Армагеддон

Второй звонок был от Джесса. Он звонил из Портленда и сначала набрал ее домашний номер. К счастью, он попал на Питера, который дал ее номер в "Харборсайде" без какого бы то ни было комментария.

И тем не менее, первое, что он сказал, было:

- Похоже, у тебя дома напряженная атмосфера, а?

- Ну, слегка, - ответила она неопределенно, не желая посвящать его в подробности. Это сделало бы их своего рода сообщниками.

- Твоя мать?

- Почему ты так думаешь?

- У нее вид женщины, которая может выйти из себя. Что-то у нее такое в глазах, Фрэнни. Ее взгляд говорит, что если ты пристрелишь моих священных коров, то я пристрелю твоих.

Она ничего не ответила.

- Извини, я не хотел тебя обидеть.

- Ты и не обидел, - сказала она. Его определение было, впрочем, очень точным - поверхностно точным, во всяком случае, но она все еще пыталась преодолеть удивление, вызванное этим глаголом - _о_б_и_ж_а_т_ь_. Странно было слышать от него это слово. Наверное, существует такое правило, подумала она. Когда твой любовник начинает говорить о том, что "обидел" тебя, он больше уже не твой любовник.

- Фрэнни, предложение по-прежнему остается в силе. Если ты скажешь да, я смогу достать пару колец и быть здесь после полудня.

"На своем велике", - подумала она и чуть не захихикала.

- Нет, Джесс, - сказала она, преодолев внезапный приступ веселости.

- Я хочу этого! - сказал он со странным неистовством, словно увидел, как она борется со смехом.

- Я знаю, - сказала она. - Но я не готова к замужеству. Дело во мне, Джесс, дело не в тебе.

- Что ты решила насчет ребенка?

- Буду рожать.

- И откажешься от него?

- Пока не решила.

- Ну и что мы будем делать? - просил он резко. - Не можешь же ты оставаться в "Харборсайде" все лето. Если тебе нужно жилье, я могу поискать в Портленде.

- Я нашла себе жилье.

- Где? Или я не должен об этом спрашивать?

- Не должен, - сказала она, не в силах придумать более дипломатичный ответ.

- Ты свяжешься со мной, когда устроишься на новом месте?

- Да, наверное.

- Если я буду тебе нужен, Фрэнни, ты знаешь, где меня найти.

- Хорошо, Джесс.

- Если тебе понадобятся деньги...

- Да.

- Свяжись со мной. Я не настаиваю, но... Я хочу тебя видеть.

- Хорошо, Джесс.

- До свидания, Фрэн.

- До свидания.

Когда она повесила трубку, у нее возникло ощущение, что осталась какая-то недоговоренность. Она задумалась. В конце разговора они впервые не сказали друг другу "Я люблю тебя". Это расстроило ее, и хотя она и велела себе не обращать внимания, но это не помогло.

Последним, около полудня, позвонил ее отец. Позавчера они вместе позавтракали, и он сказал ей, что беспокоится о Карле. Всю ночь она провела в гостиной, сосредоточенно изучая старые генеалогические записи. Около половины двенадцатого он зашел к ней и спросил, когда она поднимется наверх. Она ответила, что ей не спится. Она простудилась, - сказал Питер Фрэнни. У нее насморк. Когда он спросил ее, не выпьет ли она стакан горячего молока, она вообще ничего не ответила. На следующее утро он обнаружил ее спящей в кресле с книгой на коленях.

Когда она проснулась, то выглядела лучше и, похоже, немного пришла в себя, но простуда усилилась. Она воспротивилась его предложению вызвать доктора Эдмонтона. Потом она поставила себе горчичники на грудь и сказала, что чувствует улучшение.

Он позвонил как раз в тот момент, когда началась первая гроза. Пока она разговаривали, ей было видно, как время от времени молния вонзалась в воду. Каждый раз в трубке при этом раздавался легкий треск, словно иголка проигрывателя подскакивала на царапине.

- Сегодня она осталась в постели, - сказал Питер. - В конце концов она согласилась, чтобы Том Эдмонтон осмотрел ее.

- Он уже приходил?

- Только что ушел. Он думает, что у нее грипп.

- О Боже, - сказала Фрэнни, прикрыв глаза. - Это не шутки для женщины ее возраста.

- Это точно. Он выдержал паузу. - Я рассказал ему все, Фрэнни. О ребенке, о ссоре с Карлой. Том лечил тебя с младенчества, и он будет держать язык за зубами. Я хотел знать, могло ли все это стать причиной болезни Карлы. Он ответил нет. Грипп есть грипп.

- Что еще он говорит?

- Он сказал, что многие в округе больны. Какой-то особенно мерзкий вирус. Похоже, он пришел с юга. Им уже охвачен весь Нью-Йорк.

- Как она сейчас, папочка?

- Она в кровати, пьет сок и принимает таблетки, которые прописал Том. Я взял отгул, а завтра с ней придет посидеть миссис Холлидей. Ей хотелось, чтобы это была именно миссис Холлидей, потому что она собирается поработать вместе с ней над повесткой июльского собрания Исторического Общества. Я иногда думаю, что ей хочется умереть в упряжке.

- Как ты думаешь, не будет ли она возражать, если...

- В данный момент будет. Но дай ей время, Фрэн. Все образуется.

Теперь, четырьмя часами позже, Фрэнни усомнилась в этом. Может быть, если она откажется от ребенка, никто в городе никогда не разнюхает об этом. Впрочем, маловероятно. В маленьких городах у людей обычно бывает удивительно острое обоняние.

Накидывая на себя легкое пальто, она чувствовала, как в ней начинает зарождаться чувство вины. В последние дни перед ссорой ее мать выглядела очень измотанной. У нее были мешки под глазами, кожа выглядела слишком желтой, а седина в волосах стала еще более заметной, несмотря на то, что она регулярно красилась в парикмахерской. И все же...

Она была истеричкой, абсолютной истеричкой. Фрэнни спросила себя, какова же будет мера ее ответственности, если грипп матери перейдет в пневмонию. Или если она умрет. Господи, какая ужасная мысль. Это невозможно. Это невозможно, прошу тебя. Господи, разумеется, нет.

Мгновение она смотрела на него с отсутствующим видом, и в этот момент еще одна молния сверкнула за окном. Почти немедленно раздался зловещий раскат грома, заставивший ее подскочить на месте.

Дзынь, дзынь, дзынь.

Подходя к телефону, она была уверена, что звонит ее отец.

Вряд ли он сможет сообщит ей что-нибудь обнадеживающее. Это как пирог, - подумала она. Ответственность - это пирог. Своими добрыми делами ты можешь избавить себя от части ответственности, но ты просто дурачишь себя, если думаешь, что тебе не достанется под конец твоего собственного сочного и горького куска. И тебе придется съесть его до последней крошки.