Страница 3 из 3
Я пожал плечами. Я не был уверен так, как он, что жизнь человеческого общества можно свести к этим у равнениям. Я не знал, что решит электронная машина, но, каков бы ни был результат, он меня все равно не убедит...
Когда мы допивали третью чашку кофе, появился Сиди Вайль, руководитель джаза, замененного автоматом "Ипок". Я никогда раньше не видел его в лицо, а знал только по журнальным фотографиям. Он был значительно старше, чем я думал.
- Разрешите присесть? - спросил он и, не дожидаясь ответа, уселся за наш столик.
Роберт, уставившись в хрустальную пепельницу, пробормотал:
- Пожалуйста.
- Я хотел бы поговорить с вами наедине, - сказал Вайль.
- Мне нечего скрывать от своего друга, - резко произнес Глориан, кивнув в мою сторону.
- Как хотите. Я люблю вашу жену Юджин, и она любит меня.
На лице Глориана не дрогнул ни один мускул,
- Я это знаю давным-давно.
- Меня отсюда уволили, и нам придется переехать в другой город, - сказал Вайль.
- Вам придется сменить много городов. Машину "Ипок" скоро будут производить серийно.
- Наверно, пройдет несколько лет, прежде чем автоматический джаз проникнет в захолустные деревушки.
Голос у Вайля немного дрожал.
- Я сам возьмусь за массовое производство автомата "Ипок", - небрежно бросил Роберт.
- У меня есть идеи относительно музыки, которые вы с вашей проклятой математикой не сможете воплотить в машинах.
- Разве это не убедительное доказательство моих взглядов! Прогресс как результат борьбы за существование, за самосохранение, за продолжение рода, как соперничество между человеком и машиной. Браво, Вайль, вы достойны Юджин!
После этих слов мне захотелось ударить Глориана по физиономии, но в это время к нам подошел официант и сказал, что Роберта требуют к телефону.
- Ага, вот и решение! Сейчас мы услышим голос неумолимой логики!
Он приподнялся и хотел было идти. Затем он вдруг снова сел, откинулся на спинку кресла и, смеясь, обратился ко мне:
- Знаешь, пойди узнай результат, а я пока поговорю с мистером Вайлем. Некоторые мелочи практического характера...
Я поднял трубку в кабинете директора клуба, и мне долго никто ничего не отвечал, В трубке слышался шум, крик, ругань, кто-то кого-то в чем-то обвинял, кто-то резко и твердо что-то доказывал. Несколько раз я слышал имя "Роберт Глориан". Затем послышался сердитый голос оператора электронной счетно-решающей машины Эрика Хансонг:
- Алло, Глориан, это вы? Черт бы вас побрал!
- Это не Глориан. Он поручил мне узнать, что насчитала машина.
- Будь она проклята, ваша задача! Из-за нее опять целые сутки простоя!
- Почему? - удивился я,
- Машина поломалась.
- Непонятно. При чем здесь задача?
- А при том, что машина всякий раз ломается, если задача не имеет решения. Вы разбираетесь в математике? Есть задачи, которые не имеют решения. При помощи этих задач проще всего ломать электронные и счетнорешающие машины. Глориан должен был бы это знать.
Эрик еще долго и сердито говорил, но я уже его не понимал.
- Юджин уходит от меня сегодня, - хладнокровно заявил Роберт, когда я появился у столика. - Это даже хорошо, что так быстро и просто все получилось. Мы никогда не понимали друг друга.
Он пил коньяк маленькими глотками и запивал его кофе.
- Роберт, а тебе не кажется, что иногда и ты не все понимаешь?
- Каково оптимальное решение задачи?
Я сел.
- Тебе сообщили, каково решение задачи об оптимальной автоматизации? - спросил он. Голос его был холодным и официальным.
- Такого решения не существует,
Роберт нахмурился. Я повторил:
- Такого решения не существует, и поэтому машина поломалась.
- Ты не шутишь?
- Нисколько. Я хочу коньяку.
Мы долго сидели молча. За окнами сгущались сумерки. Кафе клуба "Мальта" постепенно наполнялось народом. Кто-то включил проигрыватель "Ипок", и он, точь-в-точь как джаз Сиди Вайля, исполнял популярные мелодии и танцы. Оркестра не было. Музыка струилась из тайников стеклянно-проволочной души полированного черного ящика. Он стоял на красном коврике посредине пустой эстрады. Роберт пристально посмотрел на этот ящик и сказал:
- За тридцать лет я ни разу не ошибался. Конечно, в математике. Жизненные просчеты - это другое дело...
Я пойду подышать свежим воздухом.
Я не помню, сколько времени я слушал мертвую музыку.
На следующее утро я прочитал в газетах то, о чем я говорил в начале этого повествования.