Выборный

- Ты чем сейчас занят?

- В телефонной будке парюсь,- буркнул Виктор.

- Приезжай сейчас ко мне. Надо.

Глава 23

Экскаватор и бульдозер, почти одновременно стрельнув сизым дымком, остановились. Саня, увидев своих, Кирилюка и Васю с их же участка, заулыбался и полез по кабинам - здороваться. Но тут как раз прикатил на управленческой "Волге" Воднюк.

- Привет, орлы!- воскликнул он, распахнув дверцу. Изрытая шрамиками давней угревой сыпи, остроносая широкая физиономия излучала благодушие и едва ли не торжество.

- Привет,- за всех отозвался дядя Коля и достал сигарету.

- Во повезло - не ожидал, что вас здесь застану. А сказали, что все в отгуле. Пришлось вот их с объекта снимать. Это хорошо. Сейчас вместе как навалимся...

- Куда навалимся?- вдруг поинтересовался Реваз Григорьевич.

- Объясню задачу, - Воднюк, не замечая ни тона, ни взглядов, протиснулся в пролом между ножом Саниного бульдозера и стеною и широко развел руками: - Вот так вот, от аллеи влево, вон до того склепа примерно, спланируем грунт - сюда панели кидать будем. А ты, Вася, тем временем сроешь этот холмик. А потом все вместе за котлован возьмемся. Машины будут. Сейчас срочной работы часов на пять, ну плюс обед. Так что до закрытия магазина управимся. С меня полкило...

Тут Воднюк заметил наконец, что никто из рабочих за стену с ним не полез и не стал слушать, а шушукаются между собою.

- В чем дело, орлы? - Карпович перебрался тем же манером к ним и попытался заглянуть в глаза. Попытался, но ничего не понял по их лицам.

А дядя Коля ответил за всех:

- Думаем.

- Так я, само собою, тоже подумаю, все запишу: и что из отгула вызвал, и сверхурочные нарисую, и за особую вредность производства еще накину.

- Мы работать здесь не будем, - неожиданно выпалил Реваз Григорьевич.

- Как - не будете? Да что это с вами?- поразился Воднюк.

- Здесь же кладбище,- пояснил Саня.- Люди мертвые лежат.

Воднюк натужно заржал:

- Так они же лежат тихо, мешать не мешают!

- Брось, Карпыч,- примирительно сказал дядя Коля,- не положено так делать, и не будем. Что мы, нелюди какие? Пошабашим пока. Хочешь с нами в "козла"?

- Да погоди ты со своим "козлом",- окрысился Воднюк,- хочется не хочется, а работать надо. Скоро панели возить начнут. Мало ли! Мне тоже, может, сейчас одну бабу поуговаривать хочется, чем пятерых мужиков.

- Ну и катись к своей бабе,- отрезал дядя Коли и сплюнул Воднюку под ноги.

Саня хохотнул, и все настороженно замолчали.

- Вот что, орлики, разговоры разговорами, а есть еще такая штука, как производственная дисциплина. И субординация. Я приказываю, а вы исполняете. Вот будет перекур, тогда и поболтать можно. Ишь ты! Да если мы будем делать то, что хочется и нравится, то живо все производство развалим! Давайте-ка по машинам, за дело, а я уж позабочусь о том, чтоб вашим детишкам на молочишко перепало.

И пошел к воротам.

Но никто не сдвинулся с места, только Саня, посвистев, пожевав папиросу, поковылял вслед, не то чтобы так уж передразнивая, но все же несомненно пародируя Воднкжа.

Иван Карпович чувствовал, что по непонятным причинам ситуация выходит из-под его контроля. А надо было спешить, надо было застолбить успех, не дать тресту усомниться в его, Воднюковской, дееспособности. Что с того, что работы не стал начинать Кочергин и вообще какой-то странный тон был у руководства? Сейчас, когда удалось, а Воднюк был уверен, что его тактика сработала - спихнуть одного и появился шанс, что Хорьков может и сам уйти досрочно, надо было торопиться. И вдруг неожиданное препятствие! Вникать в причины Воднюк не счел нужным, а просто разозлился и потерял осторожность:

- Учтите, это вам даром не пройдет. Вышли на работу - так нечего торговлю квасом разводить! А не хотите работать, зажрались - так другим не мешайте! Я на вас управу живо найду! Посмотрю, как вам за насосную наряды закрывали - досчитаетесь? Еще как! А теперь - нечего стоять. Заводи моторы, освобождай ворота!

- Слушай,- подскочил к нему побелевший Реваз, - ты что, русского языка не понимаешь? Сказали тебе: нельзя работать здесь!

- А что ты мне "тыкаешь"? Порядка не знаешь? Заводи машины, я сказал! - И, оттолкнув щуплого Реваза Григорьевича, Воднюк сам полез в кабину бульдозера.

.Вскочив на трак, он занес было ногу, но ступить в кабину не успел. Железная ручища Сани, как тисками сжав щиколотку, в одно мгновение сдернула Воднюка на землю. Вскочив на ноги и еще не понимая, что дело здесь проиграно окончательно, Воднюк слабо, по-бабьи, мазнул Саню ладонью по щеке.

В следующую секунду он с расквашенным носом очутился в канаве. Но, пожалуй, самым горьким было не боль от удара, не жжение в колене и даже не вонючая жижа канавы, а выражение пяти пар глаз.

Зажав ладонью нос, перепачканный и обмякший Воднюк выкарабкался из канавы и, позабыв о "Волге", бочком, бочком засеменил прочь. Бригада провожала его взглядами, а затем все разразились хохотом. Отсмеявшись, дядя Коля сказал:

- Я так понимаю: раз "Волга" стоит, грех не покататься. - Поехали со мною,- кивнул он Ревазу и Кирилюку.

- А чего не все вместе?- обиделись оставшиеся.

- Останьтесь пока. Покурите. Мало ли что, а, Сань?

- Годится,- кивнул Саня. А Кирилюка спросил: - Вы-то куда?

- В трест. Надо с Егорычем потолковать.

Глава 24

Хорьков, как добрая треть администрации "Перевальскпромстроя", жил в старой пятиэтажке без лифта. Дома эти назывались в свое время "хрущобами", потом никак не назывались, а квартиры, в зависимости от числа комнат, "пеналами", "трамвайчиками" и "распашонками". У Хорькова был "трамвайчик". Квартиры эти по планировке устарели за несколько десятилетий до своей постройки, но являли, по своей простоте и функциональности, образец той самой реальности, которую не любя терпел Виктор, считал неизбежной, а потому и необходимой.

Тринадцать ступенек - площадка. Еще тринадцать - еще площадка. Четыре двери здесь - четыре на следующем, и так далее.

Виктор бывал у Хорькова, и не раз, хотя никакой особенной дружбы у них быть не могло. Так, заезжал проведать, когда Хорьков хворал. Правда, и не тяготился необходимостью выпить чашечку чаю с ним самим и его женою.

Четвертый этаж. Кочергин позвонил, толкнул дверь - открыто, окно было тоже распахнуто, но из-за безветрия в комнате некурящего Хорькова круто застоялся табачный дым.

Дымили Маркин, расстегнутый, лохматый и, как всегда в подпитии, еще больше похожий на медведя, и Федунов, крепко полысевший брюнет того же вышесреднего возраста, что и Маркин.

Виктор знал, что Егорыч живет рядом, в соседнем подъезде, и что у них с товарищем Федуновым давнее, бог весть с каких лет, толи знакомство, то ли дружба, но вот увидеть всех троих вот так за рюмкой коньяку, не ожидал.

Маркин, с напускным благодушием проследив за кочергинской реакцией, повернулся к двери на кухню:

- Лида! Еще кофе!

"Кофе - ладно,- подумал Виктор, принимая чашечку из рук тети Лиды, - а зачем зазвали?"

И вдруг понял, что выпадает еще один шанс. Может быть, самый главный, чтобы довести до конца дело, чтобы Толиково сердце и его собственная судьба не разбились просто так, безо всякой пользы, потому только, что им самим стало невмоготу переступать.

Понял и позволил Федунову весьма бесцеремонно себя разглядывать, а сам прихлебывал кофе и, на первом плане сознания, в то время как на дальнем формировалась просьба, думал:

"Что, интересно, тебе тут про меня наговаривают? Что шибанутый, анархист и вообще тайный сектант?"

- Ты когда на кладбище был? - вдруг спросил Маркин.

- Вчера вечером, - сказал Виктор и подумал, что там наверняка произошло нечто неожиданное, может быть, плохое - так спросил Егорыч, а он попусту не интонирует.

- А сегодня? - еще строже спросил Маркин.

- Не успел. Никак. У товарища моего беда... - я как вот тогда от вас из кабинета уехал, так только домой успел... А что там?