Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 7



Биофизики терзали кроликов и морских мышей, вставляли в их живые тела электроды и записывали на магнитную ленту электрические импульсы управления. Потом в сотый раз убеждались, что никаких электрических сигналов, так обильно сопровождавших процессы жизни, в искусственных клетках нет...

- Черт возьми! - кричал Аркадий Савко, наш ведущий биолог. - Мы же ничего искусственно не делаем! Мы же берем все готовое, природное. Мы все это складываем точно так, как в живой клетке. И какого черта она не живет! Вы можете мне объяснить такое хамство?

Синтез не получался. Что-то самое могучее и самое таинственное ускользало.

- Такое впечатление, будто виталисты правы, - как-то с горечью заявил профессор Карнов. - Мало построить клетку. Нужно еще вдохнуть в нее жизнь. Что значит вдохнуть в нее жизнь?

После посещения Анны меня встретил Володя Кабанов, биолог из группы Савко, наш парторг.

- Ну как она, поправляется?

Я ничего не мог ответить, потому что сам ничего не знал. Воспоминание о том, что она мне говорила, заставляло больно сжиматься сердце.

- У нее плохое настроение, - сказал я. - Очень плохое. Она не знает, в чем заключается ее болезнь. Ей упорно об этом не говорят. Мне тоже не сказали...

- Может быть, обратиться в больницу официально, через дирекцию?

- Пожалуй, это идея, В конце концов, может быть, попросим для нее каких-нибудь других врачей...

- Хорошо, - сказал Володя, - сегодня я поговорю с директором. А ты нос не вешай. При Анне ты должен быть бодрым и веселым, как никогда! Понял?

- Володя, что вы думаете о нашей работе? Такое впечатление, будто она зашла в тупик, - спросил я.

Он улыбнулся и почесал затылок.

- По-моему, мы упускаем какую-то непредвиденную закавыку, очень существенный пустячок...

Я вернулся в свою комнату и уселся у комбинированного потенциометра-магнитометра. Кто-то оставил на предметном столике микроскопа живую культуру нервной ткани с электродами, фиксированными на ядре и протоплазме клетки.

На экране осциллографа плавали электронные зайчики, точно повторяя одни и те же циклы жизни: малый, средний, большой...

"В чем же этот секрет жизни? Как тщательно она хранит тайнy от самой себя! Жизнь и ее вершина - человеческий разум спрятали в область, недосягаемую познанию, свою собственную сущность. Вот они, два электронных пятнышка диаметром в несколько микрон, бегают друг за дружкой как ни в чем не бывало. И мы знаем, почему это происходит..."

На официальный запрос о состояния здоровья Анны Зориной ответа из больницы не последовало. Просто через несколько дней к нам в институт приехал сам лечащий врач, доцент Кирилл Афанасьевич Филимонов. Вначале он разговаривал один на один с директором, а после они вызвали Володю Кабанова, профессора Карпова и меня.

Директор института сидел за столом угрюмый и задумчивый, а Филимонов долго откашливался, прежде чем начать сбивчивое и взволнованное объяснение.

- Мы здесь поговорили с Александром Александровичем решили, что... э... нужно вас обо всем проинформировать. Понимаете ли, дело очень сложное... Редкий случай в медицинской практике...

- Анна будет жить? - спросил Кабанов.

Водворилась тишина. Директор института тяжело вздохнул. У меня по спине поползла холодная капелька пота.

- Нет. Наверное, нет...



Филимонов отвернулся. Он засунул руку в карман, послышался треск спичечной коробки.

- Вы не имеете права так говорить! - закричал я, задыхаясь.

Он печально улыбнулся.

- Молодой человек, вы думаете, мне легко это говорить? Зорина вот уже три месяца в больнице. Два месяца я знал о летальном исходе ее болезни, и два месяца я молчал. Я мог молчать до конца. Но ваше письмо, ваше замечательное письмо от имени всех товарищей... Знаете, я больше не выдержал... я мог бы ответить так, как требует врачебная этика. Состояние тяжелое, но надежда есть. Ведь всегда надежда есть, правда? Но я сам коммунист...

У него задрожали губы, и спичечная коробка в кармане трещала еще более неистово.

- Что у нее? - уже робко спросил Кабанов.

- Нарушена сигнальная система, регулирующая питание сердца. Вначале я думал, что повреждены нервы. Но, оказывается, они совершенно целы. Однако... Они не способны регулировать жизнедеятельность клеток сердечной мышцы...

-А какова причина?-спросил профессор Карнов.

- Зорина четыре месяца тому назад ушибла третий позвонок. Именно в нем оканчиваются нервные волокна, регулирующие сердечную мышцу. Ушиб оказался фатальным...

- Разве ничего нельзя сделать?

- Я консультировался с ведущими нейрохирургами. Все они в один голос утверждают, что эти нейроны спинного мозга не регенерируют...

Я не помню, как покинул кабинет директора, как вышел из здания института и очутился на улице. Я шел долго-долго и оказался перед зданием клиники, где лежала Анна. Когда я начал подниматься по ступеням к главному входу, кто-то положил руку на мое плечо. Это был Володя Кабанов.

- Вы хотите, чтобы я к ней не шел? - спросил я злобно.

- Ты пойдешь к ней. И я тоже...

Мы стали подниматься, а ноги будто налились свинцом... На секунду мы остановились.

- Ты не знаешь самого главного, - задыхаясь, произнес Володя.

- Что?

- Анна знает все... Какая-то дура, ее подруга из медицинского института, принесла ей курс сердечных болезней... Там она нашла свою болезнь... Она в упор спросила доктора Филимонова, что у нее, и потребовала, чтобы он сказал ей правду. "Я понимаю, почему вы так тщательно изучаете мой третий позвонок..."

- И он подтвердил?

- Он просто ничего не ответил. Он ушел. Он говорит, что ему стало страшно встречаться с этой девушкой.

Мы вошли в вестибюль больницы и надели халаты. Вот он опять, этот проклятый длинный коридор с натертым до блеска паркетным полом. Ноги подкашивались...

- Только не нужно говорить о болезни, - взволнованно сказал Володя. - Если она... Она первая не будет говорить о смерти... И мы не будем. Мы будем говорить о работе, слышишь! О том, как успешно идет наша работа! Она идет чертовски успешно! Не сегодня-завтра тайна жизнедеятельности клетки будет раскрыта! Это будет революция в науке, революция более важная и более светлая, чем овладение атомной энергией. Понимаешь? И еще мы будем говорить, какие замечательные у нас люди и как асе ее любят. И ты, особенно ты, должен говорить, как ты ее любишь. Ведь это сущая правда. Наберись мужества. Ты идешь не на похороны, не оплакивать, не жалеть. Ты идешь вселить человеку самое важное - веру в могущество человеческого гения, веру в его разум, в силу его благородных устремлений. Ты идешь к своей любимой девушке, чтобы передать ей частичку огромного мужества, которым полон наш народ. Пойми, Сергей, это не просто посещение больной. Нет! Ты несешь ей бессмертную веру в будущее... Будет такой момент, когда я вас оставлю вдвоем. Это будет для тебя самым страшным моментом. Но ты не должен думать о смерти... Тверди про себя: "Она будет жить, она будет жить". Сам поверь в эти слова. И тогда все будет хорошо.