Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 38

Робер представил себе, как колбасник Корнелу-младший выводит свой грузовичок и едет на рынок. Звук мотора замер вдалеке, и Робер опять остался один. Крысы угомонились. Ветер утих, и ничто не нарушало тишину.

Робер поднялся рывком и стал одеваться. Когда он спустился вниз, он первым делом подошел к раковине и выпил полный стакан воды. Затем долго стоял, сунув Голову под кран и закрыв лицо руками. Прохладная вода смывала дурман минувшей ночи вместе с привкусом вина и сигарет. Робер попил еще прямо из пригоршни, затем распрямился и утерся влажной тряпкой, выбрав конец, от которого не так воняло. Подойдя к окну, он окинул взглядом пустынную улицу, перевел глаза на край неба, видневшийся между подоконником и крышей соседнего дома. Небо было серое - сплошная неподвижная пелена. Ветер гнал по улице грязные обрывки и листья плакатов.

Робер постоял у окна. Постепенно он перестал различать плохо пригнанные камни в фасаде ближайшего к нему дома: перед его глазами вновь замелькали неясные, неуловимые образы, которые он и не стремился осознать. Обернувшись, он шагнул к буфету, на котором стоял будильник. Было совсем рано - половина шестого, и Робер, поколебавшись, присел на край стола, потом встал, открыл шкаф и достал тарелку с остатками паштета. Робер долго его обнюхивал, но в конце концов убрал тарелку обратно в шкаф. Затем он схватил было кусок черствого хлеба и тут же отложил в сторону.

С ним творилось что-то непонятное, такое, в чем он никак не мог разобраться, но и отмахнуться просто так тоже не получалось. Это было нечто смутное, словно густой и все-таки прозрачный туман. И непривычное ощущение ни на минуту не оставляло его, тормозило каждое движение, туманило взор. Стоило ему перестать вышагивать по комнате и остановить на чем-нибудь взгляд, как вновь в глазах мельтешили все те же картинки: мотоциклы, Жильберта, ночь над долиной Оржоля; и еще неотступнее, еще неотвязнее ферма мамаши Вентар, а позади нее - серые развалины Малатаверна.

Это видение словно подстерегало его в каждом темном закутке кухни. Стоило Роберу взглянуть на плиту, штукатурка над которой почернела до самого потолка, как видение было тут как тут: оно отделялось от стены и наплывало на Робера. Порой оно принимало причудливые очертания, становилось объемным, но при этом оставалось совершенно безжизненным.

Робер вновь взглянул на будильник. Стрелка едва сдвинулась. Тяжело вздохнув, юноша шагнул в коридор.

Снимая с вешалки куртку, он ненароком зацепил какую-то вещь, и та упала к его ногам. Робер наклонился и поднял ее. Это были рабочие брюки папаши Пайо. От них пахнуло затхлой каменной пылью, в воздухе поднялось облачко пыли. Вельвет весь истерся, колени вытянулись. Цвета не определить - сероватый, точно камень в карьере. Робер вдруг явственно представил себе каменоломни: огромные камнедробилки с трехэтажный высотой дом, откуда поднимаются клубы пыли, густым облаком нависающие над стройкой, так что не продохнуть. На много километров все вокруг деревья, луга, дома и дороги покрыто серым налетом. И люди, работающие на карьерах, тоже становятся серыми, под цвет камня.

- Снаружи еще ничего, - говаривал не раз папаша Пайо, - видел бы кто, что творится у нас внутри. Врачи говорят настоящая помойка. И сколько ни пей, ничего не помогает, эта гадость так и лезет во все щели!

Робер повесил брюки на место, постоял минутку, глядя на них, затем натянул куртку и вышел.

В тупике тянуло теплым ветром, приносившим с собой первые отзвуки рыночной суеты.

Робер дошел до главной улицы и остановился. На противоположной стороне проезжей части из двух грузовичков торговцы, переговариваясь, уже выгружали металлические крепления своих палаток. Робер пошел взглянуть на бакалейную лавку Жирара. Может, Кристоф уже и встал, но все было пока закрыто, даже ставни на втором этаже. Робер перешел улицу и, чуть наклонившись, заглянул в приотворенную дверь. Мотоцикл Кристофа был на месте, в кухне горел свет. Загремела кастрюля, затем зашумела бегущая из крана вода, а через секунду папаша Жирар осведомился, который час. Ответа не последовало, Робер постоял еще немного, взялся было за защелку, но потом обернулся.

Часы на колокольне показывали без четверти шесть. Подъехал еще один грузовик. Это была машина распродажи "Что угодно за сто франков". Оранжевые тенты, свернутые и перевязанные бечевкой, лежали на верхнем багажнике. Сидевшая рядом с шофером женщина узнала парнишку, улыбнулась и, проезжая мимо, помахала рукой. Робер проследил взглядом за тем, как грузовичок разворачивается и встает среди деревьев на обычное место. Женщина вышла из машины и снова взглянула на паренька. А Робер припоминал, как покупал в этой лавчонке тетрадки для занятий, карандаши и ручки, кое-какие инструменты и нож, который лежал сейчас у него в кармане. Вслед за женщиной мужчина тоже вышел из кабины грузовика и разговаривал с другим разъездным торговцем.

Робер прошел наискосок через площадь и стал подниматься вверх по главной улице.



Когда он входил во двор, хозяин еще только открывал мастерскую. Обернувшись, он бросил:

- Я смотрю, ты сегодня не припозднился. Никак, отец силком вытащил тебя из постели? Робер с улыбкой отозвался:

- Да нет. Просто я не поглядел на часы. Все равно уже проснулся... Лег вчера пораньше...

- Ладно, тогда выводи колымагу, все быстрее будет. Кофе, наверное, уже готов.

Робер выволок на тротуар драндулет, на двух старых мотоциклетных колесах, собранный из трубок и дощечек.

- По-моему, все на месте, - заметил хозяин, перебирая инструменты, по крайней мере, на сегодня хватит. Нечего нам надрываться, завтра отправим туда машину с оборудованием.

Затем, поглядев на небо, приподнял кепку и, почесав в затылке, прибавил:

- Только бы не пошел дождь!

Робер и хозяин вошли в кухню. Там было куда теплее, и от кастрюли, шумевшей на плите, поднимался вкусный запах кофе. Кружки уже стояли на столе, и хозяин стал разливать кофе.

- Если хочешь молока, возьми в бидоне.

- Да нет, и так хорошо, - отвечал Робер. Хозяин покрошил хлеб в кофе и стал есть его ложкой. Он ел, хлюпая и причмокивая, и с набитым ртом продолжал рассуждать о работе. Через какое-то время он заметил: