Выборный

- И на этом месте разворачивают строительство зоны отдыха.

- Ну и что?- уже с отчетливой насмешкой спросил Осинецкий. - Вы призываете разделить вашу позицию непринятия такого деяния? Меня еще при обсуждении, признаюсь, заинтересовало, как совмещаются ваша категоричность с позицией предгорисполкема, по долгу службы заинтересованного в том, чтобы юношество отдыхало и укрепляло свои тела? Неужели интересы слетели вместе с должностью?

Василий Андреевич и при жизни, и сейчас не любил насмешек. Несмотря на свои несомненные заслуги, отмеченные правительственными, в основном военными, наградами, несмотря на невольное уважение, которое внушал каждому жизненный путь Осинецкого, Граф оставался для него если не классовым - с этим сейчас очень сложно, - то во всяком случае идеологическим противником... И все же Белов сдержался. Сообразил, что Граф намеренно вызывает его на резкость - а значит, помня прошлое, на откровенность. Сдержался комиссар и только заявил:

- Разговор не о спортивной закалке детей. Да, я против переезда. Уж если так невмоготу с магистралью, то ладно, в виде исключения протянули бы ее, а остальное - отгородить забором, да и в порядок привести никак бы не помешало. Для спорткомплекса и пустырь найти можно было бы, есть еще в городе пустыри. Нельзя так ставить: или мы, или спорткомплекс. Надо не "вместо", надо "вместе". И если что непонятно, так ваша позиция.

Василий, недовольный собою, недовольный тем, как складывается разговор, присел на расколотую плиту какой-то дворянской могилы и охлопал карманы в поисках трубки. Но трубку не положили в гроб в суматохе официальных похорон, и много раз с тех пор Василий Андреевич нервничал, искал и, увы, не находил...

Граф тоже присел на свою скамеечку, подержал, как бы взвешивая на ладони, Коптское Евангелие и, не раскрыв книги, заговорил:

- Живым нужно место. Спорткомплекс - живое. И хватать нам живых - не по-христиански.

- Да все тут не по-христиански!- бросил Белов.

- Неортодоксально,- чуть наклонил голову Граф,- но, согласитесь, наша страна так далека от Царства Божия, что стоит ли удивляться делам сим скорбным?

На колокольне завыло и заохало, а потом раздались смех и кашель. Сова, перепуганная Седым, ловким имитатором, очертила два бесшумных круга в ночном небе и скрылась.

Осинецкий, чуть помолчав, продолжил:

- Но мне кажется, Василий Андреевич, что сейчас вас беспокоит не факт переселения, а нечто, быть может, связанное с процедурой? Я не ошибся?

- Нет, не ошиблись. Решение большинства мне не нравится, слишком уж... не знаю, как сказать - отстраненное, а может, рабское решение...

- Их всю жизнь приучали, - коротко сказал Граф.

- Но тем не менее решение большинства надо исполнять.

- Даже если большинство не право? - вежливо поинтересовался Осинецкий.

"Большинство всегда право!" - хотел привычно отрезать Белов, но чуть-чуть помедлил и сказал:

- Не будем сейчас об этом. Назревает нарушение процедуры. Я еще не все знаю четко, но полагаю, в ближайшие часы прояснится... И, как по-вашему: надо ли вмешаться? Или опять отойти в сторонку?

- Вы ставите меня в трудное положение. Не все должно решаться в принципе - иногда намерение важнее, чем поступок...

- Я так не считаю... Но сейчас это не важно.

- Нет, я не могу ничего сказать заранее. Введите меня в курс дела.

- Хорошо, - сказал Белов и вдруг лихо, по-разбойничьи, свистнул: - Эй, братва, хватит там, слезайте!

Постоял, сжимая увесистый кулак с татуировкой в виде перекрещенных якорей, и начал:

- Сегодня в исполкоме был разговор...

Глава 6

Иван Карпович Воднюк, заместитель начальника СУ-5 треста "Перевальскпромстрой", совершал третий круг по отмостке вокруг здания конторы. Незажженная папироса, обсосанная и обгрызенная до самого табачного цилиндрика, мерно покачивалась в такт каждому шагу.

Виктор знал, что когда Воднюк вот так ходит кругами, то обдумывает самые гнусные свои затеи. Но знать-то знал, а поделать ничего не мог. Только и оставалось пока, что отбиваться от очередной "телеги", да работать, да ждать, пока Хорьков уйдет на пенсию и как-то решится вопрос о новом назначении.

Отношения с Воднюком определились не сразу и не вдруг. Три года назад, когда молодого исполняющего обязанности начальника участка Кочергина Хорьков, вот так просто, безо всякого, назначил главным инженером, а трест, выждав два месяца, со скрипом и нытьем, но все же утвердил в этой должности, Воднюк был душа-человек.

Особенно поразило Виктора тогда (поражало и сейчас, но уже по другому поводу) отношение к Воднюку немалой части рабочих стройуправления. Все они, при случае заслуженно посмеиваясь над вздорным и нетерпеливым Хорьковым посмеиваясь, впрочем, беззлобно, поскольку старик справедливый, - называли "Карпыча" деловым мужиком и хозяином, что в их устах означало наивысшую похвалу.

Поскольку все дела управления оказались чрезвычайно запущенными, а к Хорькову лишний раз обращаться не стоило, - у того, надо понимать, и своей работы хватало,- Виктор поначалу чуть ли не ежедневно советовался с Воднюком.

Но вскоре такая потребность отпала: Виктор потянул сам. Потянул и то, что полагалось как главному инженеру, и то, что в основном полагалось начальнику, а со временем и то, что полагалось заместителю.

Воднюк же, хотя старался всегда быть в курсе всех дел стройуправления, работой себя отнюдь не загружал. Даже наоборот. И через год Виктор, номинально оставаясь главным инженером, занимался едва ли не всеми проблемами СУ и руководил основными работами. Валентина ехидничала: "Есть ли у вас что-то, за что бы ты не отвечал?"

Охотно соглашаясь, что платят не по труду, а на ослах всегда воду возят, Виктор же не стремился что бы то ни было менять. Нравилось ему. И начало постепенно нравиться трестовскому начальству, так что вроде бы "появилось мнение"...

И вот чуть больше года тому назад Воднюка словно подменили. Точнее, не самого Воднюка, а его отношение к Виктору.

Сначала Кочергин обратил внимание, что свои, трестовские, ревизоры вдруг стали невероятно осведомленными и как-то по-особенному предубежденными.

Виктору даже пришлось просидеть с Маркиным, замуправляющего, пару нелегких часов, подробно объясняя, что во всех выявленных излишних операциях по обмену материалов для Виктора никакой личной выгоды не было, а вот для управления - была, и немалая.

Потом вдруг в райкоме оказалась воднюковская жалоба, в которой утверждалось, что политучеба (за нее отвечал Кочергин) проводилась формально, а на жалобы по поводу инструментов и инвентаря маляра такого-то и кладовщицы такой-то администрация - снова Кочергин - не отреагировала.

Жалобу разобрали. Факты не подтвердились, да и фактов как таковых не было: политучеба проводилась не формальнее, чем где-либо еще, а мелкие конфликты с рабочими возникали и забывались в первые же дни.

Вот здесь бы Виктору настоять на одной простой вещи - чтобы Воднюку было вынесено хоть самое маленькое взыскание за склоки и дезорганизацию коллектива. Но Кочергин этого не сделал, посчитал достаточным просто джентльменский разговор и через пару недель собственными ушами услышал, как судачат работяги, что Воднюк берется за справедливость и райком его поддерживает, но пока не могут прошибить: у Кочергина с Хорьковым круговая порука.

Однако самое худшее ожидало впереди.

То, что Воднюк теперь самовольно присвоил себе право "подавать сигналы" обо всех, включая самые мелкие, отступлениях от правил, естественно, тесноватых всякому реальному предприятию, - это еще цветочки.

Воднюк взял за правило всегда и во всем торпедировать действия Кочергина, пользуясь безразличием, а то и просто слабостью сильно сдавшего за последний год Хорькова.

Карпович вовсе не хотел вернуть себе упущенное руководство работами. Нет, боже упаси, - он прекрасно понимал, что чем меньше делает сам, тем меньше у него "упущений". Он подрывал позицию Кочергина, - стараясь как можно меньше работать самому.