Страница 10 из 17
Может быть, поэтому Зерешь не сильно смущалась лунной жрицы, и была веселее многих на этом пиру - она привыкла во всем жить своим умом, а точнее, умела ловко защищаться от всех умом трех своих гадателей.
- Я знаю одну интересную историю из древнейших времен, - сказала лунная жрица со странной улыбкой на лице.
- Про утонувшего рыбака, который встретился в чреве рыбы с морской царицей? - полюбопытствовал кто-то с края стола.
- Нет, ещё интереснее.
- А эта история про любовь? - робко спросила царица Астинь.
- Про великую любовь и верность, что не всем дано постигнуть.
И Синтара принялась рассказывать про стродавние времена, когда было принято, чтобы царицы сразу же вслед за мужьями уходили в подземный мир, и непременно брали с собой всех своих слуг, придворных девушек, конюхов, возниц, виночерпиев, охранников и музыкантов на различных инструментах. В этот день женщины так же, как сегодня, наряжались в праздничные одеяния, надевали лучшие свои украшения, подкрашивали глаза и веки зеленой краской, потому что зеленый цвет издавна считался цветом жизни и нового рождения на свет, а затем устраивали в усыпальнице последний, большой пир.
- Они пировали, пили вино, а потом все вместе снова выходили из склепа? - спросила самая нетерпеливая девушка, и уже вовсе не таким веселым, как прежде, голосом. - Они ведь потом уходили, да?
- Да, потом они уходили в другой мир, - продолжала лунная жрица спокойно. - В самый лучший из миров, тот, который на небесах. Но сначала все они занимали в гробнице заранее отведенные места, наливали из общего сосуда в свои чаши яд, и все вместе под музыку выпивали его по команде царицы. А потом могильщики засыпали склеп землей и насыпали сверху большой холм, такой же большой, как и над усыпальницей царя...
Когда лунная жрица закончила рассказ, женщины уже не пили вино, а со страхом глядели на свои кубки, друг на друга и на царицу Астинь. Да и пиршественный зал почему-то вдруг стал казаться слишком мрачным и душным. Без окон, заставленный скульптурами каким-то незнакомых богов, награбленными из греческих храмов, он сильно напоминал склеп... А кто знает, что было подмешено в царское вино?
Зато Синтара наконец-то взяла в руки свой кубок, отхлебнула из него вина и впервые за все это время снисходительно улыбнулась:
- Не бойтесь, - сказала она, - Это очень древняя история, сейчас больше нет таких обычаев. К тому же наш великий царь Артаксеркс ещё очень молод и впереди у него много лет жизни. Пейте, в ваших кубках - не яд, а сладкое вино. К тому же, ритуальные чаши смертис совсем не такиме, какие вы сейчас держите в руках.
- А какими бывают чаши смерти? - поинтересовалась царица Астинь, разглядывая в своей подрагивающей руке золотой кубок в виде большого, только что распустивегося тюльпана.
- Чаша смерти похожа на женскую грудь, - ответила лунная жрица, и голос её неожиданно сделался ласковым и певучим. - Да, именно так, она похожа на женскую грудь с выпуклым соском. Потому что всякий, кто пьет из такой чаши, рождается для новой жизни, как младенец, вкусивший материнского молока.
И тогда женщины тоже заулыбались, потому что все кубки, расставленные на столе, были похожи на самые разные цветы, горделиво точащие на золотых ножках - на розы, лилии, нарциссы, тюльпаны - но, по счастью, ни у кого не оказалось широкой плоской чаши с выпуклыми краями и с круглой ямкой в глубине.
- Хватит нам историй, пора танцевать, - первой поднялась со своего места Зерешь, жена царского везиря, и вслед за ней встали другие женщины, взялись за руки, закружились в хороводе:
- "Раньше было одно, а теперь совсем другое.
Прежде было старое, а теперь все новое.
Не станет больше женщина печенкой своего мужа,
не пойдет с ним вместе в могилу.
Она будет даже пировать от него отдельно,
Среди подруг, среди веселых своих подруг..."
С языка Зерешь быстро слетали слова старой, но как будто бы совсем новой песни, которую тут же хором подхватывали другие женщины - и как же легко и приятно было кружиться пожд эту песню после медового вина! Даже царица Астинь заметно повеселела и тихо, одними губами, повторяла слова песни, которые после каждого припева все больше и больше проникали ей в душу:
"Даже пировать они будут отдельно,
среди подруг, среди любимых своих подруг..."
Все настолько увлеклись танцами, что даже и не заметили, как в зале появился прыткий Авагф, один из семи главных царских евнухов, отвечающий за рассылку указов во все области царства, и за распространение наиболее важных известий внутри дворца.
- Пусть царица Астинь тотчас явится перед лицо владыки в царском венце на голове и в наряде из шелка, чтобы все великие князья и придворные в тронном зале смогли увидеть её красоту! - сказал Авагф, запыхавшись. - И пусть потом царица в том же виде покажется перед всем народом во дворе царского сада, выйдет на помост.
Царица Астинь слегка покачнулась на выскомом тронном месте, тихо охнула и ничего не придумала лучше, как закрыть свое лицо двумя ладонями.
Авагф взглянул на неё и виновато добавил:
- Сильно развеселилось сердце нашего царя от вина, и он много желает такого, чего никогда прежде не требовал.
- А ты ничего не перепутал? - спросила Авагфа Зерешь, привыкшая на правах жены везиря запросто разговаривать даже с царскими евнухами. Может, ты просто неправильно пересказываешь речи царя? Скажи не по-своему, а слово в слово, как приказал царь.
- Царь сказал, чтобы царица Астинь облачилась в свое прозрачное белое одеяние, в котором она по вечерам иногда так ловко пляшет во дворце - то самое, где хорошо виден её живот и золотой поясок на гибком стане, - слегка покраснев, принялся пересказывать Авагф. - И чтобы волосы царицы под венцом извивались в танце черными змеями. И тогда все увидят, что никто не сможет сравниться с её красотой, и увидят...
- Ох, довольно! Молчи! - с мукой в голосе воскликнула Астинь, по-прежнему не отнимая от лица пальцев.
- Все ясно, ты просто пьян, Авагф, - сказала тогда мудрая Зерешь, почти что весело. - Вон как ты сейчас тяжело дышишь, и лицо у тебя сделалось совем красным от вина. Должно быть, ты просто перепутал комнаты и забыл, что тебя послали в женский дом за наложницей или танцовщицей. Поэтому скорее иди к Шаазгазу, стражу царских наложниц, скажи, чтобы он выбрал подходящую женщину для развлечений, нарядил её в бесстыдные одежды и направил к толпе под шатром...
Авагф и впрямь торопливо отступил в дверной проем, но в следующую минуту в зал один за другим вошли шесть других царских евнухов и молчаливо выстроились в ряд. Последним из них стоял Харбона, прижимая к животу кувшин с вином, которое он во время пира старался из своих рук наливать царю.
И тогда Авагф в их присутствии ещё раз громко повторил приказание царя: привести царицу Астинь к царю и...
2.
...показать всему миру её красоту.
"...Потому что не только престольные Сузы со всеми поддаными половина мира уже крепко зажата в кулаке у персидских царей, а скоро и весь мир сделается единой ахменидской державой, как того хотели Кир Великий, и сын его Камбиз Второй, и Дарий, и Ксеркс", - привычно перебрал в памяти Артаксеркс имена, которые уже одним только созвучием придавали ему уверенность в своем великом предначертании.
Но именно теперь, при молодом царе Артаксерксе, твердили в один голос придворные мудрецы, обаятели, тайновидцы и волхвы, умеющие разрешать мысленные узлы, наконец-то совершилась необходимая полнота перемен, и настали дни для главных побед и всемирных завоеваний. Об этом говорят мночисленные предсказания камней и небесных светил, росчерки птичьих крыльев на небе, кровавые внутрености священных животных и колебания воды в хрустальных чашах у гадателей.
Не случайно он носит такое имя - Артаксеркс Лонгиман, что значит Долгорукий. И вовсе не только из-за длинных, сильных рук, способных удерживать самый большой меч. А потому что он, Артаксеркс Лонгиман, благодаря завоеваниям отцов, простирал золотой царский скипетр на сто двадцать семь областей от Индии до Эфиопии. И дотягивался своей властной рукой до таких далеких земных окраин, где люди разговаривают между собой на языках ещё более смешных и непонятных, чем язык птиц, а обличием напоминают обугленные головешки.