Защита

Председатель комиссии удивленно посмотрел на Бакланского.

- Ей-богу, я в своем уме. Позвоните, пожалуйста.

- Это же номер нашего телефона, - сказал Громов. - Зачем звонить по собственному номеру?

- Как! - воскликнул Карин.

- Пожалуйста, - пожал плечами председатель комиссии. Он набрал номер, послушал немного, потом сказал, все еще держа трубку в руке: - Ничего. Короткие гудки. Занято. А что должно быть?

- Ничего. Так и должно быть. Я просто хотел, чтобы все в этом убедились.

- Виктор Иванович, мы не отвлекаемся от основной задачи нашей комиссии?

- Нет, нет. Одну минуточку. Дайте мне трубку, пожалуйста.

Бакланский встал со своего места, обогнул стол и подошел к председателю. Взяв трубку, он набрал какой-то номер н спросил:

- Это Галкин? АТС? Сделайте, пожалуйста, те переключения, которые я вам показал.

- Это же работник нашей АТС! - почти крикнул Старков.

- Да,- согласился Бакланский. - Он сейчас подключит нашу машину к городской телефонной сети.

- "Эффект телефона"! - сказал Карин.

- Да, тот самый "эффект телефона". Он проявляется, когда наша система включена в городскую сеть. Если систему переключить на междугородные линии, то эффект возникает в других городах: Иркутске, Усть-Манске, Москве. Как, например, это было вчера.

Комиссия уже достаточно знала об аффекте, поэтому наводящих вопросов не возникло.

- Попробуйте позвонить кто-нибудь. Например, вы, Анатолий Юльевич.

Бакланский отошел от телефона, спокойно направился к своему месту и сел. Он был спокоен и уверен в себе. Анатолию Юльевичу ответили, и он даже немного поговорил с таинственным собеседником. Да, "эффект телефона" действовал.

- Вы это предусматривали? - спросил Карин Бакланского.

- Честно признаю - нет. А потом, что это? Кто знает, что это? Я могу только сказать, что это действует через нашу машину. Машину, которая создана на основе "порочных идей", как здесь говорили.

- Вот это да! - сказал Карин. - Кто мог подумать? Связь с кем-то или с чем-то!

- С самим собой, - вставил Григорьев.

У телефона образовалась небольшая очередь. Начальник СКБ протолкался к Бакланскому.

- Я вижу, настроение комиссии изменилось.

- Да, Кирилл Петрович. Всю ночь разгадка была где-то рядом, но не давалась. Только утром понял, что это за чертовщина.

- И это поможет?

- Поможет? Помогло уже! Я звонил председателю той комиссии, которая занималась телефоном. Что бы ни было в этой заварухе, но она надолго, и субсидирование работ нам обеспечено. Теперь никто не будет говорить, что мы зашли в тупик.

- Ну, Виктор Иванович, молодец! А я уж думал, все кончено.

- Ерунда, Кирилл Петрович. Еще поработаем. Только без этих -Григорьева, Соснихина, Бурлева. И еще нескольких - с глаз моих долой. Ведь если бы я послушался их или сдался здесь Григорьеву, "эффект телефона" никогда бы не был открыт!

- Я подумаю, Виктор Иванович. Мне нужны толковые люди. Мне нужно, чтобы темы защищались.

Григорьев молча вышел из кабинета, подошел к фотографии хорошенькое девочки Гали Никоновой, посмотрел на нее я двинулся к выходу.

25

И закрутилось колесо! Бакланский был на волне. Успех не вскружил ему голову. Он был, по-прежнему, собран, подтянут, вежлив, остроумен и целеустремлен. На работу в комиссии у него теперь времени не хватало, но он все-таки выкраивал его и являлся, чтобы принять участие в написании акта приемки. Тема, недоработанная в чем-то одном, оказалась открытием в другом, необыкновенном, важном, таинственном.

Перед отъездом начальник С КБ попытался смягчить сердце Бакланского.

- Послушай, Виктор Иванович. Не будь с тобой Григорьева, тема была бы защищена?

- Несомненно. Попыхтели бы, но защитились.

- И Григорьев...

- Не хочу о нем слышать!

- Но не будь его с тобой, не поселись он в этой гостинице, как бы ты пришел к успеху?

- Не важно. Тем путем или этим, я все равно бы пришел к успеху?

- Выходит, Григорьев тут ни при чем?

- Да, Кирилл Петрович. Ни при чем!

Комиссия составляла акт по приему темы. Ситуация резко изменилась. Бакланский был мгновенно прощен. Деньги, пусть и случайно, потрачены были не зря. Карин первым подписал акт. Изменил свое отношение к теме и Ростовцев. Было известно, что работу продолжит не его институт, а сам Бакланский. Ростовцеву нечего было больше бояться. О Старкове с телефонной станции нечего было и говорить - он голосовал за Бакланского двумя руками. Один Громов ворчал, что надо бы время, чтобы подробно во всем разобраться, однако когда пришел момент - он подписал акт по приему темы без особых раздумий. Он, как и все другие, внутренне поверил уже в "эффект Бакланского", как теперь сей эффект именовали уже официально.

Остался один Григорьев. Дурацкое у него было положение. Он витал в пустоте. Лишь Карин, кажется, понимал его, но Карин разрывался между комиссиями. Все у Григорьева получалось шиворот-навыворот.

- Одна подпись будет против. Это даже хорошо,- сказал Бакланский. Это говорит о том, что в теме все разобрались, даже исполнители, что была борьба. Борьба - основной стимул любого развития. А все-таки, Григорьев, ты чуть было не испортил мне настроение.

- Не огорчайтесь, Виктор Иванович, на вашем пути встретится еще какая-нибудь личность, посильнее и поумнее меня.

- С радостью скрещу шпаги...

26

Катю Григорьев больше ни разу не встретил. Да и не хотелось ему этих встреч. Если бы он увидел ее на улице, то перешел бы на другую сторону. Данилов и Галя Никонова пытались растормошить Александра. Но он замкнулся, отказывался от приглашений в театр, в гости, объясняя свой отказ тем, что хочет в одиночестве побродить по Марграду.

Погода установилась хоть и прохладная, но солнечная. Приятно было ходить одному, не выбирая направления, а так, куда ноги несут. Какое-то опустошенное успокоение установилось в его душе. И мыслей особенных не возникало. Так, закурить сигарету, остановиться возле какого-нибудь музея, послушать, о чем говорят в толпе туристов, и идти дальше. Хорошо, свободно, пусто.

Но когда акт был подписан, Григорьев заспешил в Усть-Манск к своему осеннему лесу, к своему псу по кличке Плут. Старая жизнь сломалась, и начиналось что-то новое, хорошее или плохое, он не знал. И не было жаль старого. И новое не манило своей неизвестностью. Период, когда еще нет никаких желаний и стремлений, как после тяжелой болезни, когда хочется только свежего воздуха. Прохлады и воздуха.