Оставался один час

Комаров Виктор

Оставался один час

ВИКТОР КОМАРОВ

ОСТАВАЛСЯ ОДИН ЧАС

Динамик на стене вдруг ожил, и взволнованный голос сообщил: - Приборы показывают массовую перестройку напряжений! Воронов прервал свои объяснения и, даже не извинившись, стремительно выбежал из комнаты. Мареев последовал за ним. По винтовой лестнице они спустились в аппаратную. У пульта, где на большом табло отражались показания приборов, суммирующих данные, поступающие от многочисленных датчиков, размещенных на обширной территории, собрались сотрудники станции, свободные от дежурств. На табло одна за другой вспыхивали все новые и новые цифры, а линии на графиках, отражавшие, как понял Мареев из объяснений Воронова, состояние горных пород, меняли свою форму прямо на глазах. Все это Марееву ничего не говорило, но по тому напряжению, с которым собравшиеся в аппаратной следили за бегущими цифрами, он понял: происходит нечто из ряда вон выходящее. Бросив беглый взгляд на табло и, видимо, сразу оценив серьезность ситуации, Воронов отрывисто спросил: - Прогноз есть? - Затребован - так же кратко отозвался сотрудник, сидевший за пультом. Прошло несколько томительных мгновений. Наконец, на дисплее вспыхнула карта района. И на ней тревожная оранжевая точка - эпицентр надвигающегося землетрясения. Все переглянулись: расположение эпицентра совпадало с тем местом на карте, где находился Синегорск - молодой город с многотысячным населением. Стремительно бежавшие по экрану буквы складывались в грозное предупреждение: "Предполагаемая сила землетрясения - 11 баллов; характеристика - вертикальный толчок и горизонтальные колебания; ожидаемый момент первого толчка - 21 час 47 минут". Собравшиеся в аппаратной вновь взволнованно переглянулись - до начала катастрофы оставался ровно час!..

Вертолет долго "прицеливался", зависнув над маленькой площадкой, и наконец осторожно коснулся каменистой поверхности. Мощная струя воздуха от продолжавшего вращаться винта пригнула к земле низкорослый кустарник. Из открывшейся дверцы спрыгнул невысокий плотный человек в кожаной куртке и серо-голубых джинсах со спортивной сумкой в руке. Помахав на прощание пилотам, он направился к домикам станции... Целый день в горах было душно. Низкие облака прижали к земле теплый влажный воздух, было трудно дышать. Прямо-таки физически ощущалось, что атмосфера наэлектризована и вот-вот разразится гроза. Из-за неблагоприятных метеоусловий Николай Иванович Мареев - корреспондент московского научно-популярного журнала сумел добраться до сейсмической станции "Горная" только к самому вечеру. И доставивший его вертолет тут же улетел обратно, так как летчикам предстояло до наступления полной темноты совершить еще один рейс на астрономическую обсерваторию, расположенную на 600 метров выше. Мареев давно собирался побывать на "Горной", но командировка все как-то откладывалась: то не удавалось вырваться из редакции, то набегали неотложные очередные дела, то приходилось выезжать на всесоюзные и международные научные конференции, на которые нельзя было не поехать. К тому же главный редактор к работам, ведущимся на "Горной", относился скептически. Он любил повторять, что научно-популярный журнал должен освещать только общепризнанные, надежно проверенные научные результаты, а "полуфантастическим" поисковым исследованиям на его страницах не место. При этом, произнося слово "полуфантастическим", он иронически улыбался. К числу такого рода исследований главный относил и работы, которые в течение многих лет вел на станции "Горная" Михаил Сергеевич Воронов, занимавшийся проблемой прогнозирования землетрясений. И не только прогнозирования, но и предотвращения. Именно это направление главный и считал "полуфантастическим". Кандидат физико-математических наук Воронов был одним из тех научных работников, которых журналисты, пишущие о науке, называют генераторами идей. Он был типичным представителем не столь уж многочисленного племени ученых-романтиков, готовых увлеченно, с энтузиазмом трудиться над проблемами, на которые иные "реалисты" не потратили бы и часа. Мареев симпатизировал "романтикам", симпатизировал тем более, что прекрасно понимал: судьба таких людей в науке отнюдь не легка. Лишь немногим из них удавалось достигнуть вершин, чаще всего они уступали свои позиции в борьбе с более солидными и обстоятельными "реалистами", продвигавшимися вперед по лестнице познания хотя и медленно - со ступеньки на ступеньку, но зато надежно и основательно. Романтики же, фонтанируя идеями, наряду с полезными и плодотворными гипотезами обычно выдвигали и немало ошибочных. Развитию науки это, конечно, способствовало. А престижу самих романтиков - вредило. Каждая неудача сказывалась на их научной репутации, вызывала недоверие к их исследованиям вообще. Романтикам можно было сочувствовать, но ничего нельзя было изменить. Мареев и сам не раз обжигался, пробивая на страницы журнала материалы о работах, которые на первый взгляд выглядели весьма заманчивыми и перспективными, даже сенсационными, а затем оказывались несостоятельными. Впрочем, подобные "проколы" не изменили взглядов Мареева, и он всегда стремился поддержать тех, кто дерзал, кто пытался проложить новые пути в неизведанное. Воронов интересовал Мареева особо: это была фигура своеобразная, можно даже сказать, загадочная. О нем ходили всевозможные легенды, а достоверно известного было мало. Жил он на своей горной станции почти безвыездно, в столичных сферах появлялся редко, печатался мало и только в специальных научных журналах. А так как зачастую бывает, что популярность ученого во многом зависит от того, как часто его имя появляется в газетных публикациях и на страницах научно-популярных журналов, то о Воронове знали только специалисты. А специалисты в большинстве относились к нему скептически. Марееву помог случай. Главный уехал в заграничную командировку. Заместитель главного болел. И Николаю Ивановичу удалось уговорить ответственного секретаря, временно осуществлявшего в отсутствие начальства верховную власть в редакции... Направляясь к административному корпусу станции, Мареев размышлял, как лучше действовать дальше. На "Горной" Воронов был отнюдь не хозяином, а только старшим научным сотрудником. Заведовал станцией Сергей Пантелеймонович Слюсаренко - личность весьма солидная, доктор наук, человек, судя по рассказам, не то чтобы вредный, но в высшей степени обстоятельный, типичный "реалист", любивший, чтобы все совершалось постепенно, обоснованно, шаг за шагом, и, по-видимому, настороженно относившийся ко всякого рода научным "завихрениям". По крайней мере это слово он сам употреблял довольно часто. И можно было предполагать, что идеи Воронова Слюсаренко воспринимает без энтузиазма и особого хода им не дает. Все же как-то они уживались, и, насколько Мареев знал, обстановка на станции была довольно мирной. Во всяком случае каких-либо сообщений или даже слухов о стычках или трениях между ними не было. Правда, когда Слюсаренко наезжал по делам в столицу и его пытались расспросить об очередных идеях Воронова, он мрачнел и угрюмо отмалчивался. Сейчас Марееву встречаться со Слюсаренко не очень-то хотелось, предстоящий с ним разговор не вызывал положительных эмоций. Но и обойти начальника станции было невозможно, тем более что разрешение на беседу с Вороновым Мареев получил косвенным путем, через Институт сейсмологии, которому была подчинена "Горная". И у него не было уверенности в том, что это разрешение согласовано со Слюсаренко. При таких обстоятельствах действовать через его голову означало прежде всего повредить Воронову. Думая об этом, Мареев подошел к калитке в массивной каменной стене, которой, неизвестно зачем, со всех сторон была обнесена станция. Его ждали. Вероятно, о предстоящем посещении "Горной" московским корреспондентом из института все-таки сообщили, да и прилет вертолета вряд ли мог остаться незамеченным. Мареева тут же провели в кабинет начальника. Вопреки ожиданию Слюсаренко встретил его приветливо. - Опять Воронов, - ворчливо, но без тени раздражения сказал он, оценивающе поглядывая на Мареева. - "Генератор идей" - так вы, кажется, его называете? Вот он где у меня - этот ваш генератор. - Начальник станции выразительно рубанул рукой по затылку. Но глаза его при этом добродушно усмехались. - Что ж, побеседуйте. У нас тут за последнее время немало интересного. Его угрюмое лицо с крупными чертами, словно вырубленными топором, осветилось неожиданно мягкой улыбкой, и Мареев невольно подумал о том, как опасно судить о людях и взаимоотношениях между ними на расстоянии, основываясь на отрывочных суждениях малознакомых людей и собственных отвлеченных симпатиях и антипатиях. Как ни странно, сам Воронов встретил Мареева куда менее радушно. Когда журналист появился в его рабочем кабинете, он, склонившись над столом, что-то быстро писал и на приветствие ответил не сразу. Потом он все-таки поднялся из-за стола и протянул вошедшему руку, но весь его вид выражал явное неудовольствие. Мареев, однако, не обиделся, понимая, что отрывает хозяина кабинета от дела, к тому же от любимого дела... Сперва беседа складывалась трудно: Мареев спрашивал, Воронов отвечал подчеркнуто односложно, как бы давая понять заезжему корреспонденту, что их встреча не вызывает у него особого энтузиазма. Но, встретив внимательного и понимающего собеседника - Мареев по образованию был физиком, - к тому же доброжелательно настроенного, Воронов постепенно разговорился и даже увлекся. Мареев именно на это и рассчитывал. - Как вы, вероятно, знаете, - говорил Воронов, - электрические свойства горных пород - электропроводность и некоторые другие характеристики зависят от распределения напряжений. Это давно было замечено. А изменение картины распределения напряжений способно дать информацию о надвигающемся землетрясении. Вот нам и удалось в последние годы эту скрытую информацию расшифровать. Мы создали обширную сеть датчиков на разных глубинах, все сведения сходятся сюда на станцию, обработка идет по специальной программе на компьютере. - А прогнозировать подобным методом вы пытались? - поинтересовался Мареев. - Да, у нас тут вполне подходящий естественный полигон - землетрясения происходят довольно часто, правда, в последние пятнадцать - двадцать лет не очень сильные. И наши прогнозы неплохо оправдываются - процентов на восемьдесят. - Но это же грандиозно! - восхитился Мареев. - Такое еще никому не удавалось. - Многое еще предстоит проверить, - возразил Воронов. - К тому же программа для вычислений составлена с учетом специфики нашего района. В общем виде мы эту задачу решать еще не научились. - Ну, а что... в портфеле? - осторожно поинтересовался Мареев, впрочем, без особой надежды на сколько-нибудь определенный ответ - он не забыл, что Воронов не любит преждевременно делиться своими идеями с журналистами. Но Воронов неожиданно засмеялся и многозначительно постучал себя по лбу: - В этом?.. Есть кое-что. - Он лукаво взглянул на Мареева. - Не знаю только, стоит ли говорить? Ведь вы об этом сейчас же напишете. - Обязательно, - в тон ему произнес Мареев. - Обязательно напишу, если, разумеется, идея того заслуживает. - Заслуживает, заслуживает, - без ложной скромности отозвался Воронов. Но идея - это идея... - Что-нибудь из области активного воздействия на возможные землетрясения? - предположил Мареев. - Да, есть такая вполне реальная возможность, - заговорил Воронов, вновь увлекаясь. - И я убежден, что человек в силах решить эту задачу. Он вдруг замолчал. - Так в чем же дело? - осторожно спросил Мареев, когда молчание затянулось. - Мне говорят: нельзя разбрасываться, сперва надо закончить с прогнозированием, а уж потом заниматься активными методами. Тем более они весьма проблематичны. А я считаю, что вопрос нужно решать комплексно прогнозирование и активное воздействие - это две стороны одной и той же геофизической проблемы. Он вопросительно посмотрел на Мареева, как бы приглашая его высказать свое мнение. - Мне трудно судить, - сказал Мареев. - Подход как будто бы верный, диалектический. Но я ведь не знаю, о чем конкретно идет речь. - Конкретно? Ну хорошо. - Воронов вскочил и быстро заходил из угла в угол. - Это два противоположных процесса: напряжения изменяют электрические свойства горных пород, а изменяя электрические свойства, можно вызывать направленные деформации вещества земной коры. - Что-то вроде пьезоэлектрического эффекта? - Именно. Весь фокус в том, чтобы в определенных точках приложить к горным породам некоторую разность потенциалов, соответствующую сложившейся картине напряжений. - И эта картина изменится? - Да, таким путем можно снять угрожающие напряжения и тем самым разрядить "сейсмическую бомбу", подготовленную природой к очередному "взрыву". - Грандиозно! - вновь не выдержал Мареев. - Так за чем же дело стало? Воронов улыбнулся - снисходительно и в то же время немного грустно. - К сожалению, - сказал он, усаживаясь на прежнее место, - пока что все это в основном из области идей. - И ничего не сделано? - Я сказал: можно снять напряжения... Можно. В принципе. Впрочем, техническая возможность создания необходимых разностей потенциалов у нас уже есть. Мы заложили на довольно обширном полигоне большое число электродов. Подвели кабели. Смонтирована система управления с выходом на ЭВМ. Но нет главного - программы для "руководства" всем этим хозяйством. Воронов надолго замолчал. Мареев терпеливо ждал, когда он заговорит снова, чувствуя, что сказано еще не все. И действительно, спустя несколько минут хозяин кабинета снова вскочил и, принявшись быстро ходить по комнате, продолжил: - Понимаете, система очень сложная, с множеством обратных связей... Теоретические принципы как будто бы ясны, но, так сказать, качественно. Эти принципы еще не воплотились в точные математические формулы, которые можно было бы заложить в машину. - Но вы, должно быть, проводили какие-то эксперименты? - Кое-что... Но вот тут-то мы и подошли к главному препятствию. - Нет соответствующего математического обеспечения? - предположил Мареев. - Или необходимой вычислительной техники? - Да нет, препятствие это не технического и не вычислительного свойства... а скорее, так сказать, философского. Мареев удивленно посмотрел на Воронова. - Да, да, именно так, - подтвердил сейсмолог. - Дело в том, что в основе моей работы лежат довольно общие соображения, которые далеко не все разделяют... Мы любим повторять: человек - часть природы. Но при этом не всегда отдаем себе отчет в том, что это значит. - Что же тут неясного? - несколько удивленно переспросил Мареев. - Человек - часть природы, по-моему, этим все сказано. - Не совсем! - возразил Воронов. - Не просто часть, а часть, взаимосогласованная с целым! С природой. Взаимосогласованная!.. Природа породила человека, но он не оторвался от нее. Среда и организм - это единая система. - Не совсем понимаю, - сказал Мареев, - какое отношение... - Имеет, - перебил Воронов. - У нас нет программы, которая могла бы, учитывая распределение напряжений, управлять подачей электрических потенциалов к горным породам. Но есть "устройство", способное решать подобную задачу без программы. Точнее, по программе, вложенной в него природой. Это человеческий мозг. - Мозг? - удивился Мареев. - Именно... Именно мозг. Мозг способен воспринимать угрожающее распределение напряжений как нарушение того естественного равновесия, которое должно существовать между средой и организмом. Такова моя точка зрения. Но с ней не все согласны. - Что ж, - сказал Мареев, подумав, - с этим, разумеется, можно соглашаться или не соглашаться, но, честно говоря, не вижу, как эта ваша точка зрения может быть использована практически. - Распределение напряжений, так сказать их общая картина, с помощью соответствующих электрических сигналов подводится не к вычислительным устройствам, а непосредственно к мозгу оператора. А мозг в это время вырабатывает необходимые команды. - И вы пробовали? - На тренажере. - А на местности? - Пока нет. Дело в том, что в пределах территории нашего полигона находится Синегорск. И мы не имеем права на ошибки, сами понимаете. Тут надо действовать с огромной осторожностью и только наверняка. - А что - может случиться, что, разряжая четырехбалльное землетрясение, вы вызовете девятибалльное? - Ну, вероятно, это несколько преувеличено, - поморщился Воронов, - но, повторяю, ошибаться нельзя. - Понимаю... А эти ваши эксперименты на тренажере... Что вы при этом ощущали? - Что я чувствовал? Ничего конкретного. Как бы это лучше объяснить... Какой-то, что ли, дискомфорт. Некое общее беспокойство, тем более значительное, чем сильнее распределение напряжений отклонялось от нормы. - И каким же образом, исходя из столь расплывчатых ощущений, вы находили нужные команды? - Это происходит подсознательно. Точнее, я усилием воли стараюсь преодолеть, погасить это беспокойство. А подсознание само анализирует поступающую информацию и выбирает оптимальный вариант. - Он помолчал... Думаю, имеет значение и то обстоятельство, что я вырос именно в этой местности и составляю с ней, так сказать, единое целое. - Вы говорите об этом так, будто все проще простого. Сейсмолог пожал плечами. - А ведь, наверное, - продолжал Мареев, - подобные действия требуют огромных нервных усилий, колоссального напряжения? Воронов мягко улыбнулся и вновь пожал плечами, но ничего не сказал.