Куриный бог

Евтушенко Евгений

Куриный бог

Куриный бог — это морской камушек с дырочкой. Говорят, крымские татары считали, что, если сквозь дырочку продеть нитку и повесить камушек на куриный насест, куры будут лучше нестись. Поэтому камушек и прозвали куриным богом. Потом придумали, что куриный бог приносит счастье людям. Мне кажется, что в общем все хоть немножко, да верят в приметы: одни — с детской незащищенной открытостью, другие — втайне, с угрюмой напряженностью.

Я верю втайне.

Когда я бывал на побережье, мне всегда очень хотелось найти куриного бога, но в это лето особенно. Я с нескрываемой завистью смотрел на мощные борцовские шеи парней и тоненькие, с завитками волос шеи девушек, охваченные нитками, на которых, как медальон моря, довер-чиво болтался простенький камушек. Нитка с этим камушком обхватывала даже кирпичную, морщинистую шею старика, который, сидя на балюстраде напротив столовой дома отдыха, с достоинством продавал кизиловые палки.

На пляже совсем рядом со мной одна светская монументальная дама, всегда державшаяся соответственно своей светскости и монументальности, вдруг по-девчоночьи взвизгнула:

— Ой, товарищи, я куриного бога нашла!

И торжествующе побежала показывать всему пляжу, напоказавшись, улеглась под свой китайский зонтик и умильно стала целовать серенькую надежду на счастье, приговаривая:

— Ах ты, мой куриный бог, дорогой! Какой ты молодец, что нашелся! Ты у меня самый красивый, да?

Лежавший рядом со мной знаменитый гомеопат с непристойно обгорелым носом процедил:

— Кудахчет… Теперь, чего доброго, нестись будет.

Но я-то знал, что куриного бога у него самого не было. Гомеопат завидовал.

На следующий день, захватив с собой ласты, маску и подводное ружье, я пошел далеко-далеко, в Сердоликовую бухту. Шел я берегом, с тупой сосредоточенностью глядя под ноги. Проходившие мимо двое коричневых парней в вельветовых шортах, с бородками под «сердитых» молодых людей разговаривали о жизни.

— Что такое Пикассо! Этот Сальвадор Дали такие абстракции выдает, что Пикассо и не снилось!

— Ладно, хватит про абстракции… Видел новенькую из пансионата? Один купальник чего стоит! А конфигурация? Копия Брижит Бардо! Это тебе не абстракция.

У одного из них висел куриный бог, да еще на серебряной цепочке. Меня почему-то особенно привела в раздражение именно эта цепочка. Хотя, видимо, все-таки меня привела в раздражение не она, а то, что на ней было.

— Кстати, Сальвадор Дали не абстракционист, а сюрреалист! — крикнул я им вдогонку, но мой маленький реванш не удался. Они меня не расслышали. Они уже были далеко.

И вдруг я увидел куриного бога. Он был не серый, как обычно, а прозрачный, с коралловыми прожилками. Дырочка была ровно посередине. Он лежал прямо перед белым рубчатым носком моего баскетбольного кеда. Я нагнулся и осторожно-осторожно, как будто боялся, что от одного моего прикосновения куриный бог может рассыпаться, поднял его. И грустно рассмеялся. Дырочка-то была, но не насквозь. Этому камню нужно было еще лет сто, а может, больше, чтобы дырочка протерлась до конца и он стал куриным богом. Сейчас это был только полубог, притворявшийся богом.

Я кинул его в море и с внимательностью, достойной лучшего применения, стал рассматри-вать все другие камушки, лежавшие рядом. Нам ведь всегда кажется, что рядом с полунастоя-щим всегда должно быть настоящее. А когда мы не находим его, то жалеем и о том полунастоя-щем, которое так небрежно и неблагодарно отбросили.

Все эти высокопарные и сомнительные, как всё высокопарное, мысли возникали во мне, когда я с упорством тихого сумасшедшего ковырял кедом побережье. И, уж конечно, пришла мне в голову мысль, что найденный мною куриный полубог символизировал мое личное полусчастье.

— Часики потеряли, молодой человек? — раздался заботливый голос. Гляжу, чего-то всё ищете, ищете…

Около меня стояла крошечная старушка с исполненными неподдельного участия живыми-живыми глазами. Через руку у нее был перекинут еще мокрый купальник довольно веселенькой расцветки.

— Да, да… часы, — почему-то ответил я.

— Давайте-ка вместе их поищем. Один глаз — хорошо, а два — лучше. У меня глаз-то еще хороший, вы не думайте. Я, милок, по годам-то уж на пенсию выйти должна, а всё работаю. Ткачиха я, с Трехгорки, а у нас с плохим глазом держать не стали бы. Зрительная у нас работа. Так где вы их потеряли, часы-то?

— Да тут где-то, — неопределенно ответил я. Идти на попятный было уже стыдно.

— Может, под камушек какой закатились или в расщелинку какую, говорила старушка, ужасно довольная тем, что она заботится о ком-то, и бойко-бойко маленькой ногой перебирала камни. — А ведь красота какая — и камушки эти, и море!.. Ты, милок, первый раз на море?

— Первый, — сказал я неправду. Я почему-то почувствовал, что так надо сказать.

— Тоже в первый? — обрадовалась старушка. — Значит, первое крещение принимаем? Я столько лет прожила, столько вроде видела, а вот моря — не приходилось. Путевкой премирова-ли. Сначала в Кисловодск хотели дать вроде бы по возрасту оно подходящей, но я в месткоме так и заявила: «Вы мне море подайте, а то вот умру и не увижу». Насчет «умру» это я им, конечно, для внушительности сказала — я еще все месткомы переживу!.. Ну куда же твои часы подевались?

— Да бог с ними! — сказал я, уже совершенно пристыженный.

— Как это так, бог с ними? Вы, молодежь, вещи ценить не умеете, потому что они вам легко достаются.

— А может, украл кто. — Я уже каким угодно образом хотел выкрутиться.

Но не тут-то было!

— Нехорошо о людях так, — строго сказала старушка. — Может, часы твои тут рядом валяются, а ты вон какое предполагаешь. Я один раз пришла домой, кошелька хватилась — тоже думала, украли в трамвае или еще где. А в кошельке единый билет был. Меня по нему через бюро находок нашли и всё до копеечки вернули. Стыдно потом было, что так о людях подума-ла… Смотри-ка, камушек какой занятный! — Старушка подняла и показала свою находку. На ее крепенькой ладони лежал куриный бог.

— Это куриный бог, — убито сказал я. — Он приносит людям счастье.

— Правда? — обрадовалась старушка. — Может, он мне принесет, что я Ромадина и Дуську на чистую воду выведу?

— А кто такие Ромадин и Дуська?

— Как кто? Ромадин — начальник ОТК нашего цеха, а Дуська — бригадирша. Раньше Дуська была девка ничего, но как попала в газеты, так и пропала. Орден ей дали, депутатом райсовета выбрали. Это всё по заслугам, конечно. Но завертелся человек. А может, завертели. Заседания, собрания торжественные всякие, а работать-то и отвыкла. Всё время брак дает. А Ромадин ее покрывает: мол, нельзя авторитет подрывать. Неправильно это. Перед работой, как перед Богом, все люди равны… Да где же это твои часы окаянные?

Мои часы, собственно говоря, лежали в кармане. Я всегда их снимал с руки, когда шел к морю, чтобы после не оставалась белая полоска. Я незаметно вынул часы и, когда старушка отвернулась, положил их на берег. Вскоре она их увидела.

— Ну вот же они, вот! Я тебе сказывала, что ты их потерял, — довольно говорила она, протирая циферблат. — Больше не теряй. А если пропадает что, никогда плохо про людей не думай, сперва оглядись. Пойду-ка я еще побултыхаюсь. Ох, уж это море, очень оно мне приглянулось! Жалко, что когда молодой была, не ездила… — И старушка бодро засеменила по тропинке к морю.

На полпути она остановилась и деловито спросила:

— Значит, поможет мне этот куриный бог насчет Ромадина и Дуськи?

— Обязательно поможет, — улыбнулся я, но улыбка получилась какая-то грустная, завидущая. Не то чтобы я ее куриному богу завидовал, завидовал ей — ее уверенности в том, что она всё знает, и что надо делать, и что нельзя. Но немножко — и куриному богу.

Я добрел до Сердоликовой бухты, растянулся на берегу и, лениво поворачиваясь с боку на бок, стал искать в россыпях камушков свое счастье.