Армагеддон

- Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты ухаживал за мной, - сказала она спокойно. - Я чувствую себя гораздо лучше. Не хочешь ли чашку чая? - В этот момент она расплакалась.

Он подошел в ней, опасаясь, что она может потерять сознание и упасть на раскаленную плиту.

Она взяла его за руку, чтобы устоять на ногах, и положила голову ему на грудь.

- Джонни, - сказала она в сгустившихся сумерках. - Бедный мой Джонни.

Если б он только мог говорить, - подумал Ник мрачно. Но он мог только покрепче обнять ее и подвести к стулу.

- Чай...

Он указал на себя и усадил ее на стул.

- Ладно, - сказала она. - Мне действительно лучше. Просто удивительно. Это просто... просто... - Она закрыла лицо руками.

Он налил горячего чая и поставил чашки на стол. Некоторое время они пили чай в молчание. Она держала чашку двумя руками, словно маленький ребенок. Наконец она поставила чашку на стол и спросила:

- Сколько людей в городе больны, Ник?

"Точно не знаю, - написал Ник. - Но дела чертовски плохи".

- Ты видел доктора?

"Последний раз - утром".

- Эм может заразиться, если не будет осторожен, - сказала она. - Но ведь он будет осторожен, правда, Ник?

Ник кивнул и попытался улыбнуться.

- А что с арестованными? Патруль их забрал?

"Нет, - написал Ник. - Хоган очень болен. Я делаю, что могу. Другие хотят, чтобы я их отпустил, пока Хоган не заразит их".

- Но ты же не станешь их выпускать?

"Нет, - написал Ник, а мгновение спустя добавил: - Вам надо снова лечь в постель. Вам нужен отдых".

Она улыбнулась ему. Ник заметил у нее на шее темные припухлости и усомнился в том, что кризис для нее уже миновал.

- Да. Я, наверное, просплю двенадцать часов подряд. Странно как-то: я сплю, а Джон мертв... Знаешь, в это очень трудно поверить. - Он сжал ее руку. Она болезненно улыбнулась. - Со временем, может быть, появится кто-то другой, ради кого стоит жить. Ты отнес арестованным ужин, Ник?

Ник покачал головой.

- Обязательно надо это сделать. Почему бы тебе не взять машину Джона?

"Я не умею водить, - написал Ник. - Спасибо. Я пройдусь до стоянки грузовиков. Это недалеко. Зайду к вам утром".

- Да, - сказала она. - Прекрасно.

Он поднялся и сурово указал на чашку с чаем.

- До капли, - пообещала она.

От нее он отправился прямо на стоянку грузовиков. На окне висела табличка ЗАКРЫТО. Никто не откликнулся на стук. Он подумал, что в таких обстоятельствах у него есть право войти в помещение силой - в копилке шерифа хватит денег, чтобы оплатить ущерб.

Он разбил дверное стекло над замком и отпер входную дверь. Помещение казалось призрачным даже со включенным светом: музыкальный автомат был темен и мертв, никого не было перед столом с видеоиграми, гриль был закрыт.

Ник зажарил несколько гамбургеров на газовой плите и положил их в мешок. К этому он добавил бутылку молока и половину яблочного пирога. Потом он пошел обратно в тюрьму, оставив на прилавке записку о том, кто вторгся в помещение и с какой целью это было сделано.

Винс Хоган был мертв. Он лежал на полу своей камеры в окружении тающего льда и сырых полотенец. Перед смертью он расцарапал себе шею, словно сопротивляясь какому-то невидимому душителю. Кончики пальцев его были окровавлены. Над ним кружились мухи.

- Ну, а _т_е_п_е_р_ь_ ты нас выпустишь? - спросил Майк Чайлдрес. - Он умер. Ну что, чушка херова, ты доволен? Насладился местью? Теперь и он заболел. - Он указал на Билли Уорнера.

Билли был в ужасе. На шее и на щеках у него выступили чахоточные красные пятна. Рукав его рубашки, которым он постоянно утирал нос, был весь в соплях.

- Это неправда! - истерично закричал он. - Неправда, неправда, гнусная ложь! Это не... - Неожиданно начал чихать, согнувшись пополам и исторгая из себя слюну и слизь.

- Видишь? - спросил Майк. - Ну что? Доволен, херова полоумная чушка? Выпусти меня! Можешь оставить его, если тебе так хочется, но выпусти меня. Это же убийство, настоящее хладнокровное убийство - вот что это такое!

Ник подождал, пока он не устанет, а потом пропихнул еду в щели под дверями камер с помощью щетки. Билли Уорнер кинул на него тупой взгляд и начал есть.

Майк разбил свой стакан молока о решетку. Два своих гамбургера он расплющил о покрытую надписями с рисунками заднюю стену камеры. Один из них прилип к стене в окружении брызг горчицы, кетчупа и приправы, гротескно напоминая картину Джексона Поллока. Он растоптал свой кусок яблочного пирога. Во все стороны полетели кусочки яблока. Пластиковая тарелочка треснула.

- У меня голодовка! - завопил он. - Я отказываюсь от еды! Скорее ты съешь мой член, чем я съем что-нибудь из твоих подачек, понял, глухонемая жопа? Ты у меня...

Ник отвернулся, и немедленно воцарилась тишина. Он вернулся в кабинет, чувствуя себя испуганным и не зная, что делать. Если бы он умел водить, он бы их сам отвез в Кэмден. Но водить он не умеет. А надо ведь еще подумать и о Винсе. Нельзя же оставить его лежать на полу на поживу мухам.

В кабинете было еще две двери. За одной оказался встроенный шкаф для одежды, а за другой - ведущая вниз лестница. Внизу оказалась что-то среднее между подвалом и складом. Там было прохладно. Этого достаточно по крайней мере, на какое-то время.

Он попытался поднять тело. Исходивший от трупа тошнотворный запах чуть не вывернул его желудок наизнанку. Винс оказался для него слишком тяжел. Тогда он взял его под руки и вытащил из камеры. Голова Винса запрокинулась и словно бы просила Ника о том, чтобы он был поосторожнее.

На то, чтобы оттащить тяжелое тело Винса в подвал, потребовалось десять минут. Ник уложил его на бетонный пол и накрыл взятым из камеры армейским одеялом.

Потом он попытался уснуть, но удалось ему это лишь под утро, когда двадцать третье июня уже сменилось двадцать четвертым. Сны его были очень явственными и иногда пугали его. Все чаще и чаще последнее время содержание их оказывалось зловещим и имевшим какой-то тайный, скрытый смысл. Во сне у него возникало ощущение, что нормальный мир потихоньку превращается в то место, где грудных детей приносят в жертву за закрытыми ставнями, и огромные черные механизмы с грохотом работают в запертых подвальных помещениях.