Грехи прошлого

Сотрудники газеты предпочитали общаться на профессиональные темы с главным редактором Владимиром Сергеевичем Головко. Тот прошел путь от рядового журналиста до своей нынешней должности, прекрасно во всем разбирался и всегда подсказывал дельную мысль. А профессия Николая Самсоновича Фалеева - начальник. Он был большим начальником и в советские времена, и в постсоветсткие, так что стаж в этом качестве у него солидный. Журналистского образования замглавред не имел, однако кое-чего нахватался и во время разносов вполне к месту вставлял нужные слова. В текущий материал Змей Горыныч не вникал, но если случался какой-то казус, не оставлял его без внимания и устраивал разборку, дабы подчиненные не расслаблялись и знали - начальственное око не дремлет.

Самой важной обязанностью Лены Федоренко было общение с шефом, когда тому хотелось поговорить, в частности, ностальгически предаться воспоминаниям о своем славном прошлом и сравнениям с не внушающим оптимизма настоящим. За эти годы она научилась внимать не слушая, вовремя кивать, поддакивать и вставлять адекватные тематике междометия и краткие фразы, а Самсоныча такая беседа вполне устраивала. Выговорившись и посетовав на времена и нравы, тот становился благодушным, а его хорошее отношение приобретало материальное выражение - в очередном конверте, именуемым премией, на одну купюру становилось больше.

Своей работой Леночка была довольна. А с чего ей проявлять недовольство? Пусть их газета не из известных, но таких сейчас много. Зато, когда очередной бойфренд спрашивает, чем она занимается, у неё есть возможность с гордостью произносить: "Сотрудница еженедельника "Все обо всем". Да и ежемесячные гонорары за умение правильно вести себя с шефом позволяют поддерживать свой экстерьер на должном уровне.

В данный момент Лена ничуть не беспокоилась - обычно гроза начальственного гнева обходила её стороной. Быть громоотводом ей доводилось лишь в исключительных случаях - когда виновника не оказывалось на месте. Да и то, выпустив первый пар и решив, что умница Леночка в качестве объекта для разрядки не подходит, огнедышащий Змей Горыныч вылетал в коридор и непременно находил того, на котором можно полномасштабно сорвать свое раздражение.

Под предлогом заботы о здоровье, в первую очередь, своем собственном, замглавред запретил подчиненным курить на рабочем месте и велел портить атмосферу на лестничной площадке. Журналисты считали его требование проявлением старческой вредности и злостно нарушали приказ начальства. В общем-то основания сомневаться в целесообразности указаний Самсоныча у них были. Ему-то какое дело, если они будут курить в комнатах? Его кабинет в противоположном конце коридора, дым туда не доходит, пусть старикан наслаждается свежим воздухом там, а не шляется по другим помещениям, где ему делать совершенно нечего.

Но у их скандального шефа были свои соображения. Курение подчиненных стало камнем преткновения и поводом для постоянных втыков. А когда начальнику не на ком было сорвать зло, объект находился незамедлительно. Застав журналиста с дымящейся сигаретой на рабочем месте или унюхав табачный дым, Змей Горыныч краснел, набирая обороты для предстоящей головомойки, а потом разряжался гневной тирадой. Но если ему не везло застукать кого-то на месте преступления, замглавред устремлялся на лестницу резвой рысью - дабы ушлые куряки не успели разбежаться, - и разносил их в пух и прах.

- Опять бьете баклуши, лоботрясы, мать вашу за ногу! - грохотал он так, что от его рыка звенели оконные стекла. - Весь ваш так называемый рабочий день - сплошной перекур, а материал не сдан и вряд ли будет подготовлен в срок, а даже если и будет, то это наверняка очередная тоскливая мура.

И пошло-поехало в том же духе. Злопамятный Самсоныч припомнит провинившимся все просчеты и прегрешения, не поскупится на мат и оскорбления, разрядится и вернется в свой кабинет, весьма довольный, что вправил подчиненным мозги.

Поглядывая на дверь кабинета начальника, Лена занималась важным делом - выясняла отношения с другом сердца. Суетливые пробежки Левина не остались без её внимания, но не обеспокоили. Змей Горыныч найдет искомого мальчика для биться. А не найдет, значит, опять помчится в курилку.

- Нас с вами ожидает большое будущее. - Эдуард Леонидович с обаятельной улыбкой начал привычную обработку. - Вы станете знаменитой это я вам гарантирую.

Его визави молчала, глядя на него восторженными глазами. Такие слова бальзам на сердце, а эта, сразу видно, обделена по женской части внешность невзрачная, сама какая-то пришибленная, мужским вниманием явно не избалована. Потому и реализует себя в иной области - пишет романы.

Такие авторы - самый благодатный материал. Нечаев не сомневался - эта будет из кожи вон лезть, сутками корпеть за компьютером, создавая свои творения, потому что хочет самоутвердиться. Раз в личной жизни у неё не получается, то хоть в чем-то себя проявит.

А когда авторесса станет известной, её невзрачная внешность уже не будет иметь значения - знаменитость красива не чертами лица, а своей славой. Мужчины будут за ней толпами бегать, будь она даже страшней Бабы Яги.

Слава - тот огонек, на который все слетаются как мотыльки.

Первым отважился на вылазку Егор Сурин. По старой привычке его называли политобозревателем - когда-то он и в самом деле подвизался в таком качестве в весьма престижной газете, но был оттуда изгнан по причине недисциплинированности и склонности с горячительным напиткам. Политика не входила в сферу интересов еженедельника "Все обо всем", - россиянам эта тематика уже набила оскомину, - а потому Егору пришлось переквалифицироваться, и теперь объектом его внимания стали политики.

Он обладал бойким пером, ироничным складом ума, наблюдательностью, мог с ходу подметить то, что другие не замечали и представить проблему в неожиданном ракурсе. В целом это позволяло ему писать весьма забористые статьи, пользующиеся успехом у читателей. Утруждаться сбором фактуры Егор не желал - долго и хлопотно, да и не хотелось ему надрываться за мизерную зарплату, - а потому, ознакомившись с публикациями в других изданиях и недолго посидев в творческих раздумьях, он определял будущий объект анализа и садился за компьютер. Мысли ушлого журналиста бежали резвой рысью, пальцы стучали по клавиатуре, и на экране строчка за строчкой рождалась новая статья. Через пару часов Егор читал то, что получилось, слегка правил, распечатывал и нес материал начальству. Обычно все проходило без сучка, без задоринки - шеф материал одобрял и ставил в ближайший номер.

Заместитель главного редактора в его епархию не лез, будучи в этой сфере вопиюще некомпетентным и предоставив приглядывать за ним Владимиру Сергеевичу, а тот благоволил способному журналисту. Главный редактор прекрасно знал, каким образом Егор Сурин творит свои портреты властьпредержащих, но закрывал глаза на то, что сотрудник попользовался результатами чужого труда. По мнению Головко, не имеет значения, как происходит процесс, главное - результат. Одних кормят быстрые ноги, и они бегают с диктофоном, другие втираются в доверие к людям разного социального уровня, чтобы получить ксерокопию какого-нибудь важного документа, на основе которого потом можно тиснуть разоблачительную статью, а другие эксплуатируют лишь собственные мозги.

Егор Сурин принадлежал ко второму типажу. Пусть его материал не подкреплен документально, пусть многие выводы дискутабельны, пусть едкие характеристики на грани фола и за них можно стать ответчиком в суде, если герой статьи прочтет и разобидится, - но прочтет ли? - однако, надо отдать ему должное, Егор талантлив. Его талант в том, что он с лету ловит витающие в воздухе свежие идеи и легко доводит их до ума.

Главный редактор прекрасно знал, что все воруют друг у друга идеи, даже мэтры журналистики частенько этим грешат, но ведь и украсть нужно уметь, чтобы обиженные коллеги не завопили: "Он воспользовался моими идеями!" Идея - очень эфемерное понятие, одну и ту же мысль можно высказать по-разному, а если человек умеет облечь её в такие фразы, что сходство с оригиналом становится весьма отдаленным, но суть при этом остается, то это и в самом деле своеобразный талант, хотя, положа руку на сердце, конечно же, компиляция.