Быть счастливой

- Пожалуйста, - великодушно разрешил Макс. - Только что она тебе скажет, дорогая? Ведь её выращивали для меня как гимнастку - и только.

Оставив Макса на пустынной трибуне, Кэтлин прошла за кулисы. В полном шорохов полумраке одиноко и неприкаянно стояла маленькая фигурка в наброшенном на узкие плечи длинном ниспадающем халате. Коротко рыкнул тигр, девушка нервозно вздрогнула и обернулась. Из-под нависающих надбровных дуг высокого неровного лба сверкнул один глаз - другой, огромный и выпуклый, был матов и мертв.

- Здравствуй, - сказала Кэтлин. - Мне очень понравилось твое выступление. Мне бы хотелось поговорить с тобой.

Девушка молчала, ещё больше похожая на странное фантастическое существо, чем только что на арене.

- Пойдем в зимний сад, - предложила Кэтлин. - Ты когда-нибудь была в зимнем саду?

Гимнастка покачала непропорционально-большой нечеловеческой головой и молча пошла вперед, словно это она собиралась показать Кэтлин дорогу. Ее движения были четкими и гармоничными, походка - пружинистой, летящей. Проходя мимо низкого столика у стены, она резким рывком сдернула с головы подобие резиновой шапочки - шишковатый лоб и уродливую имитацию глаза.

...И снова Кэтлин опустилась на качели зимнего сада.

- Как тебя зовут?

- Марианна, - девушка осталась стоять. Коротко стриженная, не очень красивая, совсем молоденькая.

- Сколько тебе лет?

- Шестнадцать.

Она отвечала кратко, отрывисто - казалось, нечеловеческие кульбиты давались ей гораздо легче, чем слова. А ведь так оно и есть, вдруг почти с ужасом подумала Кэтлин, вспомнив, что говорил Макс. Ее выращивали - боже, что за слово, - только как гимнастку...

И вдруг Марианна резко вскинула маленький четко очерченный подбородок и заговорила.

- Вы Кэтлин Анна Брендон, правда? Я слышала о вас. Мне рассказывал Джеймс, он меня всему учил и приносил книги. Он говорил, вы боролись с Максом Великолепным, когда были молодая. Вы писали в газетах такое, что он спать не мог спокойно. Он боялся вас! А потом вас схватили и заточили здесь. А вы... я не понимаю этого. Почему вы не бежали и не продолжили войну с ним?

Она говорила горячо, на одном дыхании, словно высказывала давно заготовленные, прожитые слова. Глядя в её сверкающие, страстные глаза, Кэтлин вспоминала себя - ту, двадцатичетырехлетнюю. Сильную, спокойную, совершенно уверенную в своей правоте. Это сейчас нервы стали то и дело сдавать, а незыблемая уверенность - колебаться, - как сегодня утром в этом саду.

Марианна смотрела на неё в упор - она не получила ответа на свой вопрос.

- Понимаешь, - медленно, мягко начала Кэтлин. - я всегда считала, что человеческое счастье, - в том числе и мое - несравнимо важнее любой борьбы за любую идею. Я не собиралась приносить себя в жертву. Обстоятельства изменились, но я продолжала радоваться жизни и, вместе с тем, по-моему, сделала не так уж мало...

Старые, продуманные доводы... Кэтлин чувствовала, что они не звучат достаточно убедительно. Конечно, ведь последнее время они не убеждали даже её саму...

- Джеймс рассказывал про ваш "Дневник девушки", - сказала Марианна. Но это обман. Я не знаю, где я родилась, не помню своих родителей - только упражнения, тренировки с утра до ночи, целые беспросветные годы... И мне быть счастливой - зная, что это никогда не кончится?! Я не могу. И... я уверена, что и вы не можете.

Кэтлин откинулась на спинку качелей. "Как вы можете здесь?!" Это сказала королева... сегодня утром. Кошмарное утро, невыносимый день, который рано или поздно должен был наступить. Наваждение... Самообман, он не мог длиться вечно. Но ведь она действительно сумела многое сделать, больше, чем если бы просто бежала и продолжила борьбу с диктатурой Максимилиана прежними методами. Теперь диктатура существует только в его воображении, это просто фарс... Фарс, в жертву которому принесена эта девочка. Только одно это сводит на нет все усилия.

Марианна права: невозможно быть счастливой. Здесь. Лицо Кэтлин стало спокойным и непроницаемым - как двадцать лет назад, когда она, арестованная и почти приговоренная, невозмутимо стояла перед троном Его Величества. Тогда ей хватило доли секунды, чтобы принять решение. И теперь хватит.

- Придешь сюда в одиннадцать часов вечера, - ровным, бесстрастным голосом сказала она Марианне. - Возьми с собой все необходимое... и веревку.

* * *

- Пусть войдет, - сказал автоматический голос.

Кананбер лихорадочно вскочил, пошатнувшись на ненадежных ногах. Дрожащими руками он поправил остатки волос на висках и застегнул воротничок. Проклятые стариковские нервы... А впрочем, было бы противоестественно сохранять спокойствие, принося такую весть.

Максимилиан полулежал в откидном кресле. Его руки покоились на подлокотниках, и десятки миниатюрных молоточков-массажеров бегали по белой коже. Зеленые глаза с ленивым удивлением поднялись на Кананбера.

- Что вас привело ко мне? - досадливо спросил Макс. - Министерство порядка не справляется с работой?

Бездельник, сибарит, думал Кананбер. Недоволен - как же, его потревожили, не дали спокойно принять массаж. Ни одного самостоятельного решения за двадцать лет! Но теперь - губы Министра непроизвольно иронически дернулись - ему придется.

- Ваше Величество, мое сообщение столь же важно, сколь, возможно, неприятно для вас. Я не считал себя вправе поручить кому-либо передать вам эту весть. Случилось непредвиденное: сегодня ночью ваша, - Кананбер запнулся и кашлянул. - Кэтлин Анна Брендон бежала.

Макс никак не отреагировал. Молоточки мягко и беззвучно касались его рук. Он был слишком слаб и безволен, чтобы понять то, что сейчас услышал.

Кананбер перевел дыхание, расстегнул воротничок и продолжил:

- Как известно Вашему Величеству, вчера после циркового представления Кэтлин Анна Брендон имела продолжительную беседу с гимнасткой по имени Марианна. Возможно, преступный сговор был заключен между ними и раньше. Они совершили побег предположительно около полуночи, через карстовый колодец со стороны примыкающих к замку скал. Была использована исключительная ловкость гимнастки...

- Этого не может быть, - с потерянной, какой-то вопросительной интонацией сказал Макс.

Кананбер смотрел на него с почти нескрываемым презрением. Он уже был совершенно спокоен. Этот человек не в состоянии управлять страной, а ведь управлять ею кто-то должен...

И вдруг он вздрогнул от резкой неожиданности.

- Разыскать!!! - рявкнул Максимилиан. - Расстрелять - но сначала ко мне! Если через двадцать четыре часа её не доставят сюда, будете расстреляны вы! Идите!!!

Резная дверь автоматически захлопнулась за поспешно отступившим Кананбером. Несколько секунд Максимилиан смотрел в одну точку сузившимися глазами. Потом он медленно, отчаянно поднял руку к глазам - и вдруг с яростью ударил кулаком по копошащимся вслепую маленьким молоточкам. На содранных костяшках пальцев крупными каплями выступила кровь, темнея на белоснежной гладкой коже.

* * *

Дверь распахнулась, и она стремительно пересекла порог - высокая, красивая, несокрушимо-спокойная и уверенная. За её спиной маячил Кананбер теперь он казался просто слабым, жалким стариком.

- Доброе утро, дорогой, - сказала Кэтлин. - По-видимому, произошло небольшое недоразумение, и мне хотелось бы его уладить, прежде чем приступить к разбору корреспонденции.

Максимилиан попытался спрятать за спину окровавленную руку.

- Я думаю, - медленно сказал он с невообразимым облегчением в голосе, - в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья... господин Кананбер ошибся.

Это конец, устало подумал Кананбер. Ее последняя победа, его последнее поражение... Осталось с честью уйти в отставку... но он привык бороться до конца.

- Мне тоже, со своей стороны, хотелось бы все уладить. Как вы объясните исчезновение гимнастки по имени Марианна?

Лицо Кэтлин осталось безмятежным.

- Насколько я знаю, цирк входит в полномочия Министерства развлечений, а не порядка, господин Кананбер. Кстати, я намерена заняться деятельностью этого Министерства, их методы иногда совершенно неприемлемы. Да, и о полномочиях, - уголки её глаз неуловимо улыбнулись. - Ты не находишь, дорогой, что господин Кананбер вполне мог бы представлять нас на Конференции Содружества?