Страница 21 из 35
- Хорошо, успокойся! Не скажу... Если уже не сказали...
Хеладзе призадумался. Потом он взял со стола папку и собрался уходить, но вдруг склонился к столу и схватил телефонную трубку.
- Алло, Миминошвили? Хеладзе говорит. Пошли сейчас же милиционера в "Скорую", на Камо*. Пусть станет у восьмой палаты и никого к больному Харабадзе не пропускает, ни врачей, ни родных! Понял? Никого! Восьмая палата, Харабадзе... До моего прихода!.. Да!..
_______________
* Имеется в виду улица имени Камо в Тбилиси.
Хеладзе положил трубку, потом снова набрал номер.
- Главврача!.. Шалва Михайлович? Здравствуйте, Шалва Михайлович, Хеладзе говорит... Здравствуйте... Шалва Михайлович, я сейчас направил к вам сотрудника... В восьмую, к Харабадзе... Да, да... Прошу вас, не пропускайте к нему никого... До моего прихода... Скоро буду... Прошу вас!.. Спасибо!.. Будьте здоровы... Спасибо!
Он облегченно вздохнул, вытер рукавом вспотевший лоб и нажал кнопку электрического звонка.
Вошел конвоир.
- Уведите!
Хеладзе ушел, не попрощавшись со мной.
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?
Тигран Гулоян вернулся с допроса жалкий, как побитая собака. Не глядя ни на кого, он бросился на нары и закрыл голову подушкой. С минуту мы молчали, потом Чейшвили нарушил молчание:
- Мда... Тяжелая картина...
- В чем дело, Тигран? - спросил я.
- Отстаньте от него, видите ведь, не в себе человек, - вмешался Шошиа. - Начнут теперь: "Ну, что, Тигран?", "Ну, как, Тигран?", "Что он сказал?", "Что ты ответил?", "Вышка?", "Пятнадцать?", "А о чем ты раньше думал, когда убивал?", "Уж лучше бы украл!". Не дадут человеку вздохнуть!.. Ну, что, Тигран? Что сказал следователь?
- Велел послать тебя к чертовой матери!
- Неужели? Меня?!
- Вот именно. Так и сказал: "Передайте, говорит, Гоголадзе, который украл миллион с чем-то, чтобы катился он к чертовой матери!" Понял?
- Пошел к чертовой матери он сам, и чтоб разбежались все его подследственные, и провалились все его дела, и чтоб плакать мне скоро над его гробом! - взорвался Шошиа.
- Не знаю... Велел послать тебя, и все! - повторил Гулоян.
- Ладно, Тигран, ты про дело скажи! - вступил в разговор Девдариани.
- Э, какое там дело, Лимон-джан! Опознала меня старушка! Среди восемнадцати человек опознала, стерва!
- Мамочки мои! - простонал Чейшвили.
- Велика трудность - опознать тебя! Голова, что помятый бидон! съязвил Шошиа.
- Шошиа, мне не до твоих шуток! - предупредил Гулоян. Шошиа прикусил язык.
- А дальше? - спросил Девдариани.
- Что - дальше?! Я говорю: разве так можно, посадили семнадцать русских, светловолосых, один я - армянин, черный, как таракан, и спрашиваете - который здесь Гулоян? Конечно, говорю, каждый укажет на меня!..
- И что?
- Что! Подошла старушка ко мне: "Этот!" - говорит. Я говорю: мамаша, ты подумай как следует, знаешь ведь, губишь меня!
- А она что?
- Знаю, говорит, сынок, но что поделаешь, если я так хорошо запомнила твое лицо!
- Видишь? Что я говорил? - обрадовался Шошиа.
Тигран косо взглянул на него и продолжал:
- Я говорю: мамаша, ты бы подумала еще раз!
- Хорошо, сынок, - отвечает она, - я подумаю еще раз и укажу вот на этого рыжего. Тебе не станет стыдно?
- Ты укажи на него, говорю, а станет мне стыдно или нет - это, говорю, не твоя забота!.. - Какое там... Ничего не помогло...
- Дальше?
- Что - дальше? Браво, говорю, мамаша! Молодец! - похлопал ей, и все.
- Что ты теперь собираешься делать? - спросил Чейшвили.
- Собираюсь собрать теплые вещи, что же еще! Через неделю суд. Припаяют лет пятнадцать...
- Пятнадцать?! - вырвалось у меня.
- Так я думаю... Ведь я убил не нарочно... Случайно убил... По правилу - не должны расстреливать... - сказал Тигран так спокойно, что меня мороз пробрал по коже. Потом он нагнулся, скинул один башмак и извлек оттуда сложенную газету. - Украл у следователя! Возьми-ка, Заза, прочитай!
- Свежая? - спросил я.
- Какая разница? Для нас все газеты этого года свежие! - Тигран устроился поудобнее, подложил руку под голову и приготовился слушать.
Я развернул газету, это был майский номер. Первую, вторую и третью страницы занимали таблицы статистического управления "О ходе выполнения плана весенних полевых работ в колхозах и совхозах".
- Вот не повезло, одни таблицы! - сказал я.
- Читай последнюю страницу! - посоветовал Девдариани.
- Новости сельской техники, - прочитал я.
- Давай, давай! - подбодрил меня Шошиа.
- "Агроном-механизатор колхоза села Телиани Гурджаанского района Гиви Батиашвили сконструировал яблокоочистительную и ореходробильную машину одновременного действия. Установка, состоящая из двух механических молотков и нескольких ножей, питается переменным током в сто двадцать вольт, легка в управлении, высокоэффективна. Так, если для ручной очистки одной тонны яблок требуется свыше сорока человеко-дней и одной тонны орехов - шестнадцать человеко-дней, машина эту работу выполняет за один рабочий день. Таким образом, новая машина высвобождает большое количество работников и экономит хозяйствам плодоводческих районов миллионы рублей.
Следует отметить, что подача яблок и орехов, а также процесс очистки раздробленных орехов пока еще не механизированы, но тов. Батиашвили надеется, что в ближайшем будущем машина будет усовершенствована. Испытания машины прошли успешно. Она будет широко внедрена в производство в районах плодоводства и ореховодства".
- Наверно, автор представлен к Государственной премии, - сказал Чейшвили.
- Не знаю, здесь об этом ничего не написано, - сказал я.
- А что еще писать! Человек сделал, что мог. Можно сказать, облагодетельствовал родной район! - заявил Шошиа.
- Бог не создавал существа ленивее человека! - вмешался в разговор Исидор. - Со дня сотворения мира человек без устали трудится, проливает пот, пыхтит, мучается, строит машины, двигатели, станки, агрегаты, создает роботов, сочиняющих музыку, стихи, романы, изобретает читающие, переводящие, слышащие и видящие автоматы, опускается на морское дно, проникает в глубь Земли, летит на Луну... И во имя чего все это? Вы подумали об этом? Во имя безделия! Да, да! Чтобы прилечь потом в тени и ничего уже самому не делать! Чтобы не трудиться! Видите, этот Батиашвили уже не желает дробить орехи и чистить яблоки! Машину изобрел!.. Будь моя воля, я бы его повесил на первой же яблоне! А вы говорите - премию!
- Пожалуй, если трезво подойти к вопросу, то логические рассуждения приведут к неизбежному выводу о том, что в конечном счете мы или переродимся и исчезнем с лица земли в результате естественной деградации, или истребим друг друга, или же сам бог истребит нас и превратит в ту самую глину, из которой он создал первого человека! - вынес Чейшвили приговор всему человечеству.
- Чейшвили, может, ты и создан из глины и слюней, но меня создал собственный отец! - обиделся Шошиа.
- Ну о чем толковать с этим невеждой, с этим черным антрацитом! обратился Чейшвили к Исидору.
- Это я - антрацит? - остолбенел Шошиа.
- Ты, ты, неуч и болван, не прочитавший за всю жизнь и двух книг!
- Почему же ты, знающий наизусть Чернышевского, почему ты сидишь здесь, рядом со мной? Ты, злостный неплательщик алиментов! - пристыдил Шошиа оппонента.
- Я доказываю, - продолжал Чейшвили, - что люди в конце концов истребят друг друга, тем более что этому процессу уже положено начало Тиграном Гулояном и Зазой Накашидзе! - И он театральным жестом указал на нас.
- Заткнись, Чейшвили! Знаешь ведь: убийца одного человека и убийца батальона - для суда все одно: убийца! - оборвал Тигран разглагольствования Чейшвили.
- Я ничего такого не сказал. Я считаю, что или люди сами истребят друг друга, или же бог истребит нас всех. Разве это не так, уважаемый Исидор?
- Нет, не так. Бог не может истребить человечество! - возразил Исидор.