Город

Однако, понимая, что именно от этого хлюпающего ничтожества сейчас зависит и его судьба, премьер подошел к стоящему в углу столику, налил из граненого графина полный стакан "Косорыловки", протянул его Пантокрину.

- На, выпей вот,

- А? Это зачем еще? Не-не, не буду, - запротестовал тот, отводя руку премьера.

- Пей, в бога, в душу, в мать! - заорал Грязнов-Водкин.

- Ты что это, Петя?! - растерянно и удивленно проговорил правитель, но стакан взял. - Пошто кричишь? Я тебя, можно сказать, из грязи, а ты... Нехорошо!

- Пей! - прорычал премьер-министр и так нехорошо посмотрел на правителя, что тот тут же сделал несколько глотков из стакана. Но сегодня все было наперекосяк. Даже привычный напиток не шел, попал не в то горло. Пантокрин закашлялся. Но самогон привел его в чувство и он понял, что надо спасать положение.

В это время в кабинет ворвались председатель общества сексуальных меньшинств Моисеев-Касаткина, генеральный прокурор Василий Хитрый, председатель Верховного суда Баглай Вяткин и недавно назначенная директором телестудии Клара Иосифовна Тятькина. Моисеев-Касаткина бухнулся на колени, отвесил правителю низкий поклон и, как худая баба, с надрывом и завываниями заголосил:

- Спаси, Наисветлейший! Одна надежда на вас, Ваша Гениальность! Не выпускает он нас! Никак не выпускает.

- Кто не выпускает? - не понял Пантокрин.

- Город-сука, я извиняюсь, не выпускает! Он.

- Как это?

- Сковывает тело и все тут. Обратно - пожалуйста, а туда, на волю, ни в какую!

- На какую ещё волю?! - насупился Пантокрин, вспомнив, что он все ещё здесь правитель.

- Ох, извините, Ваша Генмальность! - испугался главный гомосек. Оговорился малость. Спасите! Попросите нечистую силу, чтобы не хулиганила.

- И правильно делает, - вмешался в разговор Грязнов-Водкин. - Пусти козла в огород. Ты, каналья, всех нормальных пацанов совратишь. Нечего тебе там делать.

- Но он и нас не пускает! Ах, ах, ах! - захлебнулась избытком чувств эмоциональная Тятькина, а её безразмерная грудь заколыхалась будто свиной студень.

- А тебе что там делать со своим "Пятым колесом". Ты кроме как искажать факты и пудрить людям мозги ничего другого не умеешь, саркастически рассмеялся премьер.

- Ах, ах, ах! Как вы ко мне несправедливы, Петр Антонович! Это все потому, что я однажды ответила отказом на ваши притязания. Вы мне мстите!

- Да кому ты нужна, каракатица! - презрительно фыркнул Грязнов-Водкин.

- Ах! - выдохнула Тятькина и лишилась чувств.

- Ты, понимаете ли, Петя, того... Прекрати это, - сказал Пантокрин укоризненно.

- Понимаете ли, не понимаете ли, - проворчал премьер. - Ты лучше сделай то, что они говорят.

- Он что, всех не выпускает? - обратился правитель к Василию Хитрому, как наиболее здравомыслящему.

- Нет, только членов правительства и администрации, Наисветлейший, ответил прокурор.

- Что же делать? - беспомощно спросил Пантокрин.

- Вызывай старшего беса, - ответил Грязнов-Водкин. - Его обязали тебе помогать. Вот пусть и помогает.

- Ты думаешь? - с надеждой спросил правитель.

- Уверен, - кивнул премьер. - Вызывай.

- Хорошо, - согласился Пантокрин и робко позвал: - Кеша!

- Чего тебе надобно, старче? - отозвался бес. Он уже давно сидел в кресле в дальнем углу кабинета и равнодушно наблюдал за происходящим.

- Так не выпускает город людей, Кеша.

- Не людей, а только вас, козлов. И правильно делает. Вы нам и там сгодитесь. Скоро все вы станете мелкими бесами и снова начнете пакостить людям, но уже тайно, исподтишка.

- Ну зачем же ты так, - укоризненно проговорил Пантокрин. - Мы ведь с тобой друзья, Кеша. Пособи. Останови затопление города.

- В гробу бы я видел таких друзей, - проворчал старший бес. - Меня на это никто не уполномачивал.

- Как же так?! - беспомощно развел руками правитель. - Ведь тебя ж обязали мне помогать.

- Прежние указания отменены. Теперь я тебе, старый хрен, ничем не обязан.

- Кем?! Кем отменены?! - Дряблые щеки правителя затряслись от страха.

- Барханом.

И Пантокрин интуитивно почувствовал, что это конец, конец всему. Старший демон всегда его недолюбливал, а теперь лишь позларадствует. Что же делать, что делать?!

- Ну, Кеша, родной! - стал униженно просить он беса. - Не в службу, а в дружбу - помоги! Я отблагодарю. Честное слово, отблагодарю!

- Ну, надо же! - издевательски рассмеялся старший бес. - О чести, старый дурак, заговорил. О ней надо с молодости помнить, а не тогда, когда тебя прищучило.

- Помоги, Кеша! - Пантокрин упал перед бесом на колени. - Я знаю, - ты можешь.

- Не было мне на этот счет никаких указаний. А без указаний я не могу. У нас с этим строго.

- А кто может, Кеша?

Старший бес подумал, почесал затылок, ответил:

- Пожалуй, лишь Бархан. Только он.

- Неужто больше никто? - растеряно проговорил правитель. Очень не хотелось ему обращаться к этому насмешнику демону, так как заранее знал, что кроме издевательств ничего доброго от него не услышит.

Но беса уже и след простыл. Того тоже не очень-то грело встречаться здесь с высокомерным демоном. Лучше держаться от начальства подальше - так спокойнее.

Пантокрин, кряхтя, с трудом поднялся с колен. Стыдоба какая! Как это он так оплошал? На колени как? Жить совсем расхотелось. Спину ломило. Суставы хрустели и щелкали. Ноги едва держали, дрожа мелко и противно. Вот так бы лег на диван, закрыл глаза и поминай как звали. Без Танечки теперь ничего неохота. Пропади все пропадом!

- Вызывай Бархана, - потребовал Грязнов-Водкин, подступая к правителю.

- Не, не хочу, - захныкал тот. Лег на диван. - Я уж лучше здесь... Я помирать буду. Идите все, не мешайте.

- Я те помру, каналья, в бога, в душу, в мать! - взревел премьер, вновь сграбастал Пантокрина за грудки, поднял с дивана. - Ты сначала прекрати это безобразие, а уж потом подыхай, хрен с тобой.

- Ах, ах, ах! - пришла в себя и закудахтала Тятькина. - Вы, Ваша Гениальность, самый умный, самый необыкновенный! Вы герой! Только вы один в состоянии нам помочь. Умоляю - спасите нас!

Удивительное дело, не грубость премьер-министра, а именно слова директора телестудии привели Пантокрина в чувство, приободрили. Он так привык к таким словам и так сейчас в них нуждался.