Страница 4 из 18
3
Подъехали к дому, остановились, вышли из машины. И Катерина, и брат ее чувствовали себя не больно ловко. Что-то встало меж ними, непонятное, недосказанное.
А от крыльца, навстречу хозяину, выскочил большой пес в длинной золотистой шерсти: узкая морда, длинные уши, умные глаза.
- По моде завел... - глядя на красивую собаку, засмеялась Катерина.
- Кто его заводил... - ответил Корытин. - Приблудный. По степи осенью ехал, он бежит, замухоренный, страшный. Кто-то бросил. Остановился, он - в машину. Это теперь отдыхался да отъелся, стал на собаку похож.
Рыжая блестящая, волнами шерсть, длинная, с навесом. Сильные ноги. Крупные коричневые глаза.
Приласкали собаку, и она, от избытка энергии и чувств, кинулась прочь от хозяина и гостьи, помчалась, делая круг, по просторному заснеженному двору большими прыжками, почти ныряя порой в глубокий сухой снег, ныряя и выбираясь наружу. Хорошо было глядеть, как мчится по белому снегу рыжее, золотистое пламя.
- Большое у вас поместье, - оглядываясь, сказала Катерина. - Много земли, огород...
- Какой огород, кому с ним управлять, - отмахнулся Корытин. - Мне некогда, она - на работе и прибаливает. Да и кому это нужно! Дети выросли. А мы... уж как-нибудь найдем пучок моркошки да луковицу. Сад - еще отцов. Гляжу помаленьку. Но тоже... Некогда.
Пока у крыльца стояли, подкатила машина с гостями: дочь с зятем приехали из райцентра и привезли на погляд главный подарок - внучку, маленькую топотунью, голосистую, говорливую. Завертелась в доме веселая коловерть: праздничный стол, праздничный дух, шумные разговоры. Так бы и провели время, семейно, да внучка вдруг заявила:
- У вас елка плохая, маленькая, и Деда Мороза нет.
- Ах, плохая... - обиделся Корытин. - А ну пошли...
И подались чуть не всем гуртом в колхозный Дом культуры, который строили в прежние времена, при Корытине-старшем, с размахом. Там было все: просторный зал, огромная нарядная елка, Дед Мороз, Снегурочка, ребятишки и взрослые, музыка, хоровод и подарки - словом, веселый праздник.
Семейство Корытиных заметили сразу. Первым подбежал рыжеватый мальчишка и сообщил Корытину:
- Докладываю: все в порядке. Подарки раздали. Всем хватило, еще остались. Кто болеет, потом отдадим. Скоро театр приедет, уже звонили. А тебе нечего со взрослыми... - решительно забрал он корытинскую внучку.- Пошли к Деду Морозу, он тебе подарок даст.
Девочка послушно отправилась с мальчиком к Деду Морозу и елке.
- Чей это? - спросила Катерина. - Комендант...
- Наш... - с усмешкой ответил Корытин. - Наш Ваня.
- Чей - наш?.. - не поняла его сестра.
Корытин понизил голос и сказал только Катерине:
- Про какого говорят, что наш с тобой брат.
- Это он?.. - охнула Катерина.
- Он самый. Помощник председателя. Отцов, теперь мой.
- Неужели правда, а? - шепотом спросила Катерина. - Я и не разглядела. Вроде не похож... Рыжий... А глаза какие? Неужели правда?..
Корытин пожал плечами. Об этом болтали давно: вдовый председатель; безмужняя молодая баба; мальчишка, который дневал и ночевал при старом Корытине, не выводился из конторы правления, ездил в машине с председателем и в доме был своим.
- Неужто правда? - еще раз спросила Катерина.
- Не знаю. Отец просил: не гони.
- А откуда не гнать?
- Ну, от конторы, от себя. Помощник председателя. Весь район знает.
Так оно и было. Началось при Корытине-старшем. Сначала над этим посмеивались, потом привыкли. Мальчишка еще в школу не ходил, рыжий карапуз, а уж прилип к старому председателю. Пришел и заявил:
- Я вырасту - буду вместо тебя председателем колхоза.
- Может, лучше летчиком, - отговаривали его. - Или врачом. Лечить нас будешь. Или - космонавтом.
- Председателем колхоза, - твердо стоял на своем Ваня.
То ли это польстило старому Корытину, то ли вдовел он да жил одиноко и просила душа тепла, а может, и в самом деле был грешен... Теперь не узнать. Но Ваню он пригрел. Мальчишка стал своим человеком в конторе, бегал на посылках, ездил в машине с председателем по бригадам да фермам.
И когда три года назад летним днем, прямиком от больного отца, молодой Корытин приехал на хутор, то у конторы колхозного правления встретил его именно Ваня.
Этого рыжего мальчишку Корытин и прежде видел, но мельком. Волосы не стрижены, закрывают лоб; одет в заношенные до блеска спортивные брюки с надписью "Puma" да застиранную маечку. Плечи, ключицы, локти - все косточки острые, птичьи. И движенья по-птичьи быстрые. Рассусоливать не привык.
- Пошли, нечего рассиживать, - приказал он Корытину и понесся.
Когда Корытин вышел из конторы, мальчик уже сидел в машине.
Корытин завел мотор и, не слушая указаний юного провожатого, поехал было своей волей и памятью: как-никак немало здесь прожил. Но далеко не уехали: скоро наткнулись на вал и ров посреди улицы.
- Я тебе чего говорил?! - гневно вопросил мальчик. - Тебе говорят- ты слушай. Тут уже целый год не проедешь, никак не закопают.
- Прости, - кротко ответил Корытин. - Не расслышал. А почему не закапывают?
- Трубы нет. Привезли, положили и ночью украли. Теперь канаются, кому трубу покупать.
- А кто же украл? Куда?
- Куда, куда!.. - рассердился мальчик. - В Америку! Не знаешь куда... В дело. В хозяйство. Пригодится. А может, алкаши Вахе отвезли. Он возьмет. Разрезать - на поилки пойдет.
- Какому Вахе?
- Нашему, чечену. Ему поилки нужны. У него скотины дополна.
- Сколько?
- Весной пять-десять голов. А осенью - пятьдесят. И больше. Я у него спрашиваю: "Ваха, откуда скотину набрал?" - а он говорит: "Размножается". Это мы с ним так шутим. Он веселый, наш Ваха.
- Ну что ж, поехали к веселому Вахе. В Зоричев?
- В Зоричев! - одобрил Ваня. - Мы всегда первым делом в Зоричев ездим. Здесь - под носом, а там - рукой не достать, вольничают.
В колхозе было два хутора: Староселье - центральная усадьба с конторой, гаражом, мастерскими и Зоричев - в двадцати километрах.
- Я со всеми езжу... Я все знаю... - говорил и говорил мальчик. - Сколько голов, надои...
- Ну да... - не поверил Корытин. - И какой же надой?
- Где? На какой ферме? - уточнил мальчик.
- На Зоричеве.
- Тысяча восемьсот.
- А на центральной?
- Почти три.
- Правда, что ли? - повернулся Корытин к мальчику. - А почему разница такая?
- Тебе говорю, здесь - под носом. А Зоричев не углядишь. Тянут больше.
Миновали хутор, выехали на прямую дорогу, асфальтированную и потому недолгую. Поднимешься на увал - и вот уже маячат вдали маковки старых верб да осокорей, светит белью водонапорная башня возле скотьих дворов, на краю хутора.
Вначале поехали к свиноферме.
- В свинарнике чего не работать... - сказал Ваня, провожая глазами встречный мотоцикл с коляской. - Кашу бери, пожалуйста, хоть два ведра, хоть три. Корми домашность свою. Тем более при колесах... - проводил он взглядом еще один мотоцикл. - Корма вольные, поросят берешь...
- Как это берешь? - возразил Корытин. - Они ведь колхозные.
- Колхозу тоже достанется. Так положено, - убеждал Корытина мальчик.
Когда вошли они в свинарник, им навстречу попалась пожилая женщина с полными ведрами.
- Борисовна, здравствуй!
- Здорово, Ваня.
- Скажи, Борисовна, ведь положено свинаркам поросят забирать? Она же работает?
Борисовна поглядела на гостя и, усмехнувшись, ответила мальчику:
- Ты у нас, Ваня, как старичок. Все знаешь.
Ваня раскрыл было рот, но что-то почуял во взгляде и в голосе своей собеседницы, что-то понял и промолчал. Хотя через короткое время все же не выдержал и убежденно сказал:
- На свинарнике хорошо работать. Я мамку ругаю: меньше пей, говорю, просись на свинарник. Я на велике буду кашу возить. Заведем свиней, будем щи со свининой есть, сало - на всю зиму, а лишнее - продадим.