Страница 36 из 73
...Когда дядя Клим подполз к жене, она была без сознания. Он осторожно взял ее на руки и понес. Эсэсовцы продолжали упорно преследовать отчаянного партизана. Они решили, что он в их руках, и, поднявшись во весь рост, шли к нему цепью. Дядя Клим понял, что окружен. "Нет, гады, не таков дядя Клим, чтобы в руки вам сдаться!"
В последний раз всмотрелся он в бледное лицо Елены и выдернул чеку из гранаты. Раздался взрыв...
Так погиб храбрый командир и разведчик.
СИБИРЯК
"Прощай, Журавка!"
В один из майских дней 1944 года я получил из Центра радиограмму, в которой предписывалось: провести тщательную разведку крупного железнодорожного узла города Лиды.
Я уже бывал в Лиде дважды со своим помощником Дмитрием Стенько. Первый раз в город нас сопровождал командир партизанской подрывной группы из бригады имени Пономаренко Николай Алексеев. Его нам рекомендовал комбриг Семен Григорьевич Ганзенко.
Николай Алексеев оказался человеком сильной воли, опытным разведчиком. Он много помогал нам в нашей работе. Перед тем как попасть в партизаны, он успел хлебнуть военного лиха. А было это так...
Рядовой Алексеев заканчивал службу в пехотном полку под Могилевом и собирался ехать в родную сибирскую деревеньку, которая называлась ласково - Журавка.
Ночами сны частенько переносили Николая в тайгу, в окрестности родной деревеньки... Где только он не бывал за ночь: и у друзей, и на охоте с дедом... И только лишь отрывистая команда "Подъем!" мгновенно возвращала Николая к действительности. Он вскакивал, быстро натягивал брюки, сапоги, гимнастерку и одним из первых становился в строй.
Так было и в ночь на 22 июня 1941 года. Крепок был солдатский сон. Ехал Николай на попутном грузовике по грунтовой дороге в родную Журавку. Он вдыхал аромат тайги. Вот и родной дом, бабушка Улита на крылечке... А вот и сестренка... Николай лихо соскакивает с кузова машины, устремляется к дому...
- Рота, в ружье! Боевая тревога!!!
В первые секунды Николай не мог понять, где он находится; увидел, как испуганно соскакивают с кроватей его товарищи. "Тревога! Тревога!" - снова донеслось до него, и на этот раз Николай уже явственно различил голос дневального...
Было половина пятого утра. Полк выстроили около казармы. Командиры торопливо, сосредоточенно отдавали приказания... Через час полк в полной боевой готовности вышел в поход и во второй половине дня приблизился к деревне Петровичи, западнее Минска. Здесь в березовом лесу, возле небольшой речушки Волма, сделали привал. Командир полка Лихачев подъехал на взмыленном коне к первому батальону, привстал на стременах и громко отдал приказание:
- Привал продлится до пяти часов. За это время всему личному составу привести себя в порядок: постирать портянки, приготовить пищу, поесть, отдохнуть и быть готовым к новому походу.
Лихачев резко повернул коня и поскакал к шоссе. За ним следовали еще три верховых. Красноармейцы переглянулись. Стороной, в направлении Минска, через ровные интервалы пролетали немецкие самолеты со зловещими крестами, а через несколько минут стали слышны сильные взрывы.
Николай с тревогой смотрел на самолеты и чувствовал приближение чего-то страшного. Даже его друг, рядовой Сергей Артеменков, балагур и весельчак, и тот приумолк, затих. К реке подъехала радиопередвижка, и вскоре все услышали леденящие душу слова: "Германия вероломно напала на Советский Союз..."
Примостившийся рядом с Николаем Сергей Артеменков скрутил в жгут портянку и яростно выжимал ее.
- Эх, родимый, сердцем чувствую, что каша заварилась крутая... Короче говоря, Николаша, не видать нам с тобой сибирячек... По крестику получим и аминь...
Николай с грустью посмотрел вслед очередной группе самолетов с черно-белыми крестами:
- А я думаю, Серега, что их кресты им и останутся...
Под вечер вернулся командир. Полк был поднят по тревоге. И - снова в поход. Но длился он недолго. На рассвете под Волковыском с ходу вступили в бой с немцами. Николай хорошо видел стальные громады - танки с крестами. Они нахально лезли прямо на окопы, на ходу поливая все вокруг пулеметным огнем. Пулеметная и винтовочная трескотня смешалась со взрывами бомб, воем моторов и скрежетом металла. Все это наводило ужас, сеяло смерть. Почти сутки полк удерживал занятые позиции, затем пришлось отступать...
Только под Оршей полк снова вступил в бой. В тот день немцы раз десять поднимались в атаку и каждый раз откатывались назад, оставляя убитых и раненых. Неожиданно слева появились тяжелые немецкие танки. Они на мгновение как бы замерли, а затем с неистовой силой ринулись на наши войска... Устоять против бронированных чудовищ, казалось, не было никакой возможности. Но вдруг справа вспыхнул сноп огня, а затем послышался гром пушек. Загорелся один танк, другой, третий...
- Эх, молодцы ребята! - вырвалось у Николая. - Так их и надо кромсать!..
Но немцы, встретив сильный огонь наших артиллеристов, на ходу перестроились и клином двинулись на наши позиции. Из-за леса показалась черная туча самолетов с крестами. Вот первые хищники ринулись вниз... Качнулась земля под ногами, вздыбилась рядом деревушка, и все утонуло в кромешном аду...
"Сестра, я буду жить?.."
...Очнулся Николай от нестерпимой боли. На губах запеклась кровь, во рту пересохло, на зубах скрипел песок, было трудно шевельнуть языком. Тело горело, сильно хотелось пить. Стараясь припомнить, что с ним случилось, он широко открыл глаза, осмотрелся. Сначала как сквозь туман увидел сероватое небо, затем дырявые бревенчатые стены. Это был огромный старый барак без крыши. Откуда-то издалека доносилась едва слышная артиллерийская канонада.
Мимо барака прогрохотали несколько тяжелых танков, простонали груженые автомашины. Николай увидел, что вокруг лежат раненые с забинтованными головами, перевязанными руками и ногами. Из темного угла доносились тихие стоны и рвущие душу рыдания, там лежали бойцы без рук и ног.
Вдруг лежащий рядом с Николаем раненый солдат вскочил на ноги:
- Братцы, дорогие, пристрелите меня! Пристрелите, прошу вас... О-о-о! Проклятие!..