Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 90

- И правильно сделали. После такой напряженки я способен и сутки проспать. Вам что удалось? Рассказывайте.

- Все в полном порядке, Гриша. Я даже не ожидал. Честное слово!

- Как Таня? Вы её видели?

- Конечно. Жива-здорова, говорит, что без памяти любит тебя. Только не понимаю, за что она любит такого оболтуса?! Совершенно не понимаю! Такая девушка, такая девушка! Ты, Гриша, её не заслуживаешь.

А Григория буквально распирала гордость за любимую. Было такое ощущение, что становится огромным и полым, как воздушный шар, внутри одна только гордость, которая все пребывала и пребывала. Того и гляди лопнет или вознесется под потолок. И чтобы снизить давление, открыл "клапан":

- А я о чем говорил?! Да такой девушки нет ни только на Земле, но и в космосе! Она одна! Я как её увидел, сразу понял: все, амба Григорию Орлову с легендарной кличкой Орел, кончилась его вольница, отбуянил, отколобродил он холостяцкие пирушки, пора и остепениться. А полюбила Таня никакого не оболтуса (стыдно вам, пожилому человеку, такие слова говорить), а человека любящего и положительного, с робким, нежным и веселым сердцем, готового её, голубушку мою, на руках отнести на самый край света и вернуть обратно.

- Нет, Гриша, с тобой не соскучишься, это точно! - рассмеялся Березин.

- Что она ещё говорила? Зачем её вызывал Пантокрин? Почему её не было в тюрьме? Рассказывайте.

- В нее, как ты и предполагал, влюбился Пантокрин и сделал ей предложение.

- Вот старый негодник! А она?

- А она влепила ему пощечину. Так что, Гриша, у тебя будет достойная жена.

- Молодец! Но теперь ей, наверное, несладко приходится в тюрьме?

- Да нет, все в порядке. Над ней взяли шефство Толя и Коля.

- А они как? Согласились?

- Как это не парадоксально, но да, согласились.

- А я что говорил?! Они вот такие вот парни! А как Тимка? Вы с ним встречались?

Березин рассмеялся.

- Выдающийся, скажу тебе, кот! Все рассказывал, как ты его коньяком угощал - пытался раскрутить на бутылку.

- А вы?

- А что я? Он мне, мерзавец, внушил, будто я ему обязан. Пришлось ставить.

- Согласился нам помочь?

- Согласился, но, похоже, что-то заподозрил. Попытался было на меня гипнозом воздействовать, выпытать. Но я, как ты и советовал, прикрикнул на него. Он быстро оставил эти штучки.

- Значит все идет пока по плану?

- Да. Все складывается как нельзя лучше.

- Вы когда встречаетесь с Пантокрином?

- Завтра в десять. А теперь я, с твоего разрешению, отдохну. Притомился что-то. - Березин полез на нары.





А у Орлова сна не было ни в одном глазу. Выспался. Что делать ночь? Посмотрел на часы. Всего-то десять часов. Придется до утра маяться. Хоть бы было что почитать. Н-да. А все-таки он не зря оказался в этом городе. Очень даже не зря. Одна Танюша стоит того, чтобы пройти через десяток таких городов. Честно. И вообще, у каждого мужчины должен быть на пути такой вот город. Им проверяется, кто ты есть на самом деле. Так-что все нормально.

И в это время рядом с кроватью Григория отановился высокий, худой парень, лет двадцати трех - двадцати пяти. Красивое, несколько удлиненное лицо его, обрамляла светлая, жидкая бородка. Большие умные глаза были печальны и задумчивы. Черная длинная рубаха навыпуск делала его похожим на попа. Однако креста у него на груди не было. "Христосик", - сходу придумал Орлов ему кличку.

- Вы Григорий Алексадрович Орлов? - спросил парень. Голос у него был приятным и ровным.

- Он самый, - кивнул Григорий.

- Вы позволите? - Христосик сел рядом с Орловым на нары. - Разрешите представиться. Я Максим. Вы вероятно слышали обо мне? Меня здесь зовут отцом Максимом.

Да, Орлов слышал о нем. Как-то на днях обратил внимание на стоящий в стороне от бараков небольшой, светлый и нарядный двухэтажный дом, спросил о нем у Григорьева. Тот ответил, что в доме живет отец Максим со своими помощниками неофитами. Что молодой поп проповедует новую веру в Бога Создателя, ниспровергающую все существующие божественные учения. Человек он несомненно умный, образованный и одаренный. Раз в месяц в воскресенье читает проповеди в церкови. С Максимом ему также советовал познакомиться и отравитель Орлова главврач.

- Что ж, приятно познакомиться. А вы уверены, что именно я вам нужен?

- Да, брат.

- Странно, чем это я заслужил ваше внимание? Раньше я предпочитал не иметь дело с попами. И потом, как вы меня нашли?

- Мне сказал о вас правитель города.

- Пантокрин?! - удивился Орлов.

- Да, он, - кивнул Максим. - Он мне сказал, что вы его дальний родственник.

- Боже упаси! Мы с ним никак не можем быть родственниками, святой отец. Меня родила женщина, а его - обезьяна.

Максим улыбнулся,

- Веселый вы человек, Григорий Александрович!

Григорию не понравился покровительственный тон Максима. Разговаривает так, будто снисхождение делает. Сам пришел, а такое впечатления, что он, Орлов, должен прямо-таки кричать от счастья, разговаривая с ним.

Почувствовал, что начал заводиться. Попы в добрые-то времена не прибавляли ему положительных эмоций, а тем более сейчас, в этом богом забытом городе, кишащем нечистью. К тому же, этот пришел к нему явно по поручению Пантокрина. Он что, хочет в свою веру обратить что ли?! И не в силах скрыть своего раздражения, Орлов зло проговорил:

- Весел и счастлив, как может быть только счастлив человек, сидящий в сумасшедшем доме. Вот, к примеру, как вы, ваше преподобие.

Максим опять улыбнулся. Красивое его лицо было спокойным и безмятежным.

- Вас, действительно, обуял бес, брат. Это его словами вы говорите.

- Об этом вам тоже Пантокрин сказал?

- Я это и сам вижу.

- Ох, обуял, отец! Ох, обуял! Так обуял, что спасу никакого нет. Честное слово! - сокрушенно вздохнул Орлов. - А вы, я так понял, пришли меня спасать, верно?

- Никто не спасет человека, если он сам того не захочет. Свою скромную роль я вижу в том, чтобы помочь людям на этом тяжком пути нравственного обновления добрым словом Создателя нашего.

И Орлов почувствовал, как в груди у него закипает глухое раздражение против этого молодого и невозмутимого попика. Еще один спаситель человечества объявился! Сколько их уже было, этих спасителей. Несть им числа. И Григорию захотелось вывести нового мессию из себя. Показать ему кто есть кто. Очень захотелось. И, отбросив миндальничание, сознательно грубо проговорил: