Страница 7 из 45
Налево - Пушкинская, здесь жила Дансева, когда ещё ходили в школу. Как она изменилась! Ну да Бог с ней... Всё-таки нельзя так пить. Этим двоим что, они могут керосин выпить, и глазом не моргнут, практика... Мне так нельзя, когда-нибудь плохо кончится.
Двор, подъезд. Если в почтовом ящике пусто - значит, кто-то дома. Ага, есть! Ну вот и хорошо. Теперь можно будет расслабиться, отдохнуть. Приму ванну, переоденусь, загляну в холодильник... А Зинаида пусть звонит - сюда. Буду снисходителен, но немногословен. "Да. Нет. Возможно. Ты полагаешь?.."
Хорошо, что есть лифт. Дверь, куча соседских звонков, хорошо, что есть ключ. Коридор, кухня. "Здрасьте..." Почему так посмотрела? Ну и видок у меня, наверное. Дверь в комнату, ключ. Почему-то открыто. Неужели кто-нибудь дома?
Через шторы в комнату проникает узкая, но ослепительно яркая полоска солнечного света. Кто-то сидит спиной к нему перед телевизором. Поворачивается, быстро встаёт и подходит, это Зинаида.
Удар. Ещё. Очки отлетают, сверкнув на солнце.
Чужим сдавленным голосом: "Очки... осторожно!.."
_______________
Судьба Севы Петрова складывалась внешне благополучно: школа с серебряной медалью, избавление от армии по зрению, университет. Но наряду с этой парадной стороной жизни, рядом с ней проходила другая, более сложная и глубокая, полная тревог и разочарований, беспокойная личная жизнь.
Ещё в детском саду Петрушку очень интересовало, как выглядит то, что находится под трусиками у окружающих его девочек и женщин. Увидеть не представлялось возможности, а подглядывать не позволяло воспитание. Сведения, почерпнутые у сверстников, были столь туманны, что свидетельствовали, скорее, об их полнейшей некомпетентности. Его любопытство было удовлетворено самым неожиданным образом. Одна девочка, которую он, кстати, считал довольно строгой, сказала ему в умывальнике: "Давай глупости показывать". С этого дня они изредка уединялись и, спустив трусики, внимательно разглядывали друг друга, хотя у девочки особенно разглядывать было нечего. Недоумение Петрушки с каждым разом возрастало, а пределом мечтаний девочки было потрогать... Но это было слишком, она стеснялась.
В конце концов их застукала воспитательница. Старая дева от увиденного пришла в ужас и случившееся предала шумной огласке. Последовало разбирательство, очень похожее на судебное, с вызовом родителей, которые тоже так до конца и не разобрались, из-за чего был поднят такой шум.
Так или иначе, но разрыв был неминуем, а у партнёров на всю жизнь сохранился подавленный страх к любовным отношениям. К тому же, открылась измена: на допросе девочка призналась, что у неё был ещё один мальчик, с которым она тоже один раз уединялась в умывальнике.
Только в школе Петрушка начал снова интересоваться противоположным полом. В седьмом классе он увидел первый в своей жизни порнографический журнал. Ребята разглядывали его в туалете на переменке. Это было настоящее потрясение. На цветных иллюстрациях великолепного качества располагались не просто голые женщины, но был показан половой акт во всех его проявлениях и даже по несколько человек сразу.
Петрушка был сражён наповал. Теперь секс больше не выходил у него из головы. Он мысленно раздевал одноклассниц и взрослых женщин - всех, кого видел, - и вступал с ними в сказочный мир сексуальных отношений. Он уже знал, что такое оргазм, но настоящая связь с женщиной ещё долго была для него тайной за семью печатями.
Его самая первая и на долгое время единственная партнёрша появилась только на третьем курсе университета. Как нетрудно догадаться, этой партнёршей была его будущая жена Зинаида.
Сева никогда не был суперменом, девочки на него не заглядывались, но, главное, он сам их боялся. Точнее, боялся близости. Несколько раз, оставшись наедине с потенциальной партнёршей, он начинал так волноваться, что в самый решающий момент пасовал, чувствуя себя абсолютно не готовым... Партнёрши в подобных ситуациях думали преимущественно о себе - о том, как они поведут себя в ходе воображаемого ими сценария. Чаще всего они ожидали настойчивой атаки, в результате которой они, может быть, уступят... Отступление или даже бегство кавалера в решающий момент они считали позором и впоследствии не скрывали к нему своего презрения. Разумеется, Сева это мучительно переживал и считал себя самым несчастным человеком.
В университете он встретил Зинаиду. Она была опытна, глупа и по-женски хитра. Проучившись с Петрушкой меньше курса, она его раскусила. Случайные связи её не удовлетворяли, она хотела мужа или постоянного любовника, удобного во всех отношениях, над которым она бы имела власть. Петрушка был отличник (сама Зинаида числилась неуспевающей), не бабник, ленинградец с пропиской. И ещё ей очень хотелось принять когда-нибудь скромную фамилию Петрова вместо чудовищной Каценеленбоген.
Однажды, во время летней сессии, она в коридоре подъехала к Петрушке с просьбой списать тему из конспекта. Экзамен по этому предмету был уже завтра, поэтому Сева мягко, но решительно отказал. Тогда Зинаида предложила вместе писать шпаргалки. "Где?" - спросил Сева, которого пронзила радостная догадка. "Можно у меня на даче, в Озерках", - как ни в чём не бывало ответила Зинаида.
Это было конкретно. Волна радости и тревоги захлестнула нашего героя.
На этой даче произошло наконец то, о чём Петрушка мечтал, можно сказать, с детского сада. Физически это оказалось даже приятней, чем он ожидал, а вот на эмоциональном уровне - почти ничего кроме волнения. Но для первого раза и этого хватило с избытком, Сева был горд и счастлив. Зинаида действовала умело и тактично, сложностей не возникло. Психологический барьер был снят, путь к большому сексу был для него усыпан цветами.
Подготовка к другому экзамену, в университете, тоже не прошла даром: Зинаида получила свою первую за время учёбы пятёрку, Сева - первую в жизни тройку.
Свадьба состоялась на третьем курсе, не по-студенчески пышно - так, как хотела тёща Эльвира Станиславовна, женщина деспотичная и привыкшая жить на широкую ногу.
В семейной жизни Зинаида оказалась балованной и ленивой. Вполне вероятно, что она изменяла, когда Сева, уже работая в НИИ, отъезжал в командировки. Однако, по возвращению Зинаида так ревниво его допрашивала, что подозрения, если они и были, то сразу рассеивались.