пробирке. А на что он еще годится? Кто угодно сгоряча прихлопнет его как насекомое.
— А пошли вы все… — сказал Петя и, не слушая больше команд, повел лодку прямо в Неву.
«Кашалот» быстро вышел из зоны действия слабенькой портативной рации, и крики перепуганного Славика в динамике смолкли.
Дойдя до самой середины реки, Петя направил лодку против течения и ушел под воду. Теперь уж точно никто не мог его побеспокоить. Он спустился вниз и начал уплетать запасы всевозможных продуктов, имевшихся в свертке: кусочки колбасы, хлеба, сыра, зеленые горошки, икринки, кусочки бисквита… Он еще никогда так не объедался. Запив все это чаем из пузырька, сильно пахнущего валерьянкой, Петя завалился в вату и заснул.
9
Вечером того же дня на набережной возле Охтинского моста стояли два рыболова. Вернее, удочка была только у одного, а другой дядя стоял рядом просто так, для компании. Поймать в Неве что-нибудь вообще трудно, а сегодня не везло вчистую: полиэтиленовый пакетик, предназначенный для пары-другой мелких рыбешек, так и не пришлось вынимать из кармана. Говорили они мало, а все больше молчали и смотрели на темную, влекомую мерным течением, воду. Приходили они сюда, конечно, не ради улова, а ради, как это они сами называли, «моциона».
— Степаныч, кажется, у тебя клюет, — сказал первый не то в шутку, не то всерьез.
— Ну-ка, ну-ка… — нацепил очки второй.
— Нет, показалось.
— А-а…
Помолчали еще минут десять.
— Слушай, Степаныч, — снова подал голос первый, — не пора ли нам того, по домам? Темнеть скоро начнет, да и ветерок…
— Погоди, надо Черномырдину хоть что-нибудь достать.
— Куда ему, он и так здоровый.
— Ну, не скажи. Порода такая, что килограмм двадцать может набрать.
— Сколько-сколько? Да таких котов в природе не бывает, двадцать килограмм… Это ты загнул, Степаныч. Лучше Чубайса своего подкорми, а то скоро будет под дверью пролезать.
— Ничего, этот не пропадет. Я его вообще больше кормить не буду.
— А чего так?
— Так ведь эта рыжая морда на прошлой неделе со стола на кухне мясо стащила. Парную вырезку…
— Гляди!
— Чего?
— Тяни, тяни!
Степаныч потянул, удочка изогнулась дугой, и над водой закачался во всей своей красе «Кашалот». Общими усилиями рыболовы вытащили находку и, уложив на гранитный парапет, стали разглядывать.
— Вот так штука, — сказал первый рыболов. — Такая, наверное, больших денег стоит. Ты ее, Степаныч, не торопись никому отдавать, не продешеви.
— По телевизору сегодня что-то такое показывали, — вспомнил второй. — Детишки модели запускали, так одна, наверное, уплыла. Если хозяин найдется, пусть забирает, я денег не возьму. А нет — так пускай внук играет, он такие штуки любит, все что можно в доме уже переломал.
— Смотри, смотри, там внутри штурвальчик маленький, и рычажки…
— Ладно, пошли. Черномырдину, видать, сегодня не повезло.
— А я бы за такое вообще прибил.
— Кого?
— Да этого, Чубайса твоего, за мясо. Рыжие они все наглые. Если бы у меня рыжая котяра что-нибудь со стола стащила, хоть шкурку от колбасы…
И приятели, неспешно болтая о том, о сем, побрели к дому. Подводную лодку Степаныч держал под мышкой словно полено.
Петя давно проснулся и все слышал. За Володарским мостом сели батареи, мотор заглох, и «Кашалот» медленно несло течением обратно, в сторону залива, пока тросик радиоантенны не зацепился за леску рыболова. Когда лодку вытаскивали из воды, пришлось покувыркаться, а теперь он смотрел через стеклышко наружу, пытаясь понять, куда его несут.
Улица была как назло незнакомая, а таблички на глаза не попадались.
Степаныч распрощался с приятелем, зашел в парадную и поехал вверх на лифте. По обрывкам разговора Петя знал только то, что в квартире, куда его везут, есть какой-то вредный мальчишка, который все ломает, и два кота с диковинными прозвищами, один из которых скоро будет весить двадцать килограмм, а другой ворует сырое мясо.
На Славика Подберезкина он уже не сердился и был бы не прочь, чтобы его забрали из этой опасной квартиры вместе с лодкой. «Надо как можно скорее добраться до телефона», — решил он после некоторого раздумья.