Страница 17 из 43
Оскалив в насмешливой улыбке уцелевшие зубы, Харлампий зашагал через шоссе в лес.
Митька угрюмо смотрел ему вслед. Врет или не врет? С чего бы вдруг пацан уехал? Врет, старый хрыч!…
Митька заглянул в открытое окно. В хате было тихо и пусто.
— Ты чего там лазаешь? — загремела за его спиной тетка Катря, возвращавшаяся из хлева с пустой корчагой.
— Да я вас шукал, тетя. Тут у вас приезжие, говорят, живут. Мне поговорить надо…
— Уехал старший.
— А хлопец его? С собакой.
— Бегает. Пообедал и убежал.
— А дед говорит, он тоже уехал. Что-то вы не в одно брешете…
— Это кто брешет? — Тетка Катря рывком поставила корчагу на землю и уперла кулаки в бока. — Кто брешет, я тебя спрашиваю? Собаки брешут да ты, собачий сын!… Пришел в чужую хату да еще и рот разеваешь? А ну иди отсюда под три чорты, пока я об тебя твою пукалку не поломала…
Митька поспешно отступил. Он узнал все, что нужно. Старый черт соврал, никуда пацан не уехал и собака при нем… Сколько ни бегает, домой прибежит. А до вечера уже недалеко. Митька отошел подальше от хаты, но так, чтобы видеть подступы к ней, положил ружье на землю и лег сам. Минут через пять сирень возле хаты зашевелилась. Митька схватил ружье, но никто не появился, оттуда не донеслось ни звука, и он решил, что кусты шевелились от ветра.
…Сашко выбрался из сиреневого куста и кратчайшей дорогой во весь дух припустил к порогу. Антон и Юка притаились под обломком скалы. Почуяв Сашка, Бой вскочил, но тотчас узнал его, вильнул хвостом и снова лег.
Сашко подробно рассказал все, что слышал. Распахнув в ужасе глаза, Юка смотрела то на Сашка, то на Антона.
Тот, не поднимая головы, молча покусывал травинку.
— Боже мой, боже мой! — сказала Юка. — Что ж теперь будет?
Антон и Сашко промолчали.
— Ну и пускай сидит! — сказала Юка. — Не будет же он там век сидеть? Посидит-посидит — и уйдет. Стемнеет, и тогда ты пойдешь домой.
— Ты этого гада не знаешь, — сказал Сашко. — Он и сутки будет сидеть. И снова придет…
— Тогда знаешь что? Пойдем к нам! Мама, правда, собак боится, но это ничего, мы объясним. А папа нисколько не боится. И ты будешь у нас…
— Придумала! — буркнул Антон, покосившись на нее. — Что, я Боя в карман спрячу? Увидят, и кто-нибудь ему скажет…
— Факт! — подтвердил Сашко. — Скажут. Не со зла, просто так.
Бой насторожился и вскочил. Антон, а вслед за ним и Юка обхватили его за шею.
— Идет кто-то! — шепнул Сашко. — Держите его, я посмотрю.
Он бесшумно исчез за скалой.
— Сидеть! Сидеть, Бой! — молящим шепотом сказал Антон.
Бой внимательно посмотрел на него, сел, но продолжал сторожко поводить ушами, прислушиваясь.
Сашко вернулся через несколько минут.
— То дед Харлампий через реку пошел. Должно, на Ганыкину греблю.
— Может, ему рассказать? — предложила Юка.
— А толку? — возразил Сашко. — Он же старый. Митька его одним пальцем как чкурнет…
— Так что делать? И что вы все молчите? — вспылила Юка. — Ведь скоро же темнеть будет!
Антон посмотрел на нее, на Сашка и снова опустил голову.
— Вы идите, — сказал он, глядя в землю. — Идите домой. А я останусь.
— Здесь?! — поразилась Юка. — Что ж, ты всю ночь просидишь один в лесу?
— Думаешь, я боюсь?
— Не в этом дело!… Но как это так — одному, в лесу… И спать же нужно, есть…
— Не умру. Зато ночью он нас не найдет. А найдет, пусть только сунется. Он ночью ничего не видит, а Бой не промахнется, так даст прикурить — будь здоров…
— Нет, ты сошел с ума! Я этого не допущу! — решительно сказала Юка. — Как это так?!
— А кто тебя спрашивает? — разозлился Антон. — Поменьше бы болтала, так ничего бы и не было. Он бы не знал, где меня искать…
На глазах Юки появились слезы.
— Выходит, я во всем виновата, да?
— А ну тебя! — отмахнулся Антон.
Он понимал, что неправ, обижает Юку напрасно, но не мог себя перебороть. Он не знал, что делать, куда деваться, ему было страшно и стыдно того, что ему стало страшно, и он распалял в себе злость на Юку, потому что злость заглушала страх.
— Ну и сиди здесь, — оскорблено сказала Юка. — Думаешь, мне тебя жалко? Вот нисколечко! Мне Боя жалко…
— Жалели такие… Давай уматывай. Только смотри опять не наболтай!
Слезы выкатились из Юкиных глаз и одна за другой быстро-быстро потекли по щекам.
— Ты… ты просто бессовестный! Вот и всё…
Юка вскочила и побежала к тропинке, вьющейся вдоль берега. Сашко посмотрел ей вслед, Антон отвернулся, делая вид, что его совершенно не интересует, ушла она или осталась.
— Ты шо, правда хочешь тут перебыть? — спросил Сашко. — Антон кивнул. — Может, оно и лучше. Никто знать не будет. И теперь тепло, не замерзнешь. Вот только комары…
Антон пренебрежительно махнул рукой.
— Я б с тобой тоже… — помолчав, сказал Сашко. — Только без спроса нельзя — обязательно искать начнут, а сказать — еще хуже: не пустят, еще и расскажут кому-нибудь…
— Не надо, я сам, — сказал Антон. — Ты иди.
— Не, — возразил Сашко. — Шо ж ты, так на камне будешь сидеть? Так не можно. Давай лапника наносим. Тут его до биса…
Выше тропинки росли сосны. На земле валялись обломившиеся ветки с еще не увядшими лапами. Увидев, что ребята собирают хворост, Бой тоже схватил в зубы здоровенную ветку и поволок следом. Вскоре под скалой появился хрусткий ворох лапника.
— Теперь другое дело, — сказал Сашко. — А хлеб у тебя есть?
— Нет.
— Ну ничего, я завтра раненько принесу. А пить захочешь, из речки не пей…
— Ты что, тоже инфекции боишься? — улыбнулся Антон, вспомнив Толю.
— Та не, у нас не пьют. Бросают в речку шо хочешь. А в Чугунове какую-то отраву в речку спускают… Здесь струмок есть. Вон, Бой уже нашел…
В нескольких шагах от скалы из-под корней дерева, оплетших каменные глыбы, сочилась тоненькая струйка воды.
Бой припал к лунке, выбитой родничком, и громко лакал.
Сашко поглядел на реку, на противоположный высокий берег. Стволы уже пригасли, только самые маковки крон озаряло заходящее солнце.
— Ну, бывай, — сказал Сашко. — Надо домой бежать. А завтра что-нибудь придумаем.
По торчащим из воды камням он перешел на другой берег, несколько раз его выгоревшие от солнца волосы мелькнули в кустах и исчезли.
— Вот, брат, какая петрушка получилась, — мрачно сказал Бою Антон. Теперь они были вдвоем, можно было не стесняться и не притворяться. — И все из-за тебя… — Бой повилял хвостом. — А ты даже не понимаешь…
Они остались одни в огромном лесу, которого Антон толком даже не видел. Ему стало не по себе, и он разговаривал с Боем, чтобы заглушить это неприятное чувство.
Антон достал из рюкзака брюки, рубашку и куртку. Бой подошел ближе и, наклонив голову, внимательно провожал взглядом все, что добывал из мешка Антон.
— Есть хочешь? А я, думаешь, нет? Мало всяких переживаний, так еще переживай их натощак…
По общераспространенному мнению, переживания должны отбивать всякое желание есть, но с ним этого почему-то не случалось. Тетя Сима и мама Антона каждый раз, когда случались неприятности, говорили, что у них пропал аппетит, кусок не идет в горло, и прочие подобные вещи. Антон относился к таким заявлениям с недоверием, хотя мама и тетя действительно переставали есть. Антон этого не понимал. Какие бы переживания ему ни выпадали, это не сказывалось на его аппетите, пожалуй, даже наоборот — есть почему-то хотелось еще больше. Вот и теперь Антон чувствовал все более возрастающее нытье под ложечкой.